Побег из замка Людоеда

Валентина Сенчукова
   В Сумеречный лес редко когда проникали солнечные лучи. То ли могучие ветви деревьев не давали свету пробиться, то ли само солнце обходило стороной эти места. Сложно было сказать наступил день или ночь. Время в лесу будто зависло в вечном ничто, где нет ни света, ни тьмы, а только унылые сумерки.
  Двое еле держались на ногах, плутая в Сумеречном лесу. Двое – юноша и девушка, брат и сестра. Двое отчаявшихся пленника, что решились на побег.
  Белокурые и голубоглазые, они походили на ангелов, заблудившихся в лабиринтах преисподней. Брели, взявшись за руки и озираясь по сторонам в поиске выхода. Но Сумеречный лес постоянно менялся. Редкие просветы неизменно оказывались очередной лесной поляной, а то и вовсе миражом, обманом зрения. Тропы приводили к тупику из бурелома. А призрачные силуэты, усыпавшие лес, как грибы, разводили руками. Что ж, те тоже были пленниками, которым никогда и ни за что не выбраться из леса.
  Девушка дрожала от холода и страха, с каждым мгновением всё крепче сжимая руку брата. Он же осторожно ступал по земле, устланной слетевшей листвой и иголками. Прислушивался к голосу леса. Шорохи. Шелест. Еле слышный шёпот теней…Но вдруг всё смолкло. Смолкло, как по щелчку кого-то всемогущего.
 Юноша резко остановился.
— Что? — тихо спросила девушка.
— Ш-ш-ш… ты слышишь?
— Нет…я ничего не слышу…
— То-то и оно…— он затаил дыхание и замер.
 Всё вокруг погрузилось в тишину. Настораживающую, что давила со всех сторон. Но ненадолго. Минута-другая, и лай беспощадно разорвал безмолвие Сумеречного леса.
— Бежим…— выдохнул юноша и потянул сестру за руку…
 Лай становился всё громче и громче. Огромные псы, спущенные с цепей, шли по следам беглецов. С пастей зверей стекала вязкая слюна, а острые клыки клацали, готовые в любой миг разорвать в клочья любого, кто попадётся им на пути…
 Девушка быстро выбилась из сил и если не брат, то давно бы рухнула на землю и будь, что будет.
— Ещё немного, ещё немного…— повторял он без конца, будто бы эти слова имели магическую силу. Но с каждой секундой голос его звучал всё тише и неуверенней. А потом и вовсе сбился на сиплый, еле слышный шёпот.
 Лай же перешёл в угрожающие рычания. Ветер донёс резкий запах псины. Одуряющий и знакомый, ведь они каждый день кормили этих зверюг.
 Девушка обернулась. Мертвенная бледность коснулась лица. В глазах потемнело, ноги подкосились, и она рухнула на землю.
— Сестра, — прошептал юноша. Опустился на колени, похлопал её по щекам. Подхватил на руки и двинулся вперёд…
  А Сумеречный лес всё менялся и менялся. Тропы петляли. Тени при виде обессилевших беглецов прятались. 
 Лай поутих, отдалился, но страх гнал и гнал вперёд. Всё дальше и дальше, загоняя в дремучие дебри.
— Только не отдавай ему меня…— прошептала девушка, приходя в себя, — не отдавай...
— Никогда…
 Он хотел добавить что-то ещё, что-то ободряющее и вселяющее надежду, но споткнулся о корень и слова его так и не слетели с губ.
  Они кубарем скатились в овраг. На мгновение тьма опустилась перед глазами юноши…
  Он пришёл в себя спустя время от жуткой головной боли. Сестра жалась к нему и тихо всхлипывала. Поднял взгляд. Несколько пар светящихся глаз уставились на них. Псы настигли беглецов. Они рычали и рыли землю когтями, готовые в любой миг напасть. Но не смели без приказа хозяина.
 Тяжёлые шаги сотрясли землю, и огромная фигура нависла над беглецами…
***
 Женщина тревожно поглядывала на затянутое тучами небо – вот-вот должен пойти дождь. А вязанка хвороста была ещё слишком тонка, чтобы возвращаться в холодный дом, где зябко жались друг к другу младшие дети.
