Два дня Эркин был в забытьи, ночами бредил. На третью ночь так метался на постели, что сорвал капельницу. Молодая медсестра уснула, видимо, молодой организм взял своё, да и верно устала за день. А Дилором Икрамовна лично потребовала, чтобы у постели Эркина постоянно дежурили медсёстры, сменяя друг друга. Многие, быть может, думали, что Эркин её родственник, тем более, авторитет Дилором Икрамовны был настолько высоким в больнице, что её слушались беспрекословно.
Уважали и боялись, ведь она даже возглавляла комиссии от министерства здравоохранения, кода их отправляя с проверками по больницам и поликлиникам. А когда приходили с проверкой в ТашМИ, то Дилором Икрамовна сама возглавляла комиссию и была куда строже прочих.
Несколько лет назад, министерством здравоохранения её хотели назначить ректором ТашМИ, но Дилором Икрамовна отказалась в пользу Хамида Закировича, ведь у неё была семья и он не подвёл ни её, ни тех, кто за него поручился. Хамид Закирович стал хорошим ректором самого престижного учебного заведения в Средней Азии и руководителем огромной клиники. Ну а Дилором Икрамовна стала его правой рукой и постоянно требовала чистоты, говоря, что чистота - залог здоровья. От врачей требовала профессионального подхода к делу, говоря, что правильно поставленный диагноз - прямой путь к выздоровлению, а ошибка, может привести к смерти.
Медсестра проснулась от стона и крика Эркина, тут же взяв ваточку, приложив к месту прокола вены и согнув ему руку. Эркин открыл глаза и с недоумением посмотрел на девушку.
- Что со мной? Почему я здесь? - слабым голосом спросил Эркин.
Медсестра тут же выскочила из палаты и побежала за врачом. Вскоре, она вернулась с доктором. Осмотрев его, доктор велела поменять Эркину постельное бельё.
- Наконец-то температура спала, постель вся мокрая, нужно всё поменять, позови санитарку, кто сегодня дежурит? Надя? - внимательно прослушав грудь Эркина, затем с трудом повернув его, прослушав и спину, сказала доктор.
Эркин с большим трудом встал с постели, его накрыли покрывалом, пока меняли простыню, наволочку и пододеяльник. Ранним утром пришла Дилором Икрамовна, сама вновь прослушала парня и успокоившись, попросила поставить капельницу и напоить его чаем.
- И кашу ему принесите, если из дома придут, попросите опять принести бульон, - сказала она лечащему врачу.
В первый день, когда Дилором Икрамовна, не рассчитав, попросила его родителей принести сыну бульон, Шакир акя отправил жену домой, а сам поехал на базар, просто ходить по базару с женой, было неприлично, а на базаре его знали почти все продавцы. Шакир акя любил торговаться, этому его научил отец, профессию которого и перенял Шакир акя. Отец говорил, что базар любит торг, иначе, не будет баракя (достаток) и Шакир акя запомнил его слова. Часто, спор шёл из-за одной или двух копеек и дело было вовсе не в деньгах, это все понимали.
Купив после небольшого торга живого петуха, Шакир акя поехал домой. Там он тут же произнёс молитву для жертвоприношения, сказав, что режет петуха, взамен жизни сына. Он молил Всевышнего принять эту жертву и обведя ладонями лицо, он быстро провёл ножом по горлу петуха. Мехри опа быстро почистила тушку и разделила птицу на две части. Одну часть она завернула в марлю и повесила на верёвку, благо дело, была зима и тушка не испортится. Вторую половинку она положила в кастрюлю и поставила на печку, положив в бульон лук, морковь и маленькую картофелину. Позже, она понесла бульон в больницу, перелив в банку, но Эркин в тот день так и не поел. Он не смог поесть и на второй день и Мехри опа отдала банку с бульоном медсестре. Дилором Икрамовна застала женщину в палате, плачущей над сыном.
- Так нельзя, Мехрихон, Ваш сын жив, а Вы над ним плачете, словно он уже умер, - сказала она.
