Давно это было. Задолго до распада Союза.
Тогда по роду своей профессиональной деятельности возникала необходимо производить топографо-гидрографические работы, практически во всех морских торговых портах нашей Родины, от востока до запада - уточнить и проверить подходы к акватории и причалам, состояние подходных каналов, разворотных ковшов, да и мало ли проблем возникало у капитана порта. Вот наш институт и искал пути их преодоления.
Дело в том, что морские суда ходят в море только по одним им известным и проверенным путям, которые утверждены и обозначены на морских карте пунктирами, а на суше створными знаками, маяками и другими, яркими видимыми со всех сторон предметами, предупреждающими об опасности. Одна из главных наших забот – безопасность мореплавания.
Командировки были не похожи одна на другую и, конечно, какие-то наследили в памяти больше, а какие-то стерлись. Хорошо, запомнилась одна из поездок в городок Кандалакшу, за Полярный круг. Порт там совсем небольшой и, более чем скромный, но вот подходы к причалам, очень сложны, фарватер узкий, много раз ломается из-за обилия островов, скального типа, и не дай бог, капитану проморгать поворот.
Вот на этом-то архипелаге в основном и расположился Кандалакшский государственный заповедник. Живут там, по своим правилам и законам разные зверушки, но в основном птицы, любопытные тюлени, их там много и плещутся неподалеку, белые киты – белухи. Многообразен и сложен животный мир, этой замкнутой территории. Неприкосновенность заповедника сохранилась потому, что человеку добраться до него не просто, он недоступен. Что бы попасть на него нужно разрешение и серьезное плавсредство. Это Белое море.
Командовал этим заповедным хозяйством - Виталий Витальевич Бианки. Сын Виталия Бианки - создателя, редактора и корреспондента, некогда очень известной и любимой детворой «Лесной газеты» - транслировавшейся по радио, а потом печатавшейся книгой, под таким же названием. Думаю, что она жива и до сих пор, хотя бы в переизданиях.
Все небогатое хозяйство и жилье Виталия Витальевича располагалось на самой южной окраине городка, в месте, где Нива - речка протекающая рядом с городом, впадает в залив. Он узнал о моем приезде от капитана порта, а там у него были какие-то мореходные вопросы, то возникла необходимость контакта и мы договорились по телефону встретиться на причале. От ворот по тропинке вдоль скалы спустились на маленький, покачивающийся на зыби, плавпричальчик, где швартовался весь такой же мизерный флот заповедника, пара катеров и шлюпки с транцами для подвесных моторов. То, что причал был на плаву, на северных морях легко объяснимо, в отличие от нашей Балтики, Белое море находится под влиянием приливов и отливов. Уровень воды совершает правильные колебания дважды в сутки, а, поскольку морскими приливами руководит Луна, то это – сутки лунные, которые немного длиннее солнечных, а колебания воды достигают там достигают величины в три метра.
Оговорив, все дела и предложения, мы пошли обратно в конторку, но проходя мимо подобной небольшому зоопарку клетки, во дворе, мое внимание привлек грозный непонятный звук: клекот и шебуршание, которое неслось из глубины. Я остановился около этого сооружения. За сеткой на толстой палке, подобия насеста сидел, слегка рассерженный орел, с не очень-то мирными намерениями. Размеры впечатляли, голова была, где-то на уровни груди взрослого человека. Его желание отпугнуть выдавало взъерошенное оперение бурого цвета, голова и шея с желтоватым осветлением, хвост ярко белый, подрагивающий клюв светло-жёлтого цвета, хищные сверлящие глаза. Орел не шарахался, от людей, а даже этаким гортанным звуком приветствовал директора и продолжал то ли недовольно ворчать, то ли радостно скворчать, и клекотать, переступая с ветки на пол и обратно, только пения у него не получалось.
- Виталий Витальевич, это что за чудо природы, в клетке. Это орел или орлица?
- Да, это ленивая дамочка – орлан белохвост, с некоторых пор прижилась у нас. Уже три месяца лечится симулянтка, освоилась, забот никаких. Подобрали на лесной дороге, со сломанным крылом, грозная была, все клювом норовила ударить, когда спасали и шину на рану накладывали. Потом притихла, нахохлилась и молчала, пока голод не одолел. А сейчас и концерты устраивает.