 Худые женские руки ловко складывали в кучу сучки, ветви и всё что могло гореть в печи и дать хоть малую толику тепла.
 Осень в этом году пришла злая, холодная. Сначала подохла от неведомой хвори коза, потом какая-то тварь пожрала половину урожая. Но самое страшное – не вернулся с охоты муж. Собака прибежала с леса – хромая, с окровавленным боком, а муж так и не добрался до дома. Прошла не одна неделя, а его всё не было.
 Сгинул… закрадывалась в разум горькая мысль. Забрёл в запретные места и сгинул. Но сердце всё равно продолжало надеяться, а глаза вглядываться в сумрак леса и ждать...
 Вот уже белые мушки закружились в воздухе. Пришёл снег – слишком ранний даже для этой злой осени. Женщина вздохнула и перевела взгляд на детей. Мальчик и девочка, её старшие, собирали хворост.
 Улыбка озарила усталое лицо женщины, делая его моложе. До чего ж они красивые и работящие. Вон как помогают ей по хозяйству, а ведь им всего лишь седьмой год пошёл.
— Фрэд, Элиза, пойдём домой, — сказала она, утирая ладонью пот со лба.
— Но, матушка, мы ещё мало собрали…— возразил сын.
— Стемнеет скоро, а малыши дома одни – испугаются. А хвороста хватит на пару дней, завтра ещё сходим, — вздохнула женщина. Сын был прав, но небо над головой темнело, снег кружил в воздухе, а из Сумеречного леса выползала темень. Опасно было находиться вблизи нехорошего места в это время суток – очень опасно.
— Хорошо, матушка. Элиза!
 Девочка собирала ветки у самой опушки Сумеречного леса, места, где обычный лес сменяется на потусторонний. Услышав голос брата, она обернулась. Глаза засияли от любви. Как и большинство близнецов, эти двое были очень привязаны друг к другу.
— Домой пора, Элиза! — помахал рукой Фрэд.
 Она сделала несколько шагов, но вдруг остановилась. За спиной раздался шум, будто бы некто огромный пробирался через завалы бурелома. Девочка медленно повернулась. Из чащи Сумеречного леса кто-то выходил. Высокий, в коричневом меховом жилете, с низко опущенной головой, так что не видно было лица.
 Мгновение Элиза вглядывалась в высокую фигуру человека, появившегося из Сумеречного леса, а потом крикнула:
— Папа!!!
 И рванулась к нему.
— Нет, Элиза! Нет! — завопил Фрэд.
 Но девочка и сама уже поняла, что человек из леса – не отец. Обманчивый морок быстро рассеялся перед её глазами, и она увидела перед собой хозяина Сумеречного леса – самого Людоеда. Того, кем пугали маленьких детей. Только если из маминых уст это казалось всего лишь сказкой, страшной сказкой, то теперь вымысел ожил и превратился в реальность.
 Ноги Элизы будто бы приросли к земле, и она не могла и сдвинуться с места. Беззвучно разевала рот, как выброшенная на берег рыбёшка. Крик застрял в гортани и мешал дышать. Девочке казалось, что вот-вот сердце в груди лопнет от охватившего всё её существо ужаса.
 В одной руке, тот кого назвать человеком не поворачивался язык, держал топор с острым в ржавых потёках лезвием. В другой – мешок. Глаза – холодно-серые буравили девочку. Губы были плотно сжаты. Могучая грудь поднималась и опускалась. Ещё немного и окровавленный топор опустился бы на Элизу.
— Бежим, сестрица, бежим.
  Фред уже подоспел на помощь и потянул её за руку.
 Но было слишком поздно. Людоед прохрипел что-то, схватил детей за воротники курток и ударил со всей силы затылками…
— Не отдам…— истошно закричала женщина и бросилась на Людоеда.
 Он с силой оттолкнул её в сторону. Женщина упала на влажную землю, ссадила лоб. С трудом приподнялась на локтях.  Кровь заливала глаза, но это не мешало видеть, как Людоед закинул на спину мешок, в котором были её дети.
 — Нет, — прохрипела она.
