Карина жутко волновалась, спускаясь по ступеням и едва не упав, споткнувшись, перелетев через три ступени. Резко остановившись, она выдохнула и вышла из подъезда. Было очень холодно, снег лежал повсюду, дверца чёрного автомобиля открылась и вышел Игорь Дмитриевич, он увидел Карину в окно машины. Она подошла к нему, он пригласил её сесть на заднее сидение. Карине казалось, что Игорь Дмитриевич слышит биение её сердца. Прижав руки к груди, она застыла, выпрямив спину, едва дыша, не прислоняясь к спинке сидения.
- Ну что с тобой? Неужели ты меня боишься? - наклонившись к её лицу, тихо спросил Игорь Дмитриевич.
Карина боялась, но его ли или то, что будет дальше, она и сама не знала. Девушка подняла голову и внимательно посмотрела в его глаза.
- А должна бояться? Я Вас не знаю, не знаю, что ждать от Вас, - ответила Карина, вновь опуская голову.
Но Игорь Дмитриевич не дал ей этого сделать, он за подбородок приподнял пальцами голову девушки и Карина не успела подумать, что за этим последует, как он прильнул к её горячим губам, крепко обняв за талию и прижав к себе. Карину никогда никто не целовал, она была растеряна и напугана, тонкий пуховый платок сполз с её головы. Она упёрлась руками в его грудь, пыталась оттолкнуть его. Но поцелуй был долгим и таким нежным, что Карина расслабилась в объятиях Игоря Дмитриевича. А когда отпустив, он взглянул на неё, она отвела взгляд и заплакала.
- Ну что с тобой? Тебе ведь понравилось, я чувствовал это, - в самое ушко девушки сказал Игорь Дмитриевич, обняв её за плечи.
- Меня никто никогда не целовал, а мы с Вами знакомы всего два дня, так нельзя... это неправильно, - не поднимая головы ответила Карина.
- Поехали! - взглянув на своего водителя, громче сказал Игорь Дмитриевич парню, который сидел за рулём, словно изваяние, не издав ни звука, даже не шолохнувшись.
Карине стало неимоверно стыдно, она только сейчас, в тёмном салоне автомобиля, различила силуэт парня.
- В Асторию? - не поворачиваясь, спросил водитель.
- Да и быстрее, - ответил Игорь Дмитриевич.
Карина родилась в Ленинграде, прожила тут четырнадцать лет, пока не началась война. Нет, в ресторане Астория она не бывала, но слышала, что это один из лучших ресторанов города.
- Я не надолго, мне нужно домой вернуться, - наконец взглянув на Игоря Дмитриевича, сказала Карина.
- Я хочу познакомиться с тобой поближе, посидим, потанцуем, ты ведь не против? - не убирая руку с плеча Карины, спросил Игорь Дмитриевич.
- Буквально на час, я не против, - ответила Карина.
- Можно подумать, ему так важно, согласна я или нет. Что его водитель обо мне подумает, ужас... - подумала Карина.
Они подъехали к ресторану, Игорь Дмитриевич первым вышел из машины и подал руку Карине.
- Жди в машине, - сказал Игорь Дмитриевич водителю, а тому, видимо, было не привыкать, он молча кивнул головой.
Игорь Дмитриевич провёл Карину через массивные двери в огромный холл, где помог ей снять пальто. Он так же снял и своё пальто и шапку, всё это принял у них в гардеробной старый швейцар и сам повесил на вешалку, тут же протянув номерок Игорю Дмитриевичу.
- Прошу Вас, проходите, в зале есть места, - сказал мужчина, открывая дверь зала.
Они прошли за колонны и сели в углу за отдельный столик. Вскоре, стол был накрыт, Карина сидела, словно на иголках. Она никогда не бывала в ресторанах, напротив неё сидел мужчина, о котором она и мечтать не могла. А вспоминая, как он её поцеловал, её охватывала дрожь до кончиков пальчиков ног, по телу пробегали мурашки.
