Эпиграф : ВМФ и МВФ не совсем одно и то же.
Людям не нравятся любые природные явления, которые могут помешать им заниматься привычными, радостными делами. Например, наводнение может размыть дорогу в винный магазин и тогда считай Пятница пропала. Или труба лопнет от xолода - придется вытаскивать из затопленного подвала все вещи, которые там накопились за годы. А планировалась поездка на лыжах. И так далее.
К сожалению, ледниковыe периоды и мировые потепления случаются на нашей планете. И, конечно, они приводят в ужас всё человечество. Всё - кроме жителей Мурманска. Привыкли. В этом удивительном городе ледниковыe периоды и мировые потепления сменяют друг друга примерно по десять раз на дню.
И я знаю это не по рассказам Джека Лондона, a из личного опыта. Я прибыл в Мурманск в каком-то застойном году с целью прохождения военно-морской практики. Это называлось "призвали на сборы". Дело в том, что я закончил Кораблестроительный институт по специальности прикладная математика. Одновременно из меня сделали лейтенанта аварийно-спасательной службы. Mудрые дядьки в погонах справедливо опасались, что я могу "на гражданке" забыть все хитрости ремесла, которым меня обучaли на военной кафедре.
Военкомат даже определил срок, за который я должен был освежить знания, приобретенные в ВУЗе, и заодно освоить всё новое, что индустрия предложила за последние годы для спасения затонувших подлодок. На всё, про всё - один месяц.
На вокзал меня провожали немногочисленные члены моей семьи : мама и супруга. К этому времени я уже женился, но детей еще не завел. Они завелись немного позже. Мне собрали в дорогу нехитрую котомку с едой. В глазах женщин стояли слезы и в них же бегущей строкой читалось – “Береги себя”.
По прибытии мне первым делом надлежало явиться на вещевой склад и получить обмундирование. Похоже моего появления не особенно ждали: кладовщик, как пушкинский Кощей, неохотно расставался с накопленным за годы златом. Он тяжело вздохнул и исчез в недрах железо-бетонной избушки.
Наконец, после долгих кощеевых размышлений, мне достался наряд, который мог бы достойно украсить сумасшедшего, возомнившего себя адмиралом Нахимовым. Брюки от парадного костюма с пятнами машинного масла и с пузырями на коленях, сюртук на два размера больше, чем нужно. На плечах погоны с двумя звездочками. Видимо до меня этот предмет одежды носил старший лейтенант потому, что третью звездочку явно вырвали прямо с мясом: из погон торчали короны разорваных ниток, как бывает в воронке сразу после попадания снаряда. Венчала всю красоту мичманская фуражка со слегка помятой кокардой (офицерских на складе не нашлось). В те времена в моде были длинные волосы и я совершенно не желал расставаться с прической. Поэтому я заправил кудри под под забавный головной убор, откуда они местами выпадали. Общий вид был такой будто я служу адьютантом у батьки Махно.
Сперва меня направили в поселок Дровяной, где располагалась эскадра аварийно-спасательной службы. Пришлось идти пешком от автобусной остановки полтора километра. В секретную часть общественный транспорт не ходил. Открывавшийся с косогора вид не внушал гордости за наши вооруженные силы. От всего веяло безысходной тоской. Около берега, засранного горюче-смазочными материалами, лениво колыхались на волнах ржавые понтоны, баржи и еще какие-то плавсредства непонятного назначения, построенные при Петре Первом. Среди этого безобразия выделялся новенький буксир, на который меня и определили для временного проживания.
Буксир только что сошел со стапелей в Финляндии и уже нуждался в капитальном ремонте. Дело в том, что в целях экономии валюты на него поставили отечественную силовую установку завода "Русский Дизель". Вал оказался плохо отцентрованным, поэтому во время пути до места приписки он разбил все сальники и повредил обшивку. Судно подтекало. Обидно, потому что оно толком еще и не поплавало. Но если копнуть глубже, то это было не так уж и важно.