 Людоед остановился. Смерил её злобным взглядом. Занёс топор, готовый разрубить несчастную пополам. В сознании женщины мелькнули лица младших детей, что ждали её возвращения. Что будет с ними если она не вернётся? Смерть…таким малышам не пережить зиму без неё.
 Женщина зарыдала.
— Простите, что не уберегла…— прошептала она, прощаясь с жизнью.
 Людоед ухмыльнулся, вернул топор за пояс и не тронул её.
— Живи, женщина, — произнёс он и повернулся к ней спиной. Уверенно зашагал в сторону Сумеречного леса. Миг, и сумрак скрыл его с глаз несчастной матери.
***
  Тени расступались при виде его огромной фигуры. Птицы умолкали в кронах деревьев. Зверьё испуганно пряталось в кустах. Весь Сумеречный лес будто бы изгибался и кланялся своему господину.
  Он шёл долго, очень долго. По могучей спине тёк пот. В животе призывно урчало от голода. Дети в мешке уже пришли в себя. Зашевелились, застонали. Людоед встряхнул мешок. Пленники притихли.
— То-то же, — довольно сказал Людоед, не переносящий шум и рёв.
 Он очень устал, и когда наконец-то деревья расступились, и показался его дом – замок, окружённый глубоким рвом, высокий мужчина, прозванный народом Людоедом, выдохнул с облегчением. Пара слов, и возник верёвочный мост. Хлипкое на вид сооружение содрогнулось под его тяжёлыми шагами, но выдержало. Ещё бы, ведь оно было сплетено из самых прочных заколдованных верёвок.
 Замок был древним и величественным, как сам лес. Много веков назад его построил предок Людоеда – могущественный колдун, держащий в страхе долгие годы королевство Северного Средиземноморья. Сейчас все страшились его потомка – Людоеда.
***
 Он швырнул мешок на каменный пол. Грязная одежда, как по волшебству сменилась на домашний уютный халат. Он плюхнулся в кресло, обитое бархатом, и с удовольствием вытянул ноги. Зажглись свечи. В камине затрещал огонь, и на смену могильного холода замка пришло приятное тепло. Даже на стенах заиграли весёлые блики.
 — Так-так, — сказал он и похлопал в ладони.
 Мешок приподнялся в воздухе. Верёвка соскользнула. Неведомая сила вытряхнула на пол испуганных детей. Они уставились на Людоеда, дрожа от страха. Отползли подальше, вжались в стену.
 Людоед поднялся с кресла и подошёл к детям. Поднял за шиворот Элизу. Она замерла, не в силах даже закричать. Людоед ощупал бока, щёки, ноги и руки девочки:
— Н-да…и есть нечего… Что вас не кормили совсем?
 Фрэд завопил и вцепился в ногу Людоеда зубами. Тот отбросил Элизу в сторону и схватил мальчика, с трудом отодрав от своей конечности. Фрэд замолотил руками и ногами, пытаясь попасть в цель. Но бесполезно, руки и ноги рассекали только воздух.
 Неожиданно Людоед громко расхохотался. В его голову пришла шальная идея – почему бы и нет?
***
  Так для Фрэда и Элизы началась другая жизнь. Они стали слугами Людоеда. Убирали замок, что петлял извилистыми коридорами и был похож на один большой лабиринт. Благо, Людоед выдал им карту своего дома, дабы не заблудились. Готовили еду на большой кухне. Иногда из дичи, пойманной хозяином в Сумеречном лесу, а порой и из человечины. Кормили огромных псов, охраняющих замок, и каждый раз боялись, что те сожрут их вместо похлёбки.
 Спали Фрэд и Элиза в маленькой комнате, недалеко от спальни Людоеда. Он научил их читать и писать, то ли от нечего делать, то ли из своей прихоти. И в обязанности детей вошло ещё и чтение вслух. Они приходили в спальню хозяина и читали ему перед сном. Недостатка в книгах не было – библиотека у Людоеда была огромная и, чтобы перечитать всё ушла бы не одна жизнь.
 Так же Фрэд и Элиза ухаживали за садом, разбитом возле замка. Несмотря на свирепый вид, Людоед трепетно относился к цветам и деревьям. Днём он любил подолгу прогуливаться по саду, и в такие моменты начинало казаться что он вовсе не так жесток, как выглядит. Но это был всего лишь мираж – обман. И человеческие черепа в подвале это подтверждали. Груды человеческих черепов и костей.
