Сегодня, в память матери, я написала несколько коротких рассказов-воспоминаний. Наша мама ушла в Бога 24 года назад. Теперь она в вечном блаженстве и о ней заботится Господь. Закончились её страдания и болезни на земле. Но мы, её дети, довольно эгоистичны и скорбим о ней, вместо того, чтобы радоваться, что она в вечном сиянии с Любовью. Ей уже не надо заботиться не о пищи, не об одежде и о том,чем кормить её десятерых детей. Мы, её дети, уже сами постарели и уйдём в мир иной, но я знаю, что на земле, где мы только гости, в вечности есть у нас ангел-мама, которая оберегает и защищает нас. Мы не пережили и сотни доли того, что пережила она. В нашей жизни не было войн, не было аварий и мы не испытывали жестокий голод. Да, теперь наша мама ангел-частичка Бога, оберегающая своих потомков, нас десятерых детей и двадцати четырёх внуков и правнуков даже пра-правнуков, которые ещё не родились, и так до тысячного рода. В Библии написано: "Благословлю благословляющих Меня до тысячного рода...", это сказал Бог, а она частичка Бога.
О маме можно вспоминать и написать бесчисленно много рассказов, но я напишу только несколько отрывков из её земной жизни.
Итак в моих рассказах будут фигурировать и другие; её дети, внуки и муж. Ещё хочу написать о том времени, когда она училась в Саранске и о том, что её портрет и медаль "мать-героиня" висят в Саранском музее.
Итак, первый мой рассказ называется "Василий вечер":
"Василий вечер, ужинать не чем, были крошки и тех съели кошки".
Так приговаривала мама, доставая двух-ведерный чугун из печки. Она поставила ухват и с улыбкой осмотрела нас, собравших за столом ребятишек. Мы ждали, когда она выльет пахучий густой, горячий бульон из чугуна, потом оставшееся там, мясо отделит от костей. И тогда наступал наш черед. Мы будем глодать эти тёплые кости и будем играть ими. Наигравшись вдоволь, мы выходили на улицу; жечь костры и прыгать через них со смехом, шутками и песнями. Это была традиция нашего села.Мы тогда не знали и даже не интересовались, что Василий вечер связан со Старым Новым годом, что он наступает в ночь с 13 на 14 января.
Нам, ребятишкам было всё равно, что это за праздник. Нам было всё равно, мы были дети и нам нравилась атмосфера праздника. Мы тогда и не думали, как трудно было маме с нами восьмерыми детьми, которые хотели есть, чем и как нас кормить маме, ведь в то время было очень тяжёлое, за трудодень отцу, который работал в колхозе с утра и до ночи, давали немного зерна и мясо и ставили только "палочки" в долг. Правда было у нас своё натуральное хозяйство и кормил нас лес. В лесу было много ягод и грибов, орех-лещины, которые мы носили ведрами. Помню, у нас в сенях стояла большая-большая деревянная бочка полный орехов. Поздней осенью мы очищали эти орехи от шелухи и мама "калила" их в печи. Печь у нас была огромная и для нас часто служила местом тёплой спальни. А в печи мама варила щи и картошку и эта была наша основная пища. Конечно, мы помогали маме, как могли, с детства она нас приучила к труду. Делали всё по дому и по-хозяйству, так как ей одной было трудно, ведь отец-добытчик всё время был на работе.
А "Василий вечер" ещё запомнился мне и потому, что после ночного веселья у костра, мы отправлялись на всю ночь, слушать сказки к деду Дмитрию, или по другому, как называли его в нашей деревне, Кастыль-атя (У него была больная нога и он ходил с костылём, наверное после войны).
Дед Дмитрий жил в центре деревни, в просторной избе. Своих детей у них (с нашей родственницей од-бабай, с его женой) было пятеро. А нас тогда в семье было восемь ребятишек (всего нас десять). Двое родились позже этих событий, и не помнят сказки деды Дмитрия, или Кастыль-дедай (а нам он был родственник, брат нашего деда Егора, и мы называли его «од-дедай»).
Мы ждали это событие целый год. Любили слушать его сказки, которых он сочинял на ходу, говорил красиво и без остановок, Он мог часами рассказывать. Мы слушали, смеялись и плакали. Вот какой наш од-дедай был рассказчик!