- Что Вы, дорогая! Не приведи Аллах! Разве я выдержу такое горе? Но таким я его не видела и мне страшно за сына, - ответила Мехри опа, вытирая слёзы.
- Поезжайте домой, Вы и себя поберегите, ради своих детей и мужа. У Вас замечательная семья, Мехрихон, прекрасный сын, будущее которого я уже вижу, идите, не стоит тут сидеть, поверьте, всё будет хорошо, - сказала Дилором Икрамовна, сама провожая Мехри опа до лестничной площадки.
Зайнаб ничего этого не знала, где живёт Эркин, девушка тоже не знала и спросить было не у кого. Зайнаб извелась, не зная, что и думать, ругая себя, что столько времени избегала Эркина и не разговаривала с ним.
В субботу, успокоившись, Дилором Икрамовна пошла на практические занятия к моргу. Эркина она сама обследовала, поняв, что кризис прошёл и парень пойдёт на поправку, сама сделала ему назначение и ушла. Дилором Икрамовна зашла в помещение морга, где её уже ждали студенты, на этот раз учебным "пособием" стало тело мужчины, умершего от туберкулёза. Дилором Икрамовна потребовала у всех надеть маски, что сделала и сама, провела занятия, визуально показывая органы мужчины, спрашивая студентов о том, какие жизненные функции выполняет тот или иной орган. А когда занятия закончились, она собралась уйти.
- Дилором Икрамовна, Курбанов Эркин сегодня уже четвёртый день не приходит на занятия и мы не знаем, что с ним. Адреса его никто не знает, мы волнуемся, что же случилось, может Вы знаете? - вдруг спросил Слава.
- Это хорошо, что Вы тревожитесь за своего товарища. Курбанов Эркин лежит в терапевтическом отделении, на втором этаже, в двенадцатой палате. У него пневмония, но ночью был кризис и он прошёл. Если есть желающие проведать своего однокурсника, вы можете это сделать.
- Где же он мог так неосторожно простудиться? Разве можно относиться к себе так легкомысленно? - вдруг спросил Слава.
Дилором Икрамовна многозначительно посмотрела на парня в очках. Несмотря на то, что Слава был сыном педагога, он ничем не выделялся среди студентов, а Виталий Иванович, наоборот, с сына спрашивал строже.
- Вы правы, нужно относиться к себе более бережно. Но Курбанов, после занятий ходил работать на товарный двор, кажется, работа тяжёлая, вспотел, видимо после работы искупался, а вода на таких предприятиях часто холодная, вот и простудился. Я знаю, многие работают, совмещая работу с учёбой, но всё же берегите себя. Занятия окончены, все свободны! - объявила Дилором Икрамовна и тут же вышла из помещения морга.
Зайнаб, слушая педагога, была потрясена, понимая, что эта болезнь могла закончится иначе. Все ребята повернулись к ней, ей стало не по себе.
- Я ничего этого не знала... - со слезами произнесла девушка и тут же выбежала из здания.
Многие ребята знали, что Эркин нравится и Зайнаб и Диле, правда, вторая была полной противоположностью Зайнаб.
Диля была не такой нежной, более бойкой и практичной. У неё не было толстой, длинной косы, но были тёмные, волнистые, густые волосы, собранные сзади, большие глаза и чёрные дугой брови, а цвет глаз поражал многих, они были зеленоватые и взгляд решительный и озорной, что придавало ещё больше дерзости. Казалось, эта девушка никогда не унывала, хотя это было далеко не так, просто Диля никому не показывала своё уныние и никогда не жаловалась, думая, что помочь всё равно не смогут, а жалости ей не надо. Стройная, высокая, она выделялась среди девушек узбечек. Никто не знал, что её отец не вернулся с фронта, а когда пришла похоронка, мать замкнулась в себе и летом сорок пятого года умерла, совсем молодой. Соседи говорили, что она сгорела от тоски, но Диля понимала, что у матери резко развилась онкология. Диля осталась со старшим братом, с его женой и их маленькой дочкой.