 День сменяла ночь, темень рассвет. Минуло уже десять зим с того вечера, как Людоед принёс их в свой замок. Дети выросли. Фрэд превратился в сильного красивого юношу, а Элиза – в тоненькую девушку, похожую на ангела, хрупкую и ранимую, как один из цветков в саду Людоеда. Она и раньше не отличалась хорошим здоровьем, а с годами стала ещё слабее. Хриплый кашель из её груди вырывался всё чаще, и если бы не травяные настои Людоеда, то, возможно, она бы и не дожила до своей семнадцатой весны.
 Понемногу брат и сестра привыкли к жизни в замке. Они были сыты, одеты, и даже обучены грамоте. Только крики из подвала, крики жертв Людоеда, напоминали, что они не в сказке, а в рабстве у колдуна, и где-то за пределами Сумеречного леса у них есть семья. Вот только попытаться сбежать у них не хватало духа…
***
 Это была ночь ранней весны. Элиза сжимала подмышкой очередную книгу и брела, дрожа от страха, в спальню Людоеда, чтобы почитать ему перед сном.
 Девушка робко постучалась в дверь спальни. Людоед гаркнул в ответ. Что – она не разобрала. Элиза медленно зашла и уселась на коврик возле кровати хозяина. Начала читать. Из её голоса со временем исчезла детская звонкость, и на смену пришла нежная грудная певучесть. Людоед любил слушать её голос, и порой на грубом лице появлялась улыбка, срывающая с него маску вечной угрюмости и свирепости. Поэтому он чаще вызывал читать её, а не Фрэда.
 Но сегодня что-то пошло не так. Почти сразу же Элизу одолел приступ кашля. Она никак не могла перестать кашлять, изо рта на ладонь даже выплеснулось немного сгустков крови. Девушка побледнела ещё больше, в груди тяжело забилось сердце.
 Людоед встал с постели и медленно подошёл к ней. Поднял с пола. На мгновение Элиза подумала, что сейчас он просто убьёт, чтобы больше не терпеть хворую слугу. Но Людоед подвёл её к огромному зеркалу. Она зажмурилась, не в силах глядеть, как огромные пальцы сомкнуться на её тонкой шее.
— Посмотри, — тихо приказал он, опаляя горячим дыханием ухо.
 Элиза задрожала ещё сильнее, но послушно подняла взгляд. Бледная девушка смотрела на неё из зеркала: с тонкими запястьями; с кровью в уголках губ; глаза её – огромные и голубые-голубые, как небо в ясную погоду, слезились; золотистые волосы струились по острым худым плечам. 
— Тебе немного осталось, — сказал Людоед.
 Элиза догадывалась. Дышать с каждой ночью становилось всё тяжелее, в груди что-то сжимало, а сердце то колотилось, то, напротив, замедляло свой ритм. Она лгала брату, что всё хорошо, но знала – это далеко не так. Да и Фрэд об этом догадывался, но молчал.
— Я сразу это понял, когда впервые увидел тебя, — Людоед крепко сжал её плечи, — от твоего тела разило болезнью…
 Элиза сглотнула ставшую горькой слюну и шёпотом спросила:
— Почему же сразу не убил?
 Людоед усмехнулся:
— Ты видела портреты в главном холле?
 Девушка кивнула. Да, она не могла не видеть портреты предков Людоеда. Так они с братом узнали настоящее имя их хозяина, произносить вслух которое они боялись.
— Ты видела и мой портрет. Ведь так?
— Да…— прошептала Элиза и вновь закашлялась.
 Людоед подошёл к комоду, достал пузырёк с зеленоватой жидкостью и протянул ей. Она сделала пару глотков из пузырька. Дышать стало гораздо легче, но голова закружилась, и девушка едва не упала. Но Людоед подхватил её:
— Станет легче, но ненадолго.
