Несоответствия

Вадим Драги
   ОЧЕНЬ БЕЛАЯ ПОЭМА

   Поэт женился на женщине, которая не любила стихи. Нет, она была хорошей женой и вообще неплохой женщиной, даже красивой.  Только стихи не любила.   
   
   Дело было скорее в том, что она не любила именно его стихи. Собственно, их никто не любил, потому что никто их не читал. Он писал "в стол". Стол распух и из ящиков стали высыпаться отдельные листы.   Тогда он купил компьютер, перевёл все свои сочинения в цифровой формат, с нежностью упаковывая каждое стихотворение в отдельный файл. После этого он радостно сжёг рукописи, разгрузив стол. Компьютер был подержанный, капризный и, как оказалось, коварный. Как-то раз сгорел жёсткий диск, уничтожив все записанные на нём документы. Так поэт лишился  своих стихов. Он пытался восстановить что-то по памяти, но, как на зло, ничего не смог вспомнить от начала до конца. Одни отрывки. Обратившись за помощью к супруге, он с ужасом обнаружил, что она вообще ничего не помнит. То есть, вообще ничего. Даже впечатлений не осталось.   
 
  Поэта звали Мартынов. Михаил Юрьевич Мартынов. Это несоответствие его удручало. "Поэт Мартынов" звучало для него, как "Мэрилин Мэнсон". Но он ничего не мог поделать. Просто так взять и сменить фамилию, например на фамилию супруги, как поступают женщины, выходя замуж, Мартынов считал невозможным. Его прадед, полный Георгиевский кавалер, прославил свой род на полях сражений. Дальние родственники гордились родством с Мартыновыми. Смену фамилии никто бы не понял и не одобрил. Псевдонимов он не признавал (как Джон Леннон) и принципиально не желал прибегнуть к этой уловке. Жена иногда дразнила его Александром Сергеевичем Дантесом. Он не подавал виду, что его это задевает и только криво улыбался в ответ. Но ему каждый раз хотелось напиться. И однажды поэт Мартынов напился.

   Точнее, пить он начал ещё до того, как жена в очередной раз пошутила. Мартынов сделал большой глоток и сказал, что поводом для такого страшного бедствия, как гражданская война, вполне может стать повторение одних и тех же шуток. Ведь, как известно, брат убил брата за то, что тот рассказывал старые анекдоты. Жена тут же парировала тем, что это тоже старая шутка, взятая из какого-то советского фильма. "Кортик", кажется. Или "Бронзовая птица". Мартынов не нашёлся сразу и вяло резюмировал, что хотя бы изменил старую хохму, придав ей новый импульс. А не повторил дословно в который раз одно и тоже. По его мнению, это доказывало, что у них было одно чувство юмора на двоих и принадлежало оно отнюдь не супруге. "Ну, досталась тебе жена без чувства юмора", - согласилась она. Не успокоившись, Мартынов снова пошёл в атаку: "Чувство юмора это первый признак интеллекта. Если этот признак отсутствует, остальные искать бесполезно..."
  Здесь можно было просто посмеяться, тем самым опровергнув утверждение мужа об отсутствии у неё этого самого чувства. Но жена, готовая уже было загасить конфликт, не пожелала, чтобы в конце спора из нее сделали дуру.
  Можно было возмутиться, разрушая гипотезу об отсутствии у неё интеллекта, но тогда подтвердилась бы версия о том, что ей несвойственно чувство юмора.
  Значит, нужно было, возмущаясь, обязательно представить его шутку несмешной.
Но как это сделать, она не знала, поэтому просто начала ворчать, надеясь, что решение скоро придёт. Дискуссия набирала обороты. Жена Мартынова, так и не найдя удачного аргумента, объявила все шутки мужа не смешными. Мартынов возразил, мол когда они только познакомились, она всегда смеялась, если он шутил. На что та вполне логично заметила, что раз чувство юмора утратить нельзя, его можно лишь иметь или не иметь, значит шутки мужа таки стали несмешными. Муж обиделся и предположил, что тогда, вначале их отношений, она не понимала его шутки, но притворялась, чтобы понравиться ему. Она оскорблённо сказала, что никогда и ни в чём не притворялась. И тут, вместо того, чтобы закончить препирательства, Мартынов заявил, что неумение притворяться, сиречь простодушие, тоже свидетельствует о низком интеллектуальном уровне. К ней пришло, наконец, второе дыхание и она вывела зависимость падения качества юмора от увеличения его количества. Причину же неуёмного стремления мужа острить по любому поводу она увидела в пресловутом кризисе среднего возраста. Это и стало апофеозом конфликта. Они ещё долго барахтались в пучинах "модного психологического бреда", которым Мартынов считал "все эти синдромы и кризисы". Он держал всех психиатров, психологов и психоаналитиков за  шарлатанов и очень этим гордился. Жена то ли соглашалась, то ли не хотела спорить на эту тему и ушла спать.