После смерти матери, отношение невестки к ней изменилось, но Диля была не из тех, кто разрешал себя обидеть. Поступив в ТашМИ, очень удивив этим и брата, и ещё больше невестку, она попросила место в общежитии. Ей сначала отказали, сказав, что она ташкентская и у неё есть где жить. Никто так и не понял, с чего ей вдруг дали место в комнате общежития. Диля взяла справку с махалли, что условия жизни с братом и его семьёй мешают её учёбе. Один акт, с подписями трёх соседей и ей выделили комнату, где она жила с двумя девушками и очень с ними подружилась. Правда, учились девушки на разных факультетах.
А вот брат Дили, ежемесячно помогал сестре, не понимая, почему она вдруг ушла из дома, правда, часто слышал ссоры между сестрой и женой, наверное подумав, что так будет лучше. Но не помогать сестре, он не мог. Когда жена возразила, Мухамеджан, брат Дили, серьёзно поговорил с ней, сказав, что если она будет препятствовать этому, он настоятельно будет требовать, чтобы Диля вернулась домой. Гуле пришлось согласиться, но общения между невесткой и золовкой, на этом и вовсе прекратились. От помощи брата Диля не отказывалась, решив для себя, что он обязан ей помогать, как старший брат. Правда о том, что оставила ему дом, Диля вовсе не задумывалась и то, что по закону имеет право на долю в доме родителей, тем более не думала. Ребята посмотрели и на неё, Диля пожала плечами.
- Пошли отсюда, воняет гнилью, - сказала Диля и тут же вышла наружу.
Она догнала Зайнаб, впрочем, Зайнаб стояла задумавшись, когда Диля подошла к ней.
- Ну что, подруга, давай сходим к нему, - сказала Диля, подойдя ближе.
- К кому? О ком ты? - искренне удивилась Зайнаб.
- Я знаю, что он тебе нравится. Поверишь ли, мне он тоже нравится. Вот и сходим вместе, проведаем его, - ответила Диля.
Зайнаб долгое время избегала Эркина, почти не общалась с ним, теперь жалела об этом, оправдывая себя тем, что не знала о его болезни.
- Он многим нравится, сама знаешь. Парней почти нет, многие не вернулись с фронта, иные и вовсе без ноги или руки, - подумав про себя, зачем она это говорит, всё же сказала Зайнаб.
- Эркин видный парень, такого невозможно не полюбить. Ну что, пошли до ларька, что ли... купим ему печенье и... что там ещё... кефир можно, - сказала Диля.
Девушки по аллее пошли к воротам. Прямо за воротами, находился маленький магазин, студенты ласково называли его ларьком, правда, в этом маленьком магазине, можно было купить многое. Девушки зашли в магазин и подошли к прилавку, разглядывая продукты.
Карина присела на диван и положила голову на его спинку. Дорога выматывает, она устала и закрыв глаза, девушка заснула. Сколько проспала, Карина не знала, но резко проснулась от звука открываемой двери. То ли она расслабилась, то ли и правда очень устала и переживала, но тело словно было налито свинцом, она лишь подняла голову и посмотрела на мать. Карина её не узнавала... когда они ехали в поезде из Ленинграда в Ташкент, мама была совсем другой. Напуганной, встревоженной, но прехорошенькой. Немного полненькой, с красивыми чертами лица... Сейчас перед ней стояла измученная, исхудавшая, с впалыми глазами и потухшим взглядом женщина. Мама словно вмиг постарела лет на двадцать.
- Кариночка, девочка моя! Живая! Господи! Спасибо тебе! Кариночка! - закричала Лариса, зарыдав.
Она упала перед дочерью на колени, обняла её ноги, уткнулась лицом в колени и содрогаясь от рыданий, не переставала говорить.
- Я так долго искала тебя, родная, мой Ванечка погиб... я была на его могиле, он похоронен в общей могиле, там всех похоронили... - подняв голову и глядя в глаза Карины, говорила Лариса, а слёзы непрерывно текли из её ещё красивых, но потускневших глаз.
Карина была напугана, она совсем не такой представляла маму, которую помнила совсем другой.
- Мамочка! Ты жива! Это самое важное и мы нашли друг друга! - воскликнула Карина, поднимая мать с пола, на котором был постелен ковёр.