Экипаж не смог бы выполнить но одной боевой задачи в любом случае, потому что расторопные офицеры и матросы сперли все, чем финны заботливо нафаршировали посудину - шерстяные кальсоны для водолазных костюмов, эхолоты, канаты. Даже плоскогубцы. И это удивительно, потому что между городом Турку и поселком Дровяной не было ни одной остановки. Ну ладно - в кальсонах можно где-нибудь в Свердловске cбегать в магазин за картошкой. Но кому и зачем понадобился эхолот? Короче. Корыто стояло накрепко привязанное к причалам чтобы случайно не потонуло раньше времени.
Мне выделили отдельную каюту, вкусно пахнущую свежей краской, и даже дали подушку с оделом, видимо отобранные у матросов. В этой клетке я провел три дня. Столовался я там же: в крохотной кают-компании для меня не хватило места и унылый дневальный приносил мне еду в эмалерованных судочках.
Наконец, пришел приказ о переводе на место постоянноий дислокации. Местом назначения оказался бывший сухогруз "Прометей". Судьба этого плавсредства сложилась печально. Сперва его строили для перевозки вполне мирных сыпучих грузов, таких как зерно и уголь. Но, неожиданно у страны возникла потребность обзавестись собственным судном-спасателем подводных лодок. Как это так - во всем мире есть, а у нас нет?
Москва грозно рыкнула на Питер, где тихо кучковались все НИИ по проектированию военно-морской техники. Питер поёжился. Инженеры засели за работу и через полгода выяснили - сроки заданы невыполнимые. И тогда пришло гениальное решение по превращению мирного сухогруза в боевую посудину.
Корыто уже стояло на стапелях. Срочно ломали и переносили внутренние переборки. Меняли грузовые лебедки, укрепляли обшивку. Короче, потратили кучу времени и сил, но получилось классно. Правда встал вопрос - чем заполнить внутреннее пространство. Все-таки рассчитывали перевозить тысячи тонн груза, а теперь там уныло болтались два автономных подводных аппарата. Была во всем этом какaя-то глупость. А какая именно выяснилось когда "Прометей" гордо вошел в мурманский порт. Подойти к стенке он не смог - осадка не позволяла. Но не углублять же из-за этой нелепицы гигантскую акваторию. И решили - отныне будет он стоять на рейде, в миле от берега.
Стояние в миле от берега создало некоторые проблемы. Во-первых, экипаж (хоть и отличался неприхотливостью) нуждался в мытье хотя бы раз в десять дней. Во-вторых, все 140 человек на борту хотели жрать чаще чем мыться. В-третьих, .... Да, что там говорить, получилась какая-то хе-ня. Пришлось воспользоваться специальным катером, который приписали к бывшему сухогрузу на правах парома. И он гонял по десять раз на дню между берегом и несчастным судном.
Я прибыл на борт во всем боевом наряде, полученном на складе. Мичманская фуражка с торчащими из-под неё кудрями и рванные погоны не оставляли сомнения - спившийся и потому разжалованный офицер скоро наведет шороху. Матросы старались держаться от меня подальше, да и командный состав тоже.
Поэтому меня определили в каюту к Павлику. Тут требуется небольшое пояснение. На каждом боевом корабле первого и второго ранга полагалось иметь освобожденных секретарей парторганизации и комсомола.Так вот Павлик как раз заведовал комсомольской работой. Кроме непроходимой тупости Павлик отличался немыслимой пахучестью. В каюте стоял шмон потных ног и нестиранного белья. Главной целью его жизни было получение новых башмаков в штабе флота. Об этом он мог говорить часами.
Моё появление внесло некоторое разнообразие в его жизнь. Дело в том, что кроме меня с Павликом никто не желал разговаривать. Доходило до абсурда. Объясняю. На флоте всё регулируется "расписаниями". Каждый член экипажа знает куда ему бежать и что там делать в любой ситуации. В случае команды "Боевая тревога" Павлику надлежало ворваться на капитанский мостик и занять место слева от командира корабля. Место справа соответственно предназначалось для главного коммуниста. При виде комсомольского лидера командир становился свекольного цвета и орал "А ну, вон отсюда". По этой не совсем штатной команде Павлик уносился в свою каюту, закрывался изнутри, задраивал иллюминатор и прятался под одеялом. Хорошо хоть матросы в это время занимались своими делами, не видели этих антисоветских сцен.
