Продолжение. Начало:
http://proza.ru/2022/02/27/1378
http://proza.ru/2022/03/28/1650
http://proza.ru/2022/07/09/1456
http://proza.ru/2022/07/13/1481
http://proza.ru/2022/07/18/1451
http://proza.ru/2022/07/23/1279
http://proza.ru/2022/08/02/1215
После смерти Федора семья Анны жила в постоянной тревоге. Переживала Анна за дочерей, как сохранить, выучить и наставить, как прокормить, с одеждой для девочек возникала уже беда.
Анечка волновалась об учебе и жизни в большом незнакомом городе, о маме и Ниночке тоже, а Ниночку с возрастом все больше угнетала проклятая хромота, даже веселая Женька задумывалась, часто трогая язычком шрамик на нижней губке, от этой привычки личико принимало обиженный вид, и ныло сердце у Анны - не уберегла, ах, не уберегла ребенка. Вот хочешь не хочешь, а принимай жизнь, какая она есть.
Но вдруг изменился мир. Михай принес в дом силу, защиту, уверенность. Словно возникала вновь та каменная стена, куда можно прислониться, что рухнула в одночасье вместе с Федей.
Оказался Михай весельчаком и затейником, он успевал повсюду, днем на мельнице, вечерами поправил сарай, успел как-то купить дрова на зиму, и вся семья смотрела, как он легко колол топором большие чурки, а потом отдыхал на крылечке, а Максимка с Женькой складывали в поленницу красивые ровные полешки.
Зазвучал смех в доме, подобрела и Анечка, заулыбалась, допоздна слушали дети рассказы Михая о теплой чудесной стране, где растут яблоки и абрикосы, о большом городе Москве, где он успел побывать.
Счастливые дни, счастливые ночи, оттаивала душа Анны. Заказы брать перестала, обещая наверстать зимой, а пока успевала варить и стряпать, а готовила Анечку к отъезду, перешивала, подгоняла свои платьица, блузочки, старалась угодить дочке, в счет будущего шитья дали ей тючок белой овечьей шерсти, промыла, просушила и спряла красивую нить, связала носки да варежки, принялась за теплую кофту. Радовалась, что в морозы будет Аня тепло одета.
С нетерпением ждали все Ниночку, сына Степан привез, а у Ниночки еще экзамены были, сдавала она сразу за два года, Степан сказал о Ниночке только, что все идет хорошо, а о сыне рассказывал долго и подробно, почтительно называя его Иннокентием, а не Кешкой, как прежде. Да и было, чем гордиться, парень отлично закончил свой первый год учебы.
Ниночка приехала с почтовой оказией, привезла хорошие новости, Михая встретила приветливо, знала-то она его давно, да и Максимку любила. Гимназию Ниночка окончила, документ получила, показала с гордостью, и еще сказала, что начальница интерната предложила ей год поработать в интернате учетчицей и даже немного секретаршей, которая ушла с должности рожать ребеночка. А через год, возможно, откроют железнодорожное училище, где будут курсы счетоводов-бухгалтеров, куда она и поступит учиться, не нужно и в Иркутск ехать.
Обсуждение было всеобщим и точку поставил Михай:
- В Нижнеудинске снимем для Ниночки комнату, а продуктами снабдим, привезем всего нужного, все это я устрою, даже без разговоров, - серьезно и строго сказал Михай.
Так потом оно и вышло, и комнату он нашел, правда, с помощью Степана, и продукты возил Ниночке даже в самые лютые морозы.
Всем интересно и весело было рядом с Михаем, полюбили его дети, Женечка легко называла его отцом, как и Максим Анну звал мамочкой. Дружно было в семье, радостно и дела все решались как бы сами собой.
Ни Михай, ни Анна никогда не говорили о своих чувствах, наверное, свежа еще была боль от прошлых потерь. Но однажды все же спросила Анна, откуда он родом, что привело его в Сибирь, почему люди зовут его цыганом при его-то совсем зеленых глазах?