   В своё время Мартынов подошёл к выбору жены достаточно прагматично. Он заявил, что женщина, достойная замужества, должна быть красивой, умной и доброй. Однако, все красавицы были не очень умны, все умницы не очень красивы, а те, кому удавалось объединить в себе и ум и красоту, оказывались страшными стервами. Задумавшись о причинах столь горького status quo, он развивал мысль дальше.
  Чтобы женщина была красивой, умной и доброй, ей нужны забота, образование и воспитание.
Отними что-то одно и получишь чудовище.
Но и при соблюдении всех условий не будет хватать главного: любви. Любовь - это дело случая, её нельзя ни предугадать, ни взрастить, ни добиться. Добиться можно благосклонности. Благодарности. Но не любви. Тут уж или повезёт или нет.
 Ему повезло. Жена его любила, он её тоже. На остальные тонкости он махнул рукой и женился.

   Мартынов заперся в кабинете и написал белый стих. Сначала он хотел назвать свой опус философским эссэ. Но от такой формулировки веяло прозой. Этого он не мог себе позволить. Ведь он поэт, как-никак. Значит, это несомненно был белый стих.
  Приводим текст без сокращений:
 "Кризис среднего возраста бывает двух типов:
   1. а ля Остап Бендер: "Мне 33 года, возраст Христа, а что я сделал? Учения не создал, учеников разбазарил, мёртвого Паниковского не воскресил".   
   2. а ля граф Монте Кристо: "Я отыскал клад, у меня есть богатство и влияние, мои враги повержены, я достиг всего, чего можно захотеть. Но, спрашивается, на хрена мне всё это нужно?".
   И тут возникает резонный вопрос: а стоило ли Остапу Бендеру расстраиваться из-за того, что графа Монте Кристо из него не вышло?"

   Окрылённый гениальностью мысли и своим блестящим остроумием, он допил коньяк и уснул.   
Наутро супруги всё ещё дулись друг на друга. Словно боксёры в перерыве между раундами, они расползлись по своим углам. Она пила вино с сыром, он пил пиво с колбасой.

  Кошка ушла гулять. Пьяная соседка орала во дворе: "Ишь ты, харя-а-асмент! Харя треснет! Набрались иностранщины, христопродавцы!"
Романтичная одинокая женщина, известная в округе как Коровелла, она всегда набиралась по самую ватерлинию.

  Жена Мартынова заглянула в листок на столе поэта и прочла вчерашний белый стих. "Ты посмотри! Наш Дантес родню припомнил!" Он хлопнул себя по лбу и взвыл. Как он мог забыть настоящую фамилию сказочного графа Монте-Кристо!
"И эта ночь, как день вчерашний..." - прошептал Мартынов и был прав: огонь разгорался заново.
Кошка вернулась и сразу легла спать, игнорируя миску. Значит, где-то поела.
  В этот раз перепалка продолжалась недолго. Серия взаимных упрёков скоро истощила силы обеих сторон и супруги угрюмо затихли.

  Кошка проснулась, лёжа на боку, зевнула и вытянулась во всю длину. Потом перевернулась на спину и стала выпендриваться, стараясь привлечь к себе внимание. Мартыновы одновременно улыбнулись.