- Знаешь, что, а пойдем-ка в дом, чайку попьем, там и еще расскажу про нее и орлов. Не то она тут душу за рыбу, вытрясет. Я уже знал, что он не только директор, но и орнитолог с мировым именем. Мы неторопливо, прошли к небольшому домику, повернутому окнами на юг и гладь залива. Было начало осени, еще не холодно, но прилететь из сопок могло каждый день, это север.
За полярным кругом, все душевные разговоры идут за чаем с шанежками. Рабочий день шел к концу, торопиться было некуда, да и собеседник необычный, потому вечер обещал быть теплым и интересным. Внутри надежного сруба, за дверью пахнуло теплом и уютом. В скромно обставленной комнатке, служившей залом и кабинетом, на тумбе у стены стоял электрический самовар. Над письменным столом, на полках книги, книги. Чучела совы, лисицы и еще какой-то птахи над книжными полками. Пара пейзажей над диваном, настенные часы, простужено, цыкали в такт маятнику и у письменного стола громоздился необычный трон-кресло, явно списанный с капитанской каюты, какого- то парохода. На полу, традиционные для тех краев вязанные, тканные половички. Дав мне время оглядеться, Виталий Витальевич пригласил к столу, на обещанный чай. Сервировка была более, чем скромна, заварной чайничек, пара кружек, да блюдца, вместо вазы, с выпечкой и кусочками сахара.
- Потом, - не торопясь, продолжил хозяин, - эта она, прошла дрессуру неволей, привыкла, конечно, не попугай, но очень авторитетная,с гонором птица. Тресочку, язика, а то и, от тюленя кусочек, коль перепадет, вынь, да положь. Вот от сытой беззаботной жизни-то улетать она не желает.
Ребята отвозили и в лес, и на острова, выпускали, пугали, все равно возвращается. А в клетке, так потому как, выпусти эту курицу, она и собак без глаз оставит, а то и кота разорвет, который зазевается от сытой жизни, живут они тут, да и приходят в гости, случается. Имени ей никакого не дали, думали, вылечим - улетит, некогда было, потом кто-то из молодых назвал - Долла, от американского доллара, там где-то орел на гербе. А то, что это орлица, так они крупнее самца. Опять же норов. Повадки у орлиц диковинные, именно она диктует продолжение рода, при этом выбирает - надежность.
- Как это?
- Слушайте, дальше, - когда приходит пора - по-нашему - женихаться, то два, три орла, кружат недалеко от самочки. Они ее давно приметили, ну и удаль норовят проявить. То там свечой вверх уйдут, а то в пике камнем просвистят, или наперегонки друг друга гоняют. Только ей не эти фортеля до пера.
Есть там у нее, подаренный инстинктом, другой ритуал, как дружка выбирать.
- Да, ладн –о-о!
- А вот смотрите, прямо, как у людей получается.
- И вот каким интересным образом. С дерева она отламывает веточку, берёт в клюв, поднимается на большую высоту и с этой веточкой начинает там кружить. К ней подлетают эти два - три самца, мол, смотри, какие они ловкие. А орлица вдруг бросает эту ветку вниз, и смотрит за ней. Самый быстрый орёл подхватывает эту ветку в воздухе, не дав ей упасть, а затем приносит её к самке, и очень аккуратно, из клюва в клюв, возвращает её. Орлица берёт эту ветку, поднимается выше и опять бросает вниз, самец вновь её ловит и приносит ей, а она опять бросает… Так повторяется много-много раз. Если на протяжении неоднократных попыток ветка ни разу не упала на землю, то это значит, что орлица нашла себе партнёра.
- И, этот выбор она сделала на всю жизнь.
Теперь это семья орлов и им нужно строить своё гнездо. Дружно, никто не филонит, натаскали в клювах крепкие толстые палки, сучья, комья грязи. Грязь служит, как бы цементирующей основой для гнезда.
Не забыли смягчить своим пухом стенки и дно, чтобы было мягко и тепло.
В такое комфортное гнёздышко орлица откладывает яйца, затем они высиживают птенцов.