- Молдаванин я, Анна, - ответил Михай, - есть такой край красивый, я вам много про него говорил. Там и жена была любимая, сына мне родила, а я ее не уберег. Поставил мельницу на реке и от дома за много верст, оставил осенью одну с Максимкой, лихие люди ее убили, искали золото в доме мельника...- зубы скрипнули у Михая, замолчал он, но потом продолжил:
- Ну какое золото у рабочего человека, у мельника? Дядька научил меня легкие мельницы ставить, на один сезон и ставил. Едут мужики зерно молоть, какое с них возьмешь золото? Платили мукой, да я ее и приспособить куда-то не смог, это здесь Степа помог сообразить, спасибо ему. Ну не было у меня никакого золота, а Леличку убили, да хоть ребенка не тронули. Я прознал про этих людей, вся семья разбойная была... за Лелю никто не ответил, в крае порядка нет, власти меняются, никто не следит за порядком. Надумал я, Анна, сам суд вершить над убийцами, все обмозговал, приготовил. Сила у меня немалая, справлюсь с тремя, их два брата, да отец с ними же был. Все решил и день наметил, ночь, вернее. Ну вот, а соседская девчонка, что у меня за Максимом смотрела, убежала куда-то, усыпила парня и ушла. Парень мой спит, я уже и к двери направился, топор в руках, а он как закричит, да со слезами... Подошел я к сыну, он руки ко мне тянет, кричит и кричит. Положил я топор, сумку с ножами с плеча сбросил, взял сына, прижал к себе и вдруг меня как ударило — это что же я делаю, я же малого такого осиротить могу, да и как ему вырасти при таком отце? Не убийца я, не нарушал законов людских и Божьих, что же я делаю?
Анна тихо плакала на плече Михая и он, успокаивая ее, сказал:
- Не плачь, это уже было. Не смог я оставить сына и пойти к тем нелюдям. А чтобы не было соблазну самому стать таким же, уехал далеко, сколько можно. Так вот и здесь оказался случайно, приехал с оказией от станции и стал мельницу делать, да так и остался. На счастье, тебя я встретил. Я небо тебе преклоню, моя Анна, - добавил он нежно, - я смогу, вот увидишь...
Это была единственная в их жизни ночь откровений и ласковые слова Михая Анна помнила всю жизнь. Когда внукам ее бывало очень больно, она утешала их этими необычными красивыми словами...
Все шло своим чередом. Осень близилась, собрали девочек в дорогу. Анна направлялась в Иркутск поступать в училище, Ниночка - на новую квартиру и работу.
Пыталась было Анна возражать против работы в пятнадцать лет, да строго выступила Анечка, заступилась за решение сестры, которая справится и с работой, и с учебой тоже, да и начальница знает, что делает, она Ниночку жалеет, не даст в обиду.
И Михай успокоил Анну:
- Нижнеудинск не за горами, коли будет плохо, заберу Ниночку в тот же час и домой привезу, - сказал он весело, все засмеялись и рассеялась грусть расставания, поехали девочки добывать свое счастье в жизни.
Анна передала Анечке деньги, заработанные ею, да Михай неожиданно вручил ей едва не столько же, обрадовал. Отрадно, что поехала Анечка в чужой город не с пустыми руками.
Казалось Анне, что дочки увезли с собой радостное лето, осень пришла унылая, полная работы всякой разной, Михай до поздней ночи пропадал на мельнице, приходил усталый, весь белый от муки, засыпал мгновенно, а утром смеялся, ласкаясь, спрашивал, не приняла ли она мельника за привидение.
Зима пришла неожиданно, просто утром на желтых сохранившихся листьях деревьев они увидели шапки из снега, а понизу злой ветер - хиус гнал все, что попадалось ему на пути. Печь топить стали по-зимнему, зато большая русская печка всегда была теплой, в ней томилась пшенная каша, настаивался борщ в старом добром чугунке.