- Ты очень красивая и имя у тебя необыкновенное! Я тебя сразу заметил на вокзале. Вчера я из Москвы приехал, ездил... ну неважно, по делам ездил. А тут ты, стоишь... замёрзла в старом пальтишке, а глазки такие, ты мне сразу понравилась, правда, - положив руку на руку Карины, сказал Игорь Дмитриевич, глядя в её глаза.
- Пальто мне в Ташкенте дали люди, у которых я жила, - ответила Карина.
- Расскажи об этом, как там, как живут люди в Ташкенте? - убрав руку и наливая в бокалы вино, спросил Игорь Дмитриевич.
- Если бы не эти люди, многих бы и в живых сейчас не было, меня тоже. Узбеки очень добрые, последнее отдадут, гость для них - святое. После того, как наш поезд разбомбили, а я подумала, что мама погибла, одежда пришла в негодность, порвалась и обгорела. Мы же в начале лета уехали, вещи были, но кто о них будет думать, они конечно затерялись. Тогда... брат погиб, а ему было всего десять лет. Очень страшно было... - глядя в одну точку на столе, говорила Карина.
- Всё это в прошлом, дорогая, не стоит вспоминать об этом. Поверь, мне очень жаль твоего брата, но ведь твоя мама выжила, а это уже счастье! Давай с тобой выпьем, выпьем за тебя, чтобы всё у тебя было хорошо, - слегка ударив бокалом о бокал, который он поставил перед Кариной, сказал Игорь Дмитриевич.
Карина никогд не пила вино, она кроме лимонада в жизни ничего и не пила. Но сейчас... сейчас ей захотелось выпить, быть может почувствовала себя взрослой, впрочем, ей было восемнадцать лет, она хотела забыть обо всём и взяла в руки бокал. Потом Игорь Дмитриевич пригласил её танцевать, Карина, танцуя с ним, озиралась по сторонам, поражаясь тому, насколько тут, в ресторане, другие люди. Не все, но в большинстве холёные, сытые лица, довольные жизнью, были и военные, с довольно красивыми женщинами, но вели они себя привольно, что ли. А мама, её мама, не могла себе позволить съесть то, что принёс для них Игорь Дмитриевич и неизвестно ещё, сможет ли есть.
- Скорее всего, эти люди и в блокаду жили неплохо, - подумала Карина, глядя на пышных форм женщин и пьяных мужчин, в обнимку танцующих рядом с ними.
Игорь Дмитриевич, обняв Карину за талию, что-то говорил ей, делал комплименты, от выпитого вина, у неё закружилась голова.
- Что с тобой? Ты побледнела, тебе поесть нужно, давай присядем, сейчас горячее принесут, - уводя её к столу, сказал Игорь Дмитриевич.
Он был в довольно дорогом костюме, при галстуке, уверенный и спокойный, словно вовсе не было войны и эти люди... Карина была поражена. Сев за стол, она выпила лимонад, тут принесли горячее, это было жареное мясо с гарниром и подливой, с красиво нарезанными кусочками огурца.
- Приятного аппетита. Ешь, дорогая, вот... давай ещё выпьем, - наливая в бокалы вино, говорил Игорь Дмитриевич.
И Карина выпила, почему-то подумав о матери.
- Маме это не понравится... но я уже взрослая, - подумала она.
С аппетитом поев, они посидели ещё около часа, допив бутылку вина, потом Карина сказала, что ей пора домой. Расплатившись за стол, Игорь Дмитриевич провёл Карину в холл и помог надеть пальто. Надев и своё пальто, они вышли на улицу, пока их не было, водитель в машине уснул, но проснулся тут же, как открылась дверца его автомобиля.
- Может поедем ко мне? У меня пластинки новые есть, Любовь Орлова, Утёсов, Шаляпин... что скажешь? - спросил Игорь Дмитриевич.
- Вы считаете это правильным? В первый день знакомства ехать к мужчине, которого толком не знаешь, я не могу. Отвезите меня домой... пожалуйста, - ответила Карина.