И тут появился я. В глазах моего соседа читалось - появился "салага", которого надлежало воспитать. В первое же утро Павлик растолкал меня с воплем "Вставай, завтрак проспишь". В иллюминаторе сияло придурковатое северное солнце. Я наспех оделся, нахлобучил идиотскую фуражку, погрустил по поводу невозможности почистить зубы из-за отсутствия воды и побрел полусонный в кают-комнанию. К моему великому удивлению дверь оказалась заперта. Вообще на судне стояла гробовая тишина. Я выполз на верхнюю палубу и наткнулся на вахтенного. На вопрос : "Я что - проспал завтрак?" у него вытянулось лицо. "Какой завтрак, товарищ лейтенант? Cейчас два часа ночи". Солнце ехидно освещало мою небритую физиономию, намекая, что оно не будет заходить еще полгода. Север. Cтало ясно: Павлик - враг.
Вот так я начал осваивать азы новой жизни. К счастью, на борту находилась группа яйцеголовых из киевскогo института кибернетики, занятых какими-то компьютерными проблемами. Они были классные ребята и могли выпить даже больше меня. Кроме того им полагались командировочные с северной надбавкой, так что на водку хватало. Мы обучали подводных роботов играть в преферанс. Точнее держать карты и вынимать нужную. С держанием все получалось отлично - робот сжимал колоду так, что вырвать её можно было только с помощью газовой горелки. А вот когда доходило до выбора одной - придурок раскрывал клешню и карты рассыпались по всему столу.
Среди офицеров тоже оказались нормальные люди. Я с радостью узнал, что корабельный доктор учился со мной в Питере в одной математической школе. Правда лет на десять позже. Доктору было скучно: команда отличалась отменным здоровьем. Соответственно члены экипажа постоянно мотались в город и возвращались из Мурманска измазанные губными помадами всех цветов радуги. Айболиту приходилось бесконечно лечить матросов от венерических болезней. Других проблем не было. Его постоянным пациентом был судовой кочегар. Этот юноша узбекской национальности отличался сексуальной гиперактивностью и, похоже, умудрялся подхватывать всякую гадость только поглядев на очередную партнершу.
Как я уже отметил, воду нам привозили раз в неделю и ее расход строго контролировался командиром. Но команда чесалась и кочегар имел элитный статус - мог дать горячую воду, а мог и не дать. Однажды получая очередной укол в задницу он поведал, что главный комсомолец Паша будет принимать сегодня вечером душ. Командир пообещал, что иначе перестанет пускать Пашу в кают-компанию. Душ - непозволительная роскошь. За это кочегар автоматически получал от идеологического наставника высшую оценку по политической подготовке. Разговор состоялся в лазарете, где я в это время смешивал к ужину медицинский спирт с лимонадом "Буратино".
План мести за раннюю побудку созрел мгновенно. Не успел комсорг подставить усталые плечи под ласковые струи, как по матюгальнику прозвучало предупреждение "Горячая вода будет отключена через две минуты". Павлик стал судорожно мылить голову, но подлый кочегар привел угрозу в дейстие на минуту раньше, чем обещал. В душе раздался вой. И тут пропала холодная вода тоже. Надо было видеть обнаженного комсорга с пеной на голове, несущегося по коридору в свою каюту с воплями "Хер тебе, сука, а не зачет". Но кочегару уколы Айболита были нужнее.
Мы помирились с Пашей через неделю: я помог ему написать стихотворное поздравление мамe на День рождения. Cосед по каюте расстрогался. Он даже стал проводить со мной индивидуальные полит-информации, в которых убедительно доказывал, что советский матрос - самый образованный матрос в мире. Я не стал спорить, а просто предложил задать всему экипажу два вопроса "Чему равна площадь круга?" и "Какой город является столицей Бельгии?". Если хоть один человек ответит хоть на один из этих вопросов, я буду в обед отдавать Паше все свои мясные блюда. И, соответственно, наоборот.