  Кошку звали Капля. Имя появилось из книжки Стейнбека. У него, то ли в "Консервном ряду", то ли в "Тортилья флэт" была замечательная фраза о том, как "...кошки тяжёлыми каплями падали с забора".
Кошка действительно могла зависнуть, прыгая со шкафа на стол, издеваясь над всеми законами физики и прочей ньютоновщиной. Иногда даже втягивалась обратно и прекращала процесс прыгания на полдороги. Приглашали её к трапезе заклинанием "Кап-кап-кап!", словно призывая дождь пролиться на иссохшие поля.
  Толстая полосатая колбаска появлялась вприпрыжку, трясясь на коротких лапах. Если, конечно, была голодной. Но даже прибегала она, не теряя достоинства. Просто проявляла благосклонность.
"Серая тигра пришла", - резюмировала жена. Та смотрела на неё проникновенным понимающим взором очень умных глаз. Глаза у кошки были разного цвета. Когда она переводила взгляд на Мартынова, ему становилось не по себе. "Ты не поэт , Мартынов, - говорила ему кошка Капля, - ты лодырь. Халявщик, одним словом. Ты мог бы найти себе занятие более доходное. И лучше меня кормить. Нет, ты, конечно, кормишь. Ухаживаешь... Но мог бы лучше. Стремление к совершенству никто не отменял. А тебе есть к чему стремиться. Потому что у тебя есть я. Ты должен это понимать и помнить каждую минуту."

    Говорят, эти маленькие меховые паразиты производят какую-то химию, делающую мужиков ленивыми, сентиментальными, забывчивыми и... что-то там ещё... Но это, конечно же, неправда.

   Жена первая предложила мириться. Она делала так всегда. Наверно, она всё-таки была умнее его. Или просто была хорошей женщиной. Они каждый раз мирились и решали больше не ссориться. Они по-прежнему любили друг друга. Примирение, как обычно, было бурным и нежным.
 Под впечатлением прожитого дня он написал стих. Стих показался ему удачным и он решил впихнуть его на какой-нибудь поэтический сайт. Открыл наугад один из ресурсов, куда доморощенные поэты заходят себя показать. Людей посмотреть им обычно не интересно, каждый только подсчитывает количество просмотров собственной публикации и нервно ждёт комментарии. В ожидании отзывов на свой стих, Мартынов начал читать чужие. Одно из них настолько поразило, что он перечитывал его снова и снова. Простые, казалось бы, фразы, скреплённые удивительно свежей рифмой, были наполнены какой-то тайной. Смысл, казалось, был на ладони, но что-то ещё, недосказанное, удивительное светилось в каждом слове и тут же ускользало. И это была ЕГО мысль, но недодуманная и непонятная им самим до конца, потому что он сам так и не смог облечь её в форму стиха.
   Мартынов внезапно почувствовал, что поэзия была во всём вокруг, но он никогда не сможет описать её, так как хотелось бы. И пусть хотелось очень страстно, но что-то главное, совершенно необходимое, всегда ускользало. Всё в этом мире было словно покрыто словами, которые можно было понять, но невозможно прочесть вслух. Солнце, небо, ветер, каждый звук и запах, буквально всё дышало поэзией. Даже их ссоры, особенно когда они кончались и эти двое переставали жалить друг друга. Ведь там, где кончается цинизм, начинается поэзия и наоборот.
 Жизнь это грань между поэзией и цинизмом. Она выглядит, как река между двумя берегами, спускающимся к ней.
Или как улица Балковская между центром и Слободкой.

   Он мгновенно принял решение. Он удалил своё творение с сайта и порвал черновик. Он решил больше никогда не писать стихи. Даже поклялся в этом, как Иван Бездомный.
То есть, иногда, конечно, можно черкнуть что-нибудь этакое, смешное и ироничное. Он ведь, как-никак, с юмором! Оставив себе лазейку для возвращения в творчество, он успокоился и смирился с тем, что он больше не поэт. Так в одночасье разрешилось несоответствие между призванием и фамилией. Больше не нужно было венчать белую розу с чёрной жабой. И взгляд Демона с врубелевской репродукции, висевшей в гараже, больше не казался укоризненным.
  Он действительно перестал писать стихи. Никому неизвестный поэт исчез, канул в лету. Представьте, никто не умер от горя.
 Но Мартынов не перестал философствовать.
Порой он записывал свои мысли, но записи от всех скрывал. В ящиках стола, где прежде прятал стихи.
Жена больше не дразнила его Дантесом, но иногда называла Соловьёвым. Кого именно она имела в виду, философа или телеведущего, она не уточняла. А он и не спрашивал. Он перестал обижаться на неё.
  Они по-прежнему любили друг друга.
   Остальное не важно.