Врач-травматолог облизывал мою ногу языком фокусирующей головки аппарата для ударно-
волновой терапии, то и дело укоризненно покачивая лысой головой в медицинской маске и
причитающий языком, расположенном в его рту, что лучше бы я отказалась от освоения
велосипеда. Травму сухожилия (которую мы сейчас и лечили), крепящего квадрицепс бедра к
тазобедренному суставу, я получила на силовой тренировке. Мой восторженный рассказ о таком
виде спорта, как пауэрлифтинг, оставил такую же удивленно-недовольную гримасу на видимой
части его лица – выражение глаз доктора позволило моему воображению дополнить его портрет
недостающими элементами в виде строго поджатых губ.
Такое молчаливое осуждение летало двойным эхом по гулким тоннелям моей души. Вторым,
вернее, первым голосом в этом дуэте пело осуждение матери моих вначале детских, потом
подростковых, а затем и взрослых травм, типичных для дворовых пацанов, но неприемлемых (по
мнению прекрасной половины старшего поколения) для милой маленькой девочки, девушки, а
теперь и женщины. Синяки, мозоли, рассечения, ободранная кожа. И если раньше это безмолвное
недовольство расстраивало меня и взращивало в сердце толстый бобовый стебель чувства вины,
долгое время хребтом державший мою психику, то теперь я выбралась по нему же к свободе и
испытывала только чувство гордости за себя. Не то чтобы я когда-либо хотела быть человеком
другого пола, нет. Мне всегда нравилось и до сих пор нравится быть девочкой (одна грудь чего
стоит!). Однако и раскисать розовыми пузырями изнеженности в кисейных берегах богатства
родителей было мне не свойственно.
Вот я и вспоминаю, как кататься на велосипеде (последний раз я это делала в дошкольном
возрасте), не покладая рук, ног и головы. Хотя правильней будет сказать «очень активно их
покладая». За неделю катания куда и обо что только я не приложила разные части тела:
приобрела сине-зеленый далматиновый окрас кожи ног ниже колен – следу поцелуев педалей,
разбила локоть и испачкала капающей с него кровью модный топ, рассекла верхнюю часть ступни
при падении на вершине подъема в крутую горку, ободрала левую щеку об ствол дерева во время
торможения головой об него и этой же головой стукнулась об фонарный столб, когда не вписалась
в крутой поворот.
Так что возлежание на кушетке во время ударно-волновой терапии во многом напоминало
положение тела после сильного падения. Разве что сейчас я лежала «по стойке смирно», без
штанов и в стерильном кабинете вместо голой пыльной земли в парке. А вот легкие, но
назойливые, как комары (коих в парке было пруд пруди) болевые ощущения от воздействия на
связку акустических импульсов низкой частоты очень напоминали ощущения, полученные при
падении. Обида от глупости ситуации, приведшей к травме, дискомфорт в поврежденных местах и
раздражение от необходимости полежать и отдышаться прежде, чем идти или ехать дальше – вот
что правило балом переживаний в эти моменты.
Конечно, как и при любой внезапной неудаче в деле, за которое ответственность лежала только
на мне, бразды правления на эмоциональном балу вскоре были отобраны у доброго принца
уравновешенности злым бастардом недовольства собой, чувства вины и самокритики. Да так
быстро, что через минуту после падения он был коронован слезами, оставляющими на моих
пыльных щеках белые дорожки. Если бы ударно-волновую терапию я делала себе сама, то тоже
нашла бы к чему придраться, и дело бы закончилось еще одним соленым потопом. В последнее
время я очень плаксива.
Но замечания травматолога не просто меня не расстроили, а наоборот развеселили, как
напутственное осуждение старших веселит отпетого хулигана. В течение всей процедуры я лежала
и улыбалась. В конце концом, мой юношеский задор жаром своей легкости и непосредственности
растопил сердце врача, и, когда я с улыбкой и благодарностями покидала кабинет, он тоже мне
улыбался. Это было видно по его глазам. Никакая медицинская маска не способна скрыть
искреннюю улыбку.