Я, конечно, не расист, но рыбы мне, мягко говоря, не нравятся - ни эстетически, ни гастрономически. Разве что селёдка, и то, если «под»: под водку, под пиво, «под шубой». А живые – бррр!
Пусть себе, конечно, пока меня нет, плавают. Но, если уж я пришёл, - извините!..
Я же к вам со всем почтением. Вы у меня всегда в лимонах, в центре стола. А в ответ что?
Откуда это фамильярное покусывание и беспардонное виляние? Мы что с вами на брудершафт икру опрыскивали? Или вы у меня жабры видите?!
Я так и сказал жене:
- Ты что у меня жабры видишь?!.. На кой мне сдались твои рыбки - нырять к ним?!
А она: «Ну это же красиво! Мы же на Красном море! Не нырнёшь, разговаривать с тобой не буду!».
И что сделаешь?
Тут ведь, не то что с маской, тут и с камушком сиганёшь. Тем более маска-то дорогая, новая, вторая по счёту, ибо первую, как только купили, я сразу же успешно прое…, проехавшись в такси, на сиденье забыл. Вот мы и приобрели панорамную, розовую, «унисайз», - так, чтоб и с дочки не спадала, и на жену натягивалась.
В эту-то панорамность меня мордой и макнули. «Налезет!.. Натягивай!». Натянули, короче.
На берегу меня распластали, ногами в макушку упёрлись, и сошлись-таки на черепушке тесёмочки. Правда, рот - где нос, нос - где глаз, глаз - где лоб… Но кто ж обращает внимание на мелочи, когда надо спустить судно на воду.
А ведь надо же. Ой, как надо!
Меня же там весь подводный мир ждёт – Нептун в нетерпении молоки мечет, сомы-падальщики плавники себе грызут...
Вот меня, как дань, туда и плюхнули.
А, подводные, ясное дело, врассыпную - от такой-то Амфибии чем угодно прыснешь.
И ведь это я им даже не дышал ещё. Бурлил только и перхал.
Но потом вроде приноровился. Правой ноздрёй из левого подглазника что-то кислородное потянул, из левой - углекислое выпустил, и умерший было мозг ожил. И даже, утерянное на миг, зрение вернул.
Правда в один лишь глаз, второй-то щекой размазало, но вполне себе резко. Так что я сразу всю свою перспективу разглядел - и дно манящее, и кораллы острые, и мелочь ту пузатую, юркую, что меня вдруг панибратски за лодыжки пощипывать начала.
И вроде ж разбежалась сперва, а тут вновь прям косяками попёрли - точно Нептун им «ату!» сказал.
«Бу-бу-бу!» – говорю им. – «Бу-бу-бу, буки!».
Дескать – отвяжитесь, нехорошие, не до педикюров мне сейчас!
А они, точно с крючка сорвались. Сбесились, пучеглазые!
«Прруууу! - хлещу их парными органами. - Прруууу!». Но они лишь раззадориваются и подельников зовут.
Со всех сторон уже, вижу, мчат ко мне жаберные. И «попугаи» среди них, и «клоуны». А я, хоть и не расист, но ненавижу попугаев и клоунов.
«Да что ж это? – думаю. - Четвёртый сон Веры Павловны или седьмой круг Данте?!»
Выныриваю… А то, оказывается, мои крошечки крошат крошечки - жена и дочь приволокли с завтрака булочки и, прицельно их швыряя, обед из меня делают!
В общем… Я к тому понтону по головам и пастям - пешком, баттерфляем и саженками... Уха вокруг бурлит, мат из моей маски пузырями вываливается...
Только я рученьки свои к сходням потянул, как вижу, прямо под понтоном, в полуметре от ступенек нечто полутораметровое.
«Здрасте, пожалуйста. Пипец собственно персоной! Где ж вы так долго пропадали-то, батенька!»
Огромная косая башка, тупо глядящий на меня, не мигающий глаз, и тридцатисантиметровые, похожие на слесарные ножницы, челюсти!
Барракуда, короче!! Спасибо детской энциклопедии.
Только не где-нибудь между Барбадосом, Бармалеем, брадобреем и Брокгаузом – не в параллельной, энциклопедической реальности, а в перпендикулярной понтону и мне. В непосредственной досягаемости и в неизбежной половой близости. По крайней мере мне, в тот момент, наш орально-генитальный контакт показался неотвратимым, и я даже ощутил его весьма определённым местом очень болезненно.
- Барракуда!!! – прохрипел я скомканной рожей, цепляясь за поручни. - Там барракуда!!
И тут же путь мне преградила моя благоверная.
«Да-а-ай! - в унисон проорали мы друг другу. - Да-а-ай!».
Жене, понятное, хотелось маску, мне – лыжню, а барракуде, судя по всему, заморить червячка! Если вы понимаете о чём я.
И тут, - вот что значит телепатия, - жена, ухватив за уши, резко рванула меня на себя, и вместе с лицом, скальпом и тесёмками, освобождая от масочки, опрокинула на понтон, чем и спасла от беспорядочной половой связи с неминуемой кастрацией.
А сама, напялив панорамную, незамедлительно сиганула в бездну, к тому самому кракену - ибо красота, как и смерть, ждать не любит.
А я, растянувшись на понтоне, поглядел в бескрайнюю синь и подумал о крайней плоти, а так же: о вдовстве, о королях, и о, стремительно утекающей, «капусте».