Выпитое вино не давало ей здраво мыслить, но осознание того, что он предлагает недопустимое, до неё доходило.
- Хорошо, как скажешь, поехали, Володя, - громче сказал Игорь Дмитриевич.
К отказам этот человек, кажется, не привык, но девушка ему очень понравилось и он решил быть более терпеливым, надеясь, что однажды она не сможет ему отказать.
- Она не похожа на других, видно, ещё ни с кем в близких отношениях не была и кажется не соврала, что её ещё никто не целовал. Может Ташкент её изменил? Но мне нравятся такие, чем не жена мне? Тем более, мне предложили работу за границей, намекнув, что я могу поехать в Венгрию только будучи женатым. Ладно, время покажет, - думал Игорь Дмитриевич, как вдруг Карина склонилась и положила голову ему на грудь.
Взглянув на неё, Игорь Дмитриевич увидел, что она спит. Вино и переживания взяли своё, молодой человек улыбнулся.
- Володя... едем ко мне... - сказал он, обняв Карину за плечи.
Анвар прошёл по улице до конца и вернулся обратно. Зайнаб он так и не нашёл и зашёл во двор.
- Зайнаб? Сестра, ты где? - крикнул Анвар, пройдя по двору.
Брат и сестра с самого детства называли друг друга на ты, хотя Анвар и был младше Зайнаб, но она позволила ему это, так как относилась к брату уважительно, а после гибели отца, Анвар стал для неё главным мужчиной в доме и Зайнаб часто слушалась его.
- Анвар, я тут! - услышал парень и бросился в хлев, где была корова и за ограждением телёнок, которых Машкура опа берегла, как зеницу ока, называя корову своей кормилицей.
А когда она ещё и отелилась, Машкура опа была очень счастлива. Анвар, забежав в хлев, увидел сестру в углу, где лежало сено. Она сидела на корточках, но тут же поднялась и подошла к нему.
- Ты что тут делаешь? Замёрзла, наверное? Пошли в дом, - сказал Анвар, взяв сестру за руку и выходя из хлева.
- Мне страшно, там мама... я не пойду, - ответила Зайнаб.
- Она успокоилась. Не обижайся на неё, что бы она ни говорила, она наша мать и мы должны проявлять к ней уважение. Видимо, она напугана, это пройдёт. Пошли, - потянув сестру за руку к дому, сказал Анвар.
Зайнаб медленно, со страхом пошла за братом. А когда они вдвоём вошли, Машкура опа сделала вид, что не видит их. Она угрюмо сидела на курпачи за хантахтой и пила чай, макая в пиалку чёрствый хлеб.
- Садись, поедим вместе. Я голоден, готовь на стол, сестра, - сказал Анвар, присаживаясь на курпачу.
Машкура опа, нахмурившись, поднялась и взяла с подоконника косушку с порезанной неровными кусочками редькой, затем с казана, который стоял на печке, положила в блюдо машкучири без мяса и села на место. Ничего не говоря, Анвар стал есть, из своей комнаты, переодевшись, вышла Зайнаб и присела на край курпачи. Машкура опа положила перед ней ложку и кусочек чёрствого хлеба, исподтишка взглянув на дочь. Она заметила опухшие глаза, покрасневшие щёки Зайнаб, сердце матери сжалось.
- Что случилось, то случилось. Если родственники твоего отца будут приезжать к нам, самое дорогое место в доме для них. Не будут... что ж, сами знают, просить не будем. А у меня, сами знаете, нет никого, отец Ваш сиротой меня взял, помню, все его родственники были против меня, особенно дядя Сабит. Мир праху Ёдгору, я не желала его смерти, так было угодно Аллаху. И на этом всё! Ничего не хочу обо всём этом слышать. А ты, дочка, не обижайся на мать, я тебе зла никогда не желала. Но сама знаешь, война забрала лучших ребят, женихов вовсе нет! А вдруг в девках останешься, а? - говорила Машкура опа, размахивая левой рукой, а правой продолжая есть.