Анна много шила, отдавая долги за взятую летом овечью шерсть, выполняя обещание соседкам - к Покрову в селе будут праздники, начнется забой скота и на столах у крестьян впервые за долгие летние месяцы появится и мясо, и кровяная колбаса, требуха и осердие. К Покрову и брага поспеет, разговеется народ после тяжелой работы, а к празднику кофта нужна новая, вот и старалась Анна поспеть, угодить соседкам.
Михай тоже не сидел, сложа руки, работа для такого мастерового человека находилась постоянно, и он не чурался любой. Беззаботно жилось только Женьке да Максимке, маленько не хватило им до восьми лет, в школу не взяли, да они и дома находили занятия.
А школа в селе с легкой руки Анечки и Председателя работала, учительница приехала молоденькая, был первый класс и даже второй из учеников Ани, занимались все вместе.
От Анны пришло письмо, поступила она в училище, будет учиться на счетовода-бухгалтера два года, общежития пока нет, но обещают, сняла угол в доме, только далеко. Еще сообщила, что, когда будут новости, напишет, но часто писем не ждите.
Ну, а что же матери делать, кроме как ждать?
Время быстро бежит, когда все хорошо, это в горе оно медлительное и злое.
К Покрову ко всеобщей радости дома мясо на столе появилось, прикупил Михай и сам целое стегно свиное закоптил на запас, а народ уже ждал Рождество, просьбы к Анне пошли о шитье, но в меру.
О Ниночке часто сообщал Степан, навещавший в гимназии Кешу, от Ани письма бывали редко, к Покрову одно привезли и после еще одно. Писала, что все хорошо, учится и ждет общежития, а в снятой комнате холодно. Печалилась Анна, но что с того? Она ушила для дочки свое зимнее пальтишко, да было оно на рыбьем меху, как говорится, велела под него поддевать кофту, что связала из овечьей шерсти, но разве дети слушают мать, которая велит им тепло одеваться? Наверное, мерзнет девочка, а морозы, как нарочно, стоят лютые, трудно вздохнуть.
Кофта, носки есть теплые - утешала себя Анна, но утешиться не могла.
Минуло Рождество, мир к весне повернуло, а писем нет, молчит Анечка и это на нее не похоже.
Написал Михай письмо в училище, стали ждать ответа, а его нет и нет, второе письмо послали - тоже молчок. Анна уже извелась совсем, а тут еще и Михай погрустнел.
Приметила Анна, что случилось это после разговора со Степаном. Под вечер как-то явился Степан и в дом не зашел, вызвал во двор Михая. О чем они беседовали, Анна не слышала и Михая не спрашивала, постеснялась, но Михай изменился заметно. Вдруг на мельницу зачастил, река только что вскрылась, нечего бы и делать на мельнице, а он ходит. Жернова принес, уложил в сарайчике, какие-то деревяшки тоже рядышком. Не удержалась Анна, спросила, а Михай ответил уклончиво, мол, надо подладить все, проверить, а дома спокойнее, к осени он все соберет, это ему не трудно. Ну, не было печали, так она явилась, нате вам.
Михай все думал о чем-то стороннем, чувствовала Анна, что мысли его далеко. И опять не выдержала, напала с вопросами, от ответа Михай уйти не смог, принялся рассказывать, чем опечален.
Выяснилось, что Степан, который всегда был в курсе событий в селе, предупредил Михая, что новые власти решили сделать общим весь скот селян, плуги, сеялки - у кого что есть, все собрать в одном месте, работать сообща, а полученное делить потом поровну всем, мол, так справедливо будет. Мельницу Михая тоже наметили сделать общей, молоть на ней зерно бесплатно, а мельнику платить, как и всем.
- Какая это справедливость? - возмущался Михай, - мельницу мою никто, кроме меня самого, не поставит, тут надо знать много, речку узнать, познакомиться, согласия спросить, а труд мельника каторжный, вредный, уменье надо и силу, здоровье тоже, у меня во грудь вся пылью мучной забита, за зиму едва отдышусь. Детей у меня четверо, а мне платить хотят ровно как бабке Леонихе или, может, как соседу Генке, бездельнику и пьянице? Нет, Анна, я с этим совсем не согласен. Решил я, Анна, по-другому и жду, что меня ты поддержишь.