- И сколько же, обычно, птенцов приходят на Свет Божий? - полюбопытствовал я.
- Обычно - один, два. Орлята такие маленькие, голенькие, немощные, что родители вынуждены прикрывать их своим телом, пока они не окрепнут. Заслоняют крыльями от дождя, от палящего солнца, носят им водичку, пищу, и птенцы растут. У них начинают расти перья, крепнут крылья и хвост.
И вот они уже оперились, хотя ещё маленькие. Тогда мама с папой видят, что уже пора...
Орел садится на край гнезда и начинает колотить по нему крыльями: молотит, колотит, трясёт это гнездо. Для чего? Для того, чтобы выбить все перья и пух, чтобы остался только жесткий каркас из веток, который в самом начале они сплели и сложили с такой заботой. А птенцы сидят в этом вытрясенном гнезде, им неудобно, жестко, и они не понимают, что же случилось: ведь родители были раньше такие ласковые и заботливые. Орлица в это время летит куда-нибудь, ловит рыбку и садится где-то недалеко от гнезда, чтобы птенчики видели. Потом на виду у своих птенцов начинает эту рыбу потихонечку есть. Птенцы сидят в гнезде, орут, пищат, не понимают, что же случилось, ведь раньше всё было по-другому, их кормили, поили, а теперь всё пропало: гнездо стало жёсткое, перьев и пуха уже нет, и ещё родители сами рыбу едят, а им не дают.
Что же делать? Кушать ведь хочется, надо выбираться из гнезда. И тогда птенцы начинают делать движения, которые они никогда раньше не делали. Они и дальше их не делали бы, если бы родители продолжали с ними нянчиться. Птенцы начинают ползти из гнезда. Вот орлёнок вываливается, такой неуклюжий, еще ничего не умеет, ничего не знает. Гнездо стоит на скале, на отвесном утёсе, чтобы никакие хищники не подобрались. Птенец срывается с этого склона, брюхом по нему едет, а потом летит в пропасть.
И тут орёл (тот, который ловил когда-то веточки) стремглав, бросается вниз и ловит себе на спину этого орлёнка, не дав ему разбиться. И потом, на спине, он поднимает его опять в неудобное гнездо, на скалу, и всё начинается сначала. Эти птенцы падают, а отец их ловит. У орлов ни один орлёнок не разбивается.
В один из моментов падения, орлёнок начинает делать движение, которого никогда раньше не делал: он расправляет на ветру свои боковые отростки-крылья, попадая в поток воздуха, и таким образом начинает парить, пархать. Так орлы учат своих птенцов. И как только птенец начинает летать сам, родители берут его с собой и показывают места, где водится рыба. Они уже не носят её ему в клюве.
- Вот, кто в клетке-вольере живет. Вставил я свои - пять копеек. Как, я понимаю, она больше никогда с веточкой не поднимется весной в небо. Скорее всего, так и останется старой девой.
- Да, на зиму, они стараются быть поближе к открытому морю, им трудно приходится, когда вода подо льдом. А эта, точно не улетит. Ну, по весне, может и найдет пару, кто ж её природу-то предскажет.
Потом мне несколько раз приходилось бывать в этом добром городке, но встреч не получалось, Виталий Витальевич, обычно с мая по октябрь жил на одном из островов, еще ближе к объектам своих охраняемых изучений. Вольер был пуст.
В прошлом, печальном 2021 году, Виталия Витальевича не стало, он пяти лет не дожил до ста лет. Более шестидесяти лет, доктор биологических наук, почетный житель города Кандалакша - Бианки Виталий Витильевич изучал и охранял жизни пернатых жителей Белого моря. Ему по душе была жизнь всех птиц, наверное, потому, как в свой девиз «В мире и так много хищников» он вкладывал и другой смысл.
P.S. Это очень хороший пример, выпестованный, природой, того, как и нам воспитывать своих детей. Как важно не передержать их в тёпленьком гнездышке! Как важно не перекормить их рыбкой, когда они и сами уже могут её ловить! Но с какой заботой мы должны научить их летать, посвящая этому свои силы, и своё время, мудрость, навыки! Не зря самка выбирает самца, бросая веточку.