Зайнаб молчала, не зная, что ответить матери.
- Мама, не печальтесь. На всё воля Всевышнего, как суждено, так и будет. Чья дочь на нашей улице учится на врача, а? А Зайнаб учится, она доктором станет и все нас уважать будут. Даже те же родственники, дядя Сабит ещё приедет прощение просить, вспомните мои слова, - сказал Анвар.
- Как же хорошо, что он был маленьким и на войну его не взяли. О, Аллах, ведь и его могли убить, тьфу-тьфу, не дай Аллах, - подумала Машкура опа, с нежностью глядя на сына.
Зайнаб знала, что мать больше любит брата, она помнила, что её больше любил отец, но его теперь нет, а она любит свою мать больше жизни и брата очень любит.
- Да я и не печалюсь, сынок, письмо вот прочла, да испугалась. А потом подумала... а что такое? Они за двести семьдесят километров от нас, приезжают раз в год, только жаль Ёдгора, хорошим мужем мог бы быть для Зайнаб, - всё же высказалась Машкура опа.
- Мама, он был болен! Понимаете? Болен! И поверьте мне, через год, если бы Вы настояли на их свадьбе, они бы привезли тело моей сестры, а может и там бы похоронили. Эркин сказал, что болезнь была заразная, да и не были бы они счастливы! И всё на этом! Ничего не хочу о них слышать. Понимаю, нужно было бы поехать на патаха(поминать усопшего), но его уже похоронили и видеть нас они пока не хотят, - сказал Анвар.
При имени Эркин, Зайнаб покраснела, она так давно его не видела.
- Патаха, сынок, поздно не бывает, можно поехать в Ураза Байрам и поехать необходимо, иначе, тогда точно все родственники от нас откажутся. О себе я не думаю, я своё отжила, о вас думаю! - в сердцах воскликнула Машкура опа.
Она так говорила, словно ей было восемьдесят лет, тогда как ей было всего сорок два года. Анвар улыбнулся её словам.
- Пусть Ураза Байрам придёт, там видно будет. Но Вы правы, на патаха, хоть на два часа, нужно поехать. Знаю, это святое. Сам поеду, без Вас, - ответил он, наливая из чайника горячий чай.
- Нет уж! Я тоже поеду, хотя мы втроём должны бы поехать. Они пусть думают, что хотят, а я не могу от них отказаться, твой отец в могиле перевернётся, где ж только его могила! Ох, адаси, где же Вы лежите! Как же нам теперь жить без Вас! - громко запричитала Машкура опа.
Зайнаб испуганно опустила голову, так и не проронив ни слова.
- Хватит, мама! Отец погиб смертью храбрых! В похоронке так и было написано, - положив руку на шершавую от домашней работы на холоде руку матери, сказал Анвар.
Машкура опа второй рукой похлопала сына по руке, потом посмотрела на дочь.
- А ты чего молчишь? За весь вечер ни слова не сказала! Пысмык (тихоня), - сказала Машкура опа, ущипнув Зайнаб ниже плеча.
Зайнаб согнула плечо от боли.
- Ай! А что я могу сказать, ойижон? Как Вы скажете, так и будет, - ответила Зайнаб, поглаживая плечо.
- Да если бы не твой брат, ты бы уже сейчас вдовой была! Ладно, со стола убери, поздно уже, попробую корову подоить, хватит телёнку сосать, большой уже. Анвар, ты бы покормил скотину, не справляюсь я одна на холоде, - сказала Машкура опа, поднимаясь с курпачи.
- Иду! - сказал Анвар, взглянув на сестру.
- Не обращай внимания, сестра, ты ведь знаешь её. Она на язык злая, но сердцем добрая, - сказал Анвар, выходя во двор.
- К тебе добрая... - тяжело вздыхая, прошептала Зайнаб, убирая со стола.