- Михай, да разве это беда, - попыталась вмешаться Анна, - заработаем для детей, что нужно, корову купим, огород у нас, дом...
- Дом? - прервал ее Михай, - дом-то чужой, Анна, все пустые дома сельсовет себе записал, твой дом тоже, Анечка в школе работала зиму, вот тебя и не трогали, а дальше... Кто знает? Степан уж и говорить тебе не хотел, жалел. Все одно к одному, Анна. И вот надумал я где-то ближе к лету поехать на родину, посмотреть, как там живется.
Край наш красивый, теплый, земля хорошо родит, а мельники всюду нужны, где хлеб растет, может, и к домикам приценюсь, куплю. И увезу вас всех... Эх, мечтаю все, мечтаю.
Говорил Михай, говорил, а Анна уже заледенела вся, сердце зашлось, слезы стекали по щекам прямо на блузку и не было сил утереть лицо. Возникали какие-то мысли и исчезали, смешалось все в один тяжелый и страшный комок - чужой дом, дочки Анечки нет, жива ли, почему я не с ней, Ниночку жалко, Михай уедет и опять одна, без крова, а заказов на шитье все меньше, в какой это теплый край зовет Михай, здесь дети учатся, у нее ведь трое детей, трое...
Заметил, наконец, Михай состояние Анны, понял, обнял и успокаивать стал,
- Что ты, Анна, что ты, не пугайся так, я с тобой, все хорошо у нас будет, наладится жизнь, поверь мне. Подождем пока, все обдумаем вместе и порешаем, до лета время есть еще.
Ни слова не сказала Анна, только горестно покачала головой, а про себя подумала - зачем перечить? Вольному воля...
Как раз к Пасхе пришло долгожданное письмо из Иркутска. Начальник училища сообщал, что Аня Черепанова уже месяц как не посещает занятия, адрес ее проживания они не знают.
Анна слегла, ноги, как отнялись, сутки лежала молча, не отвечая даже на плач Женечки.
Михай извелся, ругая себя, он же и помог.
- Вставай, Анна, держись. Я вот что решил. Этими днями посажу картошку в поле и поеду в Иркутск сам, найду Аню, точно найду.
Анна словно проснулась, это было единственное, о чем она думала - как поехать на розыски дочери. А Михай сможет, он бывал в больших городах, он смелый, он найдет Аню, она жива, просто надо верить в это, обязательно верить.
Для посадки было чуток рановато, но Степан привел коня и уверил, что картоха взойдет еще лучше, быстро под плуг посадили поле, Анне одной было бы не управиться, стал готовиться к отъезду Михай и новой неожиданностью огорошил.
- Собирай Максимку, Анна, со мной он поедет.
И возражала, и плакала Анна, Михай- ни в какую, берет Максимку с собой.
- Я без него не живу, не могу, я его малышом за собой таскал, а теперь он большой, помощник мне и советчик, не могу я один, пойми меня, Анна. А картошку ты нынче не окучивай, я вернусь и хорошенько ее протяпаю, думаю к этому времени управиться.
Что делать Анне. Сказано – хозяин - барин.
Собрала и Максимку, потихоньку слезами облилась опять, жалко мальчонку, такой славный, толковый и ласковый, ну сынок и сынок.
Стали прощаться, почтовая оказия подошла, кучер на козлах, даже не слез.
Женька рыдает, кричит:
- Я тоже уеду, уеду!
Максим ей с повозки уже обещает:
- А я приеду и тебя найду.
Попрощались дети.
Обнял Михай любимую, прижал к груди, оторвать не в силах, сжала руками Анна голову Михая, поцеловала в губы крепко, до боли, впервые так жадно, так страстно и горько, что сама задохнулась и кругом пошла голова. Было в этом поцелуе все - любовь и ласка, благодарность и надежда.
