Мне было девять лет, когда я с моим восьмилетним братом Петей и мамой приехала впервые в небольшой уральский городок к бабушке и дедушке. Приехали мы в конце декабря, перед Новым годом. Помню, меня просто поразили огромные сугробы снега, которые были для нас в диковинку, ведь, на Кубани, где мы жили, столько снега никогда не было. Потом я удивлённо рассматривала дом, в котором жили родители нашей мамы. Он был из огромных, почти черных брёвен, я даже задумалась, как же их так ловко уложили друг на дружку?
Но самое, что меня впечатлило - это сами бабушка Тося и деда Митя. Они так светились от счастья, увидев нас, что казалось, выключи свет и они будут освещать дом своими улыбками. Глаза их были добрыми, а руки очень мягкими. И ещё - они очень вкусно пахли. Дед - душистым сеном, а бабушка - пирогами с малиной. В первый же день я и Петька спали на печи. Там было немного твердо, но жутко интересно.
А на следующее утро, когда мы спустились с печки, увидели, что по дому хлопочет одна бабушка Тося, наша мама с дедом куда-то ушли.
- Хорошо у вас тут, - обняла я бабушку, - И вы такие добрые.
- А у нас тут все люди добрые, - улыбнулась бабушка и погладила меня по волосам, - Зимы у нас холодные, так что люди внутренним теплом греются, не только печками. А еще у нас тут все мужчины смелые и сильные. Вот знаете, как мы с дедом вашим познакомились? Хотите расскажу?
Я сразу закивала, мне было очень интересно, каким смелым был мой дед Митя. Бабушка села на табурет, блаженно вздохнула, зачем-то посмотрев на потолок, и начала рассказ:
- Приехала я однажды летом к тете своей, в небольшой поселок. Мне тогда только восемнадцать исполнилось. Красивая я была, бровки черные, коса длинная, талия тонкая. За мной много парней увивалось, а я ни на кого не смотрела, все ждала особенного кого-то. Иду я по улочке, сумку тяжелую несу, мама моя гостинцев городских сестре передала, дохожу до края поселка, где тетка жила и вдруг вижу – прямо на меня бык летит. Огромный, глаза красные, ноздри, как меха у кузнеца раздуваются.
Я вскрикнула от страха, вижу, что не успею убежать, застыла на месте, а сама сумку крепко держу, думаю, погибну, но гостинцы не рассыплю. Глаза зажмурила, смерти жду. Слышу, бык мимо пробежал и… затих, только пыхтит где-то рядом. Я осторожно один глаз открыла, смотрю – позади меня парень стоит, высокий, плечи с аршин. Но не это главное. А то, что он спокойно быка того за рог держит, легко так, будто щенка на поводке. Бык голову опустил и стоит смирехонько, сопит себе. Я второй глаз открыла, на парня смотрю и думаю, вот бы мне такого мужа, смелого, сильного, чтоб ничего с ним по жизни не страшно было. А тот тоже замер, верно, взгляд отвести от моей красоты не может. И молчит, сильный-то сильный, а передо мной засмущался. Ну я сама и сказала, что к тетке иду, Рае Любавкиной, вон ее дом. Он кивнул, опять молча, а вечером пришел на танцы меня звать, говорит, весь день только обо мне и думал. Больше мы уж не расставались, - бабушка обняла обеими руками меня и Петьку, задумалась на минуту, а потом охнула, вспомнив, что кашу из печи пора доставать.
Наелись мы с братом той каши так, что потом два часа на печи отлеживались, даже задремали немного, а когда слезли, то застали одного деда, он какие-то веточки тоненькие перебирал.
- Деда, - не удержалась я, - А ты быков совсем не боишься?
- Отродясь не боялся, я ж в селе вырос, не в городе. Кстати, если б не бык, я бы с вашей бабушкой не познакомился, - дед как–то загадочно усмехнулся.
Петя открыл было рот, чтобы сказать, мол, знаем мы уже, но я его зачем-то толкнула в бок, а деда попросила:
- Расскажи, нам так интересно!
- Да что там рассказывать-то, - засмущался дед, - Иду я как-то домой из больнички нашей сельской. Зуб у меня разболелся, так я лечить ходил. Иду, за щеку держусь, а впереди меня пигалица какая-то незнакомая с сумкой больше ее топает. Я хотел помочь ей, но зуб еще болел, и я решил, что добрые дела можно отложить на следующий день. Тут я как раз до своего дома дошел и вдруг вижу, мой бычок Гром бежит мне навстречу. Он веревку, которой был привязан на поляне, порвал и домой полетел. А тут еще меня увидел, он же знал, что у меня в кармане для него всегда кусочек хлеба лежал. Я Громку с малого растил, корова как отелилась, заболела, молоко у нее плохое стало, вот и пришлось его с бутылочки кормить. Он меня за мамку свою и считал, любил безумно. Так вот, летит он мне навстречу, а между нами-то пигалица эта. Как заверещит, она подумала, что Громка на нее несется. Визжит стоит, сумку обеими руками держит. Но не убегает, как местные наши девчата, я их проверял, - тут дед хитро захихикал, а потом продолжил: - Гром визга этого перепужался, девчонку оббежал стороной и ко мне. Мордой мне под мышку уткнулся, трясется весь стоит. Я погладил его, успокаивая, вскоре и пигалица замолчала. Глаз один открыла и смотрит на меня, как на героя какого, восхищенно так. Я даже про зуб забыл, стою, думаю, одноглазая она или ее от страху так перекосило? Тут она второй распахнула и на соседний двор рукой машет, мол, к тетке она приехала. Я обрадовался, что она нормальная, с двумя глазами-то, а вечером, когда на танцы в клуб пошел, увидел, как она у калитки стоит, скучает, ну и позвал ее с собой. Она запрыгала от радости, а я присмотрелся - ничего девчонка-то. Женился, вот, на свою голову, - дед скорчил печальную гримасу и вдруг, широко улыбнувшись на свои три зуба, громко воскликнул: - На такой красавице, да умнице, да, Тосенька?
Мы резко обернулись и увидели в дверях комнаты бабушку, которая стояла, грозно держась за свои немаленькие бока. Баба Тося несколько секунд старательно хмурилась, но не выдержала и громко расхохоталась, пригрозив супругу пальцем.
Много лет прошло с тех пор, а мы с Петей часто с добрым смехом вспоминаем, как рассказывали нам бабушка с дедом каждый свою версию их знакомства. Версии у них были разные, а любовь-то одна на всю жизнь…