Географический вопрос имел свою забавную историю – его задавали американским студентам. По итогам опроса социологи горевали, что только 30 процентов смогли ответить правильно. Я повторил опыт в родной "Kорабелке". Итог оказался неутешителен. Более-менее смог ответить только один человек, задумчиво сказав : "По-моему, Эльбрус".
Короче. Mы с комсоргом пошли неспеша по всем палубам. Паша сперва мирно, а потом все более агрессивно, наезжал на матросню. Одни искали Бельгию в Южной Америке, в надежде найти на карте дурацкую столицу. Другие ссылались на отсутствие высшего образования. Комсорг краснел, бледнел и, наконец, позорно сдался. Тогда я попросил его самого принять участие в тесте и Паша немедленно сдался второй раз. Но не обиделся, а сделал для себя оргвыводы : стал уделять больше внимания в политинформациях странам, входящим в состав НАТО, и какие их города следует бомбить в первую очередь.
Время шло. Освоившись, я стал совершать поездки в город. Я надевал шинель, повязывал ее шарфиком, который любезно отдолжил мне Айболит, сверху нахлобучивал фуражку и сразу становился похож на юнкера периода Февральской революции. Пока буксир добирался до берега погода успевала похвастаться полным спектром своих возможностей. Сперва шел снег, через минуту вываливалось обжигающее солнце и тут же начинался проливной дождь, немедленно переходящий в снегопад.
Соответственно, все пассажиры успевали как по команде раздеться до трусов и тут же снова привести себя в исходное состояние. После чего мгновенно начинался следующий цикл. Процесс был веселый, но немного изматывающий. К моменту швартовки в порту тельняшка на спине успевала сильно пропотеть.
Зачем я перся в Мурманск сказать сложно, купить какую-либо еду я не мог: кроме денег требовались спец-талоны, которых у меня не было. Тогда я стал прогуливаться по книжным магазинам, которых в городе имелось великое множество.
Кто застал то славное советское время всеобщего дефицита, кто стоял в очередях за курями по рубль семьдесят пять, тот помнит немыслимый книжный ажиотаж, царивший в "самой читающей в мире стране". Мурманск шагал в общем строю с великой державой - каждый книжный магазин имел две секции. В одной полки были забиты трудами товарища Брежнева, a в другой стояли “макулатурные” издания. Чтобы купить книгу в дефицитной секции надо было принести на обмен другую дефицитную книгу. Но какую никто не знал.
Я приобрел в одном магазине инструкцию по правильному кормлению ребенка грудью. Умное пособие притаилось между “Целиной” и “Возрождением”. Книга была издана в твёрдом переплёте, что придавало ей некий статус. В другом магазине после некоторых колебаний её приняли на обмен. Так я стал обладателем первой в своей в жизни “Женщины в белом”. Что вам сказать? Через неделю я собрал библиотеку, которую еле дотащил до родного города на Неве.
Если Вам показалось из моего рассказа, что Родина бесполезно потратилa на меня деньги - это ошибка. Я разработал по указанию командира несколько формул по определению расстояния от судна до подводного робота. Но деталей я касаться не стану. Кто знает, возможно мои формулы до сих пор являются государственной тайной.
Что еще? Ежедневное потребление белого хлеба со сгущенным молоком скоро привело к ожидаемому результату - китель, висевший на мне мешком, стал впору и даже чуток тесноват. Похоже кладовщик хорошо знал реальную жизнь.
Время летело быстрее морских чаек и скоро мне пришлось отправляться в Питер, на место постоянной дислокации. Mеня встречали те же, кто недавно провожал: жена и мать. Смешно, но обе дамы не признали меня в толстяке, который пытался их радостно обнять на вокзале, вырывались и обещали вызвать милицию, если я не отстану.
Как Вы, наверно, сами догадались в следущий раз я вступил на борт морского лайнера через много-много лет. Мы отправлялись в круиз на Багамские острова. Но это уже совсем другая история.