Толкнула Михая к повозке и закрыла руками лицо, чтобы не видеть, как они уезжают - Михай и Максимка.
Началось томительное ожидание. Анна глушила тревогу, изнуряя себя работой, но жестокое время не давало пощады, тянулось медленно и бесполезно. Не было никаких известий ни от Ани, ни от Михая.
Уже картошка начала понемногу всходить, когда поздно, ночью почти, громко застучал в дверь и ворвался Степан, крикнул с порога, что Аня нашлась и передал письмо от Михая.
Едва уняв крупную дрожь, Анна зажгла керосиновую лампу и принялась читать. Михай сообщал, что в училище знакомая Ани знала адрес ее и отвела его к хозяйке, а та рассказала, что Аня зимой заболела, забрали ее в больницу железнодорожную, там он и нашел ее.
После простуды случилось у Ани осложнение и ей сделали операцию, убрали одну почку, но врач уверяет, что она будет жить, как все, только надо тепло и легкую работу, а потому он прямым ходом едет на родину, как уже говорил ей, где все разузнает про жизнь и вернется за всей семьей, будет Аня жить в тепле и будет здорова.
Аня уже может встать с кровати и проводила его по коридору, он наказал ей написать письмо и купил конверт с маркой, дал денег немного, что были с собой, а те, что она привезла из дома, у нее кто-то украл, даже не знает, когда. После встречи с Анной он пошел к начальнику училища, рассказал все, обещали Ане помочь, дадут общежитие и даже извинялись. Еще раз был у Ани, она уже веселее, рада была увидеться.
Еще сообщал, что письмо передает начальнику станции для Николая, знакомого ей, и тот передаст письмо Степану, который его привезет. Так будет надежнее. Ну, а они с Максимом следуют до столицы - Москвы, а там рядом и родина их теплая.
Письмо было без конверта, читано-перечитано всеми, в чьих руках побывало, на сгибах уже затертое и вряд ли был более быстрым избранный Михаем способ отправки, но Анна и не думала об этом, радость захлестывала ее, нашлись сразу оба - и Анечка, и Михай, а с ним и Максимка.
- Силы небесные, дошли до вас мои слезы, молитвы мои неумелые услышаны, - повторяла и повторяла Анна, вышла на крылечко и все вокруг было ласковым, красивым и улыбалось ей.
Наверное, так ей казалось.
Днем прибежала радостная Зина, Степан же рассказал о письме Михая Обсудили все подробно, по-женски.
- Не только Михай твой переживает за новые порядки, - раскрылась, наконец, Зина, - У нас власти часто менялись, всех и не упомнить, так Степан в тайгу уходил, пережидал, пока власть не переменится, так и сохранил себя и коня своего любимого, да ныне другое время, власть держится давненько, а у нас Иннокентий в гимназии, не убежишь от этого, тоже задумывается Степа. Вот вернется Михай, сами вы и решите, как поступить, а пока не думай об этом, не нашего ума дело, у нас с тобой мужики толковые, определятся.
Зинины слова ласкали слух, верилось Анне в добрый исход и ждать стало легче, немножко спокойнее.
Пришло, наконец, и от Анечки письмо, подействовали укоры Михая. Пишет Аня, что еще лечится, были у нее ребята из училища, принесли книжки догонять пропущенное, сказали, что будет ей общежитие. Просила не волноваться, чувствует себя она хорошо и напишет, как ее выпустят из больницы.
Окрыляют Анну добрые вести, стала Женечку к школе готовить, записали ее в первый класс, а Максимку, как ни просили, не записали, сказали, что возьмут, когда он появится. Поплакала Женя, да что поделать?
Вестей от них никаких так и не было. Что и думать, не знала Анна, а время шло и шло.
Пора бы вернуться, или знак какой-то подать... Пусто и тихо.
Ниночка за лето так и не приехала, работала и поступила в новое училище, через два года будет счетоводом-бухгалтером, как и старшая сестра, радуют учебой дочери, все у их получается, хорошую профессию выбрали, нужную, а Ниночке при ее хромоте только такая и нужна.