 Людоед уложил её в постель. Присел на край кровати и задумчиво продолжил:
— В этом мире ничто не вечно и всему когда-нибудь приходит конец. Скоро не станет тебя. Сгоришь в лихорадке за пару дней. Когда? Может, через полгода или пару месяцев, а, может, и завтра. Я не могу точно сказать. Фрэд? Х-м…он сойдёт с ума от тоски и тоже зачахнет, несмотря на молодость и крепкое здоровье. Такое бывает у близнецов. Умирает один, а следом и другой… Я тоже когда-нибудь умру, как умер мой дед и отец… Но всё можно изменить… Ты не умрёшь от болезни. Пара капель моей крови творит чудеса… Но ты должна кое-что дать мне взамен…
  У Элизы помутнело в глазах, в ушах зашумело. Голос Людоеда звучал, как во сне, и она не понимала, что он говорит. Её сознание обволакивал морок, серый, как осеннее туманное утро.
***
 И день и ночь стали единым целым. Единым кошмаром в её голове.
 Элиза пыталась открыть глаза, но не могла. Веки будто срослись, оставив её навсегда во сне. Голоса, много голосов, что-то шептали, перебивая друг друга. Пытались что-то рассказать ей, что-то очень важное, что-то что могло помочь. Она прислушивалась, но не могла разобрать и слова. Все звуки слились в единую какофонию, без смысла и истории. Каждый вдох и выдох давался с трудом. В груди всё сдавливало от нарастающей боли. Казалось, что вот-вот придёт смерть и утащит её в неведенье, где нет ни боли, ни страха, где нет ничего. Но костлявая не приходила, организм Элизы отчаянно цеплялся за жизнь.
 Она металась в лихорадке и не могла прийти в себя. Реальный мир перестал существовать. Остались только голоса и лики. Лики людей, появляющиеся у неё в сознании. А ещё боль…
***
 Элиза очнулась ночью – нагая, с привкусом меди во рту. Спальню заливал лунный серебристый свет. Она распласталась на широком ложе с чёрными простынями. На потолке бесновались тени. Много теней.
 С трудом Элиза поднялась с постели. Пошатнулась. Голова кружилась, коленки подгибались. На ладонях саднили порезы. Элиза натянула длинную ночную рубашку, висящую на спинке кровати. Обняла себя за плечи, закусив губу и еле сдерживая рыдания. Она ждала очередного приступа кашля, сдавливающей боли в груди. Но обошлось. Была только слабость и головокружение.
 — Фрэд… — прошептала Элиза. Он, наверно, с ума сходил – где она и что с ней.
 Придерживаясь о стены, чтобы не сползти на пол, она вышла в коридор. Наощупь добралась до их с братом комнаты. Там не было никого.
Она вернулась в коридор. Зажгла керосиновую лампу.
— Фрэд!
 Отозвалось только тихое эхо.
— Фрэд! — крикнула ещё раз Элиза, что есть силы.
 Прислушалась. Старый замок скрипел, стонал. Где-то монотонно капала вода – маленькие капли звонко разбивались о каменный пол. Скреблись крысы, принюхиваясь розовыми влажными носами к воздуху. И кто-то кричал внизу, в подвале. Кричал знакомым голосом.
— Фрэд…
 Элиза двинулась дальше по коридору, скудно освещая себе дорогу. Свернула налево, ещё раз налево, пока не увидела узкую лестницу, ведущую в подземелье замка. Туда, где проживали последние часы жертвы Людоеда. Проживали, исходя криком от страданий.
  Ноги скользили по ступенькам, склизким от мха и плесени. Элизе казалось, что вот-вот она наступит босыми пятками на нечто мягкое, живое и скатится вниз, сломает ногу, а, может, и шею.
  Она задержала дыхание, стараясь не дышать. Осторожно и медленно ступала на следующую ступеньку, чувствуя, как молотится сердце в груди. И так, раз за разом. Элиза всегда боялась этого места. Очень боялась. Ещё больше, чем самого Людоеда. Она боялась, что лампа погаснет и оставит её в кромешной темени.
 Лестница казалась бесконечной и ведущей в саму преисподнюю. И если бы не голос брата, то она давно позорно сбежала, спряталась в своей комнате.
— Фрэд…— вновь тихо позвала Элиза.