Лариса поднялась и они крепко обнялись, плача, они говорили друг другу одинаковые слова. Потом, обняв мать за талию, чувствуя, насколько та похудела, Карина усадила её на диван и села рядом с ней.
- Расскажи, что произошло? Я ведь видела тебя и Ванечку, я видела Вас мёртвыми, а твоё лицо, оно было... эти шрамы... мамочка, бедная моя мамочка, - вновь обняв мать и только увидев шрамы на её лице, с болью и стоном сказала Карина.
- Ничего, шрамы были от осколков, меня нашёл какой-то мужчина, они искали выживших среди мёртвых, но я была одна среди таких, остальные были мертвы и мой Ванечка тоже. Но тогда я была без сознания и ничего этого не видела и ни о чём не знала. А мужчина отнёс меня на телегу, а оттуда в местный госпиталь. Я почти четыре месяца там пролежала, память потеряла, почти два года ничего не могла вспомнить. Осталась работать в госпитале, работала санитаркой.
Память вернулась внезапно, когда в госпиталь привезли мальчика, война заканчивалась, а мальчик был ранен и он умирал. Я вдруг вспомнила, что могу лечить, я умоляла позволить мне оперировать ребёнка и мне разрешили. Местный врач, казах, сказал, что всё равно мальчик умрёт. Я оперировала его, он был очень плох, потом два месяца я выхаживала его и он выжил! Представляешь? А я Ванечку вспомнила, тебя вспомнила, потом писала повсюду, тебя искала. Пришло известие, что тебя увезли в Казахстан, что мой сын тогда погиб. Мы были рядом с Казахстаном, я попросила, чтобы меня выписали, поехала в Целиноград, долго искала тебя, но так и не нашла.
Уже отчаялась найти тебя, приехала в Ленинград, начала подавать запросы по всем инстанциям, узнала, что ты в Ташкенте, но никто не говорил мне, жива ли ты. Я надежду не теряла, хотела поехать за тобой в Ташкент, но испугалась, что могу с тобой разминуться и решила сначала написать письмо по адресу, который мне дали в отделе поиска без вести пропавших. И вот ты здесь! Господи, какая же ты стала красавица! Так одета... значит, ты жила хорошо? Не голодала? Не мёрзла? Я слышала, в Ташкенте узбеки многим кров дали и многих кормили, спасая от голода. Теперь, у меня есть смысл жизни, это ты! - обнявшись с дочерью, медленно раскачиваясь с ней, говорила Лариса.
Потом они просто сидели, крепко обнявшись, а когда позвонили в дверь, испуганно переглянулись.
- Это, наверное, Лида, бедная женщина. Совсем одна осталась, но ждёт сына. Я открою, - поднимаясь с дивана, сказала Лариса и пошла к двери.
- Утром нужно в институт сходить... а что я маме скажу? А если он завтра придёт... - подумала Карина, вспомнив Игоря Дмитриевича.
Но девушке льстило, что такой высокопоставленный и красивый мужчина, заинтересовался ею, легкомысленно думая, что может однажды, он попросит её выйти за него замуж. От этих мыслей, Карина покраснела, когда в комнату вошли Лариса и тётя Лида.
- Не могу одна дома находиться, мебели почти нет, хорошо, хоть дом не разрушен. Мы часто сидели в бомбоубежище и думали, вот выйдем оттуда, а дома нашего и нет. Многие остались без дома, до сих пор им выделяют квартиры в пустых домах. Сколько не вернулись с войны, а мой сыночек обязательно вернётся, мой Санечка вернётся, вот помяни моё слово, Ларочка. Ну как ты, Кариночка? Спасибо твоей маме, стол мне дала, кровать и два стула, ведь квартира была почти пустая, - говорила тётя Лида, присев за стол.
- Если бы мама в блокаду осталась здесь, верно и наша квартира была бы пустой, а мама... Господи, о чём я думаю? - испугавшись своих мыслей, Карина взглянула на мать, подумав, что она догадывается об этом.
Но Лариса с такой любовью смотрела на дочь, Карина заплакала и крепко её обняла.