Других увеселительных событий в деревне происходило редко. Тогда в пятьдесятые годы ещё не было и телевизора, и может даже радио. Хотя, пожалуй, у некоторых в деревне были громкоговорители, огромные, черные тарелки, или сковородки(пачалга по-эрзянски их называли).
В тот Василий вечер, в просторной избе деды Дмитрия, собрались люди, почти из всей деревни(не только дети, но и взрослые). Он рассказывал сказки всю ночь без остановки. Нет, он не читал их, потому что был неграмотный, но помню, многие, собравшиеся там, смеялись и плакали над его мастерством, так он умело их рассказывал.
Мы, дети нашей семьи, приходили домой только утром.
Вот так проходил наш Василий вечер в далёком детстве в мордовской деревне Дегилёвка. (Это было после войны, я была совсем маленькой девочкой, но этот вечер навсегда запечатлелся в моей памяти.
Ещё помню, что тогда было жестокое гонение на церковь и запрещали всё духовное и дом дяди Дмитрия был вроде церкви.
Но главное, после Василия вечера и до крещения можно было гадать. Что такое «крещение» тоже не знали. Но,что это было 19 января помнили и ждали праздника. Пожалуй, эта было самая холодная ночь. Говорили: «Вот наступят крещенские морозы…».
И мы, девочки, уже после, когда были большими девочками, глядя на взрослых девушек, тоже ходили в самую холодную ночь гадать к перекрёстку. Мы ложившись на снег, слушали, хотя что мы тогда могли услышать? Лай собак или вой волков. Мы были ещё такие глупые, подражали взрослым девушкам, которые гадали на женихов.
С тех пор прошло пол-века, теперь столько информации отовсюду, хочется куда-то от неё убежать, особенно от бездуховности. Теперь не только телевизоры, но компьютеры и много другой техники, в котором я разбираюсь намного хуже своего внука.
Я очень люблю своего внука и хочу, чтоб он спасся для вечной жизни, которая только в Боге. Я вижу, как многие летят в тартарары. Презрительно оглядывают верующих и на их слова, которые ведут к спасению, говорят: "Мы сами с усами..." или что-то подобное. Я и сама получаю большое противление и некоторые относятся ко мне, как "ненормальной". Что я? Даже Сам Господь пришёл на землю в образе Христа и Его распяли. А второе пришествие будет и тогда сгорит весь грех людской. Это я уж точно знаю. Я - воскресшая из мёртвых. (Я видела Самого Христа, когда была в коме). Но в Писании Он сказал: "Блаженны не видевшие, но уверовавшие".
Это только первый рассказ, а второй рассказ-воспоминание я назвала "Пожар"
Вижу, как некоторые родители «дрожат» над единственным ребёнком, и я вспоминаю один случай из далёкого детства. Нас было тогда ещё у матери с отцом семеро детей. Отец пил и приходил от «крали» только ночью, пьяным. А матери надо было кормить нас «всю ораву». И вот однажды она уехала за хлебом в Саранск, за сорок километров, а нас, конечно, оставила без присмотра. Тогда мы все присматривали сами друг за другом; большенькие дети за младшими сестрёнками, так как у нас было тогда пятеро девочек и один мальчик. Другие дети родились позже и всего нас у матери с отцом было десять детей.
Мама уехала в Саранск за хлебом утром, а вечером мы по ней заскучали. Да мы и проголодались, а мамы-нашей кормилицы всё нет и нет. Почти все игры были сыграны. Стало прохладно. И вот, кто-то из нас пытался разжечь печку. Нечаянно пролили керосин, и Вовка, тогда ему было лет семь-восемь, предложил чиркнуть спичку на этот керосин, посмотреть, что из этого получится. Любопытство взяло верх над нами. Чиркнули спичку, и сразу пламя вспыхнуло и выросло до потолка. Этого мы, дети, не ожидали. Стали гасить пламя все, тем, что попало под руки. Конечно, мы все напугались. Пламя мы погасили, а на полу осталось горелое пятно. Кричали все, кто как может, и напугали сидевшую на печке Надю, (тогда ей было месяцев семь). Она упала с печки вниз головой и потеряла сознание. Мы все плакали, кричали и трясли её и Надюшка ожила. Таня, старшая, ей было лет девять-десять, взяла её на руки и мы всей гурьбой пошли по деревенской дороге к шоссе, где у моста останавливались автобусы. Было темно, мы не прошли и пол-дороги и маму мы увидели и узнали сразу. Она шла медленно, еле-еле тащила большой мешок за спиной. Мы окружили её и наперебой рассказывали обо всём, что было без неё. За радостью мы не заметили, какая она бледная. Только потом мы узнали, что и она теряла сознание и лежала где-то у обочины. И все мы пришли домой радостные. Нам так хорошо и тепло было с матерью.