Анна старалась убрать урожай, чтобы сохранить, увезти Ниночке, и Степан обещал продать кое-что, денег бы послать Ане, работала Анна от зари до зари, спину сорвала, таскаючи с поля мешки с картошкой, но чем еще-то могла она помочь детям?
Перед самым началом школы пришел Председатель, вежливый такой, а глаза прячет, не смотрит в лицо Анне. Спросил про Аню, да он и сам все знал, видно было, а потом и выложил, зачем явился:
- Анна Павловна, этот вот домик сельсовету приписан, хозяева-то померли, так в книге записано. Когда работала Аня в нашей советской школе, надо бы оформить дом ей, как учительнице, да ведь не додумались, а теперь уж поздно. И наслышан я, что идти тебе отсюда некуда совсем. Но я вот что тебе предлагаю, возьми ты нашу учительницу себе на постой, изба позволяет, не стеснит тебя учительница, она девушка культурная, спокойная, дочка твоя у нее будет учиться, очень удобно всем. Как, согласна ты?
Председатель спрашивал согласия, словно Анна могла отказаться. Все верно, живет она просто на птичьих правах и не помогла ей даже золотая сережка, обманула Марея.
Кивнула головой Анна и прошептала:
- Согласна, согласна...
— Вот и ладненько, - обрадованно сказал Председатель, - так учительница придет скоро, она довольна будет, сама просилась.
Убежал председатель. Принялась Анна обдумывать новую печаль. Опять бездомная? Куда же голову приклонить, где ее ждут?
Может, вернется Михай? Но ведь лето прошло, а ни слуху, ни духу, надо рассчитывать на себя, только на себя. Ну и что, разве помешает учительница, всегда семья была большой, и все жили дружно, пусть живет, мы подружимся, веселее будет. Два года дочкам учиться, трогаться с места нельзя Анне, никак нельзя. А, может, вернется Михай...
Учительница Вера пришла в тот же день под вечер, веселая и довольная, без лишних слов обосновалась в комнате, заняла Максимкину железную кровать с сеткой и велела убрать в закуток Женин топчанчик. Все определилось более, чем понятно.
Попросила Вера готовить ей еду, как Женечке, а она будет платить деньги из зарплаты. Такому предложению Анна обрадовалась, голодной она бы Веру не оставила и без денег, но копеечка не помешает, послать бы Ане в город.
Жить стали дружно, Вера была девушкой доброй, сговорчивой, Женя к ней привязалась, играли вместе, читали, довольна была Анна этим и в маленьком закутке им с Женечкой было совсем не тесно. Вот только жизнь превратилась в сплошное ожидание - ждала писем от Ани и Ниночки, ждала сообщений от Михая, ждала возвращения его самого...
Когда пришла настоящая зима, она Михая ждать перестала. Поняла, что Михай не вернется. Не думала о причинах, сказала себе, что это был просто сон. Все стало чужим - и дом, и огород, и Михай.
Зима выдалась неспешной, укрыла землю белоснежным покрывалом и вместе с ней отдыхала, вздыхая ветрами, тайгу наряжая в белое, словно невесту на выданье, жгучими морозами прогоняя людишек с улицы в теплые избы.
Анна топила печь, сытно кормила девочек, шила редкие теперь заказы, заняты были руки постоянно, а мыслями улетала то к одной, то к другой дочери, а то в далекие теплые края, где яблоки и абрикосы цветут, словно большая черемуха у ручейка.
Дочери не огорчали, хоть редко, но писали письма. Анечка была на втором, на последнем курсе, за лето сдала экзамены за первый, догнала пропущенное, ей не впервой, в гимназии тоже отучилась год за два. Удалось послать ей денежки, Степан увез и отправил из Нижнеудинска, радость была для Анны. Ниночка тоже не жаловалась, жила у прежней хозяйки, с которой подружилась, им Степан отвез картошку и овощи от Анны.