 В подземелье царила темнота. И только вдали мерцала одна-единственная свеча.
— Элиза!
 Она побежала на голос и спустя мгновение увидела брата. Он вцепился в железные прутья клетки. Сотрясал их, будто хотел вырвать с корнем. Раскрасневшийся, с уставшими глазами. Злой и измученный одновременно.
— Фрэд…— выдохнула Элиза, обхватив его руки.
— О, Элиза… Как я рад тебя видеть…
 Фрэд поцеловал её руку.
— Где он, Элиза? Он ушёл, да?
— Я не знаю…
— Ему больше не нужны слуги…
 Элиза огляделась по сторонам. Темнота. Густая тьма вокруг. Тьма, где замерли все звуки.
— Где ты была, Элиза? Я искал тебя всё утро. Пока не появился он и не бросил меня в эту чёртову клетку.
— Я не знаю, Фрэд! — всхлипнула Элиза, — я ничего не помню с той ночи... Мне стало плохо в его спальне. Он подвёл к зеркалу и сказал, что я скоро умру. Сказал, что ничто не вечно и что он тоже когда-нибудь умрёт. А потом он дал мне лекарство и …я больше ничего не помню… Он что-то говорил-говорил, но его голос звучал, как во сне.
— Он прикасался к тебе? — глухо спросил Фрэд.
  Элиза отвела взгляд в сторону, не в силах смотреть брату в глаза:
— Я не знаю… Мне так страшно…
 И больше не в силах сдерживаться, разревелась.
— Я убью его! — взревел Фрэд и ударил кулаком в стену. Брызнула кровь из разбитых костяшек пальцев…
 Брат ударил в стену ещё раз и ещё раз, а потом несколько раз выдохнул, пытаясь успокоиться, и горячо зашептал:
— Не плачь, Элиза… Сейчас не время плакать. Нужно…нужно подумать, как нам дальше быть…
 Она вытерла слёзы рукавом рубашки. Брат говорил и говорил, и с каждым его словом надежда на спасение крепла.
— Всё будет хорошо, сестра. Но ты должна быть сильной и смелой, и тогда у нас всё получится, — сказал на прощание Фрэд.
***
 Элиза лежала на кровати с открытыми глазами и ждала, вцепившись пальцами в края простыни. Сердце заходилось в груди, и она никак не могла унять дрожь в теле. Твердила себе без конца, что нужно успокоиться и сосредоточиться. Но бесполезно, волнение не уходило. И когда в коридоре послышались шаги, она едва не вскочила на ноги и не бросилась бежать. Всё равно куда, в темноту, туда, где он никогда не найдёт её.
  Элиза зажмурилась. Притворилась спящей. Дверь тихо скрипнула и в спальню кто-то зашёл. Этот кто-то тяжело опустился на край постели, так что девушка едва не вскрикнула. Грубые пальцы провели по её щеке, потом по нижней губе.
— Я знаю, что ты не спишь, Элиза.
 Помолчал немного, а потом продолжил:
— Ты должна выслушать меня. То, что произошло – это должно было произойти. Едва я увидел тебя – всё было решено. И оставалось только ждать. Ждать, когда ты повзрослеешь…
 Элиза распахнула глаза: 
— Зачем…
— Я не вечен, ведь я не бог и не бессмертный. Я должен передать свою силу…
— Кому?
— Сыну…
 В глазах Элизы потемнело.
— Сыну?
— Да. Мне нужен наследник.
 Она приподнялась на локтях. С ужасом посмотрела в глаза Людоеда. В серые, холодные глаза. Села и зашлась кашлем.
— Времени не так много, ты должна понимать это…
 Он выудил из кармана пузырёк с зеленоватой жидкостью и прислонил к её губам. Элиза отпила глоток. Горло обожгло огнём, но боль в груди отпустила.
 Людоед медленно повалил её обратно на постель… Элиза не могла отвести взгляд от золотого медальона на шее Людоеда.
***
 Пришёл холодный серый рассвет. Лучи ленивого солнца скользнули по уставшей от сырости земле, ничуть не согревая её.
 Элиза, дрожа от холода, спускалась в подземелье замка. Голова кружилась – действие зелья ещё не прошло до конца. В глазах нет-нет да двоилось. Тени отслаивались от стен и тянули к ней множество длинных конечностей. Она выставила вперёд руку, сжимающую лампу. Держалась за перила, чтобы не скатится вниз, но старалась идти как можно скорее. Нужно было торопиться…
 — Элиза…— Фрэд просиял, едва увидел её, — я думал, что ты уже не вернёшься.
 Дрожащими руками она попыталась открыть дверь. Ключ заедало, но в конце концов замок поддался.
 Фрэд выскочил из клетки и успел подхватить её.
— Что с тобой?
— Всё, всё хорошо… Нужно торопиться, Фрэд…
 Фрэд огляделся. Керосиновая лампа тускло освещала подземелье с бесчисленными клетками, в которых покоились черепа и кости жертв Людоеда.
— Где он?
— Он не проснётся, я опоила Людоеда его же снадобьем… Прошу тебя, не спрашивай, как…
 ***
  Два слова, два коротких слова из уст Фрэда, и через ров перекинулся верёвочный мост. Элиза похлопала глазами и уставилась на брата. Тот широко улыбнулся:
— Я следил за ним…
 Они взялись за руки и перешли на другую сторону. Замок Людоеда остался позади. Впереди темнел Сумеречный лес, выбраться из лабиринтов которого будет очень сложно.
 Они бегом ринулись в сторону леса. Где-то за его переделами был их дом…
***
 По затылку медленно сползала кровь. Горячая кровь, от которой по коже ползли холодные мурашки. Зрение восстановилось ещё не полностью. Перед взором мелькали тёмные мушки. Но Фрэд видел серые глаза Людоеда. Казалось, что они прожгут его насквозь. В них, прежде холодных, горела ненависть.
— Вот и всё…— только и сказал Людоед, и криво ухмыльнулся, — вы думали, что от меня так просто сбежать…
 Элиза разрыдалась. Фрэд сжал руки в кулаки. На виске больно пульсировала вена.
— Сейчас мы вернёмся в замок. И ты – Фрэд, станешь моим ужином на сегодня. А ты – Элиза, вернёшься в свою спальню. Отныне она станет твоей тюрьмой, до того времени, пока ты не родишь мне сына…
 Фрэд взревел и выпрыгнул из ямы. Схватил палку с земли и что есть силы огрел Людоеда по голове. Тот пошатнулся, но удержался на ногах. Отшвырнул Фрэда в сторону. Тот ударился затылком, но тут же вскочил на ноги и вновь ринулся на врага.
 Удары мощных кулаков один за другим посыпались на юношу, выбивая из него дух.
— Ты вздумал сразиться со мной, глупец! Сейчас от тебя ничего не останется, только жалкая кучка костей и плоти.
  В глазах Фрэда вспыхивали искры от боли. Он всё слабее наносил ответные удары. Кровь хлестала из раны на лбу и заливала глаза. Хрустнули рёбра.
— Вот и конец! — Людоед занёс нож над распростёртым телом юноши.
 И замер. Нож выпал из ослабевших пальцев. Людоед хотел что-то сказать, но только булькнул. Из его рта хлынула кровь. Он медленно обернулся. Попытался выдернуть, что-то из спины.
 — Всё кончено, Калеб! — Элиза пнула его в лицо.
 Людоед недоумённо посмотрел на девушку, шаркнул руками по своей груди. Скривился и упал на живот, несколько раз дёрнулся и затих. Элиза подошла к нему, присела на корточки и вытащила медальон с острыми краями из маленькой раны на широкой спине.
— Вот и всё…
 Потом помогла брату подняться на ноги.
— Как…как это тебе удалось? — спросил Фрэд, обнимая сестру.
— Это уже не важно… Нужно возвращаться домой.
— А псы?
— Теперь это всего лишь трусливые шавки.
 Псы жались к остывающему телу хозяина и скулили.
— Идём домой, Фрэд.
 Он опёрся на плечи сестры, и они медленно пошли в сторону дома. Теперь они знали, где их дом. Деревья расступались, тени рассеивались в солнечных лучах, заливших лес. Лес, который больше не был Сумеречным.





Конец. Август 2022 г.