Очень ждала Анна весну, а куда ей деваться - пришла.
Да и недаром металось сердчишко у Анны, от Анечки получила она письмо, большое и строгое, совсем не детское. Писала Аня, что заканчивает учебу, получит к лету диплом и нашли ей место счетовода в железнодорожном ОРСе на узловой станции Тулун, совсем рядом с Нижнеудинском, так что она сможет по выходным навещать Ниночку, пока она будет еще год учиться, при станции поселок большой, найдется потом и для Нины работа. А из Тангуя можно доехать с оказией на лошадях, так что собирайся, мать, к переезду, комнату или домик снимем и будем жить вместе, всем легче будет, нечего сидеть в закутке чужого дома, да и Женьке настоящая школа нужна, нельзя время терять, собираться по теплу надо. Письмом обещала Аня сообщить, когда на работе будет и снимет комнату, и чтобы были уже готовы ехать к ней.
Вот это была новость, так новость. О чем-то таком мечтала Анна зимними ночами, собрать детей думала, угол найти собственный, да как сделать это придумать не смела. Анечка решила все и предусмотрела, совсем взрослая стала, да решительная какая, и все разумно так, лишь бы получилось, надо попробовать, собираться надо...
И тут поняла Анна, что дети-то ее определились, выросли и пора теперь ей самой следовать за ними.
Пошла к Зине, советчице своей единственной и душевной, обсказала, поплакали обе, обнявшись, так их и застал Степан, а узнав Анечкин план, одобрил и опять обещал помочь.
- Живет у меня там кум, хороший человек, - сказал он, - я тебе его адрес дам и письмо нацарапаю, он тебя приютит, семья у них, правда, большая не знаю, сдадут ли комнату тебе, но ты хоть не на улицу приедешь, пока Аню найдешь, неизвестно еще, когда оказия будет туда, это тоже я поспрошаю, а ты готовься, собирайся.
- Ой, Степа, голому собраться - только подпоясаться, - впервые облегченно засмеялась Анна, - помнишь, как вез меня сюда и не велел вещей брать, лошадь, мол, не потянет. Мне бы, Степа, машинку мою швейную увезти, а вещей у меня почти что и нету, я свою одежонку всю девчонкам перешила, даже пальтишки, что ты во второй раз привез. Мало у меня скарбу будет, вот машинка только, да Женька...
- Эх, бабы вы, бабы, - вздохнул Степан и ушел.
Опять ждала Анна - письма от Ани или оказии, как велел Степан.
От посадки картошки на поле Анна отказалась, посадила все же делянку на огороде и грядки сделала - кто его знает?
Занятия в школе закончились, а Анна взяла документы на Женю, на новом месте первым делом надо школу ей искать. Из кухни взяла немного посуды, оставила и Вере, которая искренне горевала, не хотелось ей расставаться. До блеска начистила и упаковала в свою цветастую юбку керосиновую лампу, за всю жизнь это был ее единственный постоянный семейный очаг.
Первой нашлась оказия. Степан познакомил Анну с хозяином телеги, пожилым дядей Колей, приспособил между хозяйскими мешками с картошкой машинку, привязал веревками, устроил место для Ани и Женечки и сказал громко, почти крикнул:
- С Богом, Анна, поезжай, так будет лучше, все будет хорошо. Коли письмо будет, мы получим и сообщим на кумов адрес, не сомневайся.
Заплакала Зина, сунула Анне горячий еще сверток, видно, с пирогами, и возница тронул вожжами коня. Поехали...
Остались позади село Тангуй, полюбившийся домик и грядки, милые друзья Степан и Зина, соседки, старая Леониха со своими мечтами, Марея, которая так и не купила козу. Остались в прошлом ласковый Максимка, сильные руки и зеленые глаза Михая. Все в пролом...
Забегая далеко вперед, могу сообщить, что Максим все-таки нашел Женечку, точнее, Евгению Федоровну, уже дважды бабушку. Мы жили в Иркутске и вдруг получили письмо от Максима, так и узнали о трагической их судьбе.
Михай не долго пробыл на родине, торопился. Не скрыл, что хочет вернуться сюда с семьей, приценился и присмотрел дом с усадьбой. Пошел по селу слух, что приехал Михай из Сибири с большой деньгой, зверски убили его, деньги искали, забрали крохи, что на обратную дорогу держал.
Максим уцелел, скитался, садился в поезда, чтобы ехать в Тангуй, его ловили и смеялись, что нет такого села, это просто ругательное слово. Война не дала учиться, жил в Молдавии и прислал фото, где стоит худенький мужичок в великоватом пиджаке рядом с красавицей овчаркой, у которой вся грудь в наградах.
Отвечала Максиму я, а мама подсказывала, что написать и о чем спросить. Через пару лет жена Максима сообщила, что он умер.
Мама плакала и никогда об этом больше не говорила. Молчала мама, но, как выяснилось, помнила.
Спустя много лет после смерти мамы я зачем-то открыла шкаф, где лежат мои уже не нужные бумаги - черновики, записи, договоры, переписка. И нашла я там тетрадь в коричневой клеенчатой обложке, открыла — это были записи мамы. Она писала о жизни семьи и своей, записи делались в разное время, видимо, под настроение, без какого-то порядка, просто, записывалось то, что
вспомнилось, что волнует.
Читать это нельзя без волнения. Олечка перепечатала записи, вот мы и познакомились с событиями, о которых раньше не знали, детей в нашей семье оберегали, не просвещали в прежние проблемы и трудности, а дети не особенно любопытны, желание знать прошлое семьи приходит с возрастом.
Из записей я выбирала события и чувства, уходила назад на столетие, представляла ту давнюю жизнь и жила ею. Это было и больно, и хорошо.
Анна уехала в никуда, но действовала уже по разумному плану дочери, у нее была главная и святая цель- сохранить, выучить детей, поставить их на ноги и быть рядом, всегда вместе.
Так и вышло в ее жизни. Еще долго жила она в чужом доме, но у добрых людей. Случилось, наконец, так, что в поселке железнодорожников нашлась работа для всех сестер. Аня и Ниночка стали главными бухгалтерами предприятий, Евгению назначили директором начальной школы. Купили сестры дом, завели корову Красулю, получила Анна все, о чем мечтала.
Эту жизнь я уже видела и помню, много о ней писала. В нашем доме во время войны и после всегда находили приют те, то нуждался в помощи, эвакуированные, потерявшиеся, одинокие и беззащитные, жила и монашка Марфуша из Белоруссии, которая вместо сказок читала мне, совсем несмышленышу, молитвы, через многие годы всплывшие в памяти в очень нужный момент.
Анна Павловна, бабуля, всех кормила, лечила, утешала, помогала беспризорникам, жившим неподалеку, чинила им одежду, подкармливала и дружила.
Дочери ее имели такой же характер, всю жизнь дружно жили вместе, воспитали и выучили нас с братом, помогали поднимать наших детей. Господь подарил им долгие годы жизни в достатке и уважении.
Аня и Нина умерли в Иркутске, в доме Евгения, моего брата. Евгения, мама моя, скончалась у меня в Москве и завещала прах свой захоронить рядом с сестрами. Так мы и сделали.
В месте вечного покоя стоят рядышком три памятника - Анне, Нине и Евгении, они не расстались и там, в неизвестном нам мире.
Анна, Анна Павловна Черепанова, скончалась уже после войны в Тулуне. Не болела, не жаловалась, хлопотала по хозяйству и вдруг умерла. Помню, хоронили ее осенью и бросали перед нею на дорогу цветы.
А Федор неизвестно где зарыт с тифозными, но близко от Тулуна, в районе Нижнеудинска. Может, близко они друг от друга.
Впрочем, как говаривала сама Анна, земля-то одна.
Да, одна земля, Высшими Силами дарованная людям, чтобы жили века, трудились, любили, страдали, горевали и радовались, рожали детей и учили их добру и милосердию.