А теперь я думаю, о Божией любви, как Он уберёг нас и нашу маму от гибели. Тогда мы сами могли бы сгореть и сгорел бы наш дом, но Бог спас нас и мы все были с мамой. Несмотря на то, что она была очень слабая, разожгла печку, покормила нас.
Я не перестаю удивляться насколько она была терпеливая, добрая и ласковая. Тогда она не бросила нас даже в той ситуации, что она сама чуть не умерла. И тогда она же простила отца, который ради "крали" оставил нас без присмотра. И прощала отца за то, что он часто приходил пьяным и бил её, и только мы могли остановить его, чтобы он не убил нашу страдалицу - маму. Когда он буянил пьяный, мы его дети, висли на его руках и орали, плача: "тятяй иля" т.е не надо. Иногда вырывали из его руки нож, которым он грозился убить маму. Это был страшный период. Некоторые дети, особенно последние, не помнят тот период и,всячески защищают отца. А я, наверное, не простила его, и написала всю правду. Детей-то он сумел сделать и, даже гордился перед другими мужиками, чт о у гего столько детей. А я как помню, мама, почти всегда, была беременная. Ну, а наш отец бил её и, всячески издевался над ней, ради какой-то "крали".
С той поры прошло уже пятьдесят с лишним лет, но Господь всех нас сохранил. Мама умерла, вернее «ушла в Бога» спасённая. Она была верующая. Мы тоже все верующие, но каждый «по–своему».
В Писании сказано: «Все будете научены Богом». Я не сужу никого, но всё отдаю на суд Богу, только Он Судья справедливый, а мы все Его создания. Кто помнит все случаи «любви Божией», кто за каждый миг жизни благодарит Создателя?
Да никто! Никто не сможет помнить всё и достойно поблагодарить Бога. Он всё прощает всем и всех нас, людей, любит. А ведь, все мы носим в себе Его дух. И мы без Него бы не дышали и, конечно, не жили бы, потому что Он создал первого человека из праха земного и вдунул в него Своё дыхание.
Да, мама наша теперь в Боге. Господь сохранил нас по её просьбе. Она частичка Бога и ангел - хранитель своих потомков до тысячного рода. Она и всю жизнь ведёт нас по светлой дороге жизни.
Да, мы сами себя наказываем незнанием Слова, который Бог дал людям, своим созданиям, для того, чтобы мы прожили жизнь правильно. Не страдали и не мучились бы. Ибо грех есть страдания и мучения, и почти, все болезни последствие греха. И ещё скажу: «Слава, слава нашему Богу за всё, всё, всё!». Значит слава нашей матери.
Теперь мои рассказы-воспоминания относятся к периоду, когда я приехала "в гости" в Мордовию из Ленинграда. В этом рассказе я пишу о своих родных и главную героиню назвала Алёнкой. Эта моя племянница Ольга Аверьянова, и пишу я как буто с её взгляда на жизнь.
За семейным столом
Алёнка приехала погостить к бабушке и дедушке на каникулы. Она закончила седьмой класс и впереди ещё пол-июня, июль и август ... Летние каникулы.
Почти все каникулы она проводила здесь, в Николаевке. Здесь ей хорошо, она и Светка (её сестрёнка Леночка), почти, выросли у бабушки и дедушки. Выросли и двоюродные сестрёнки и братишки. А теперь вот здесь хозяин Максимка. Ему пять лет и он считает, что он здесь главный, а другие сестрёнки и братишки только гости. Да, Алёнка со Светкой живут с родителями в Посопев пригороде Саранска и приезжают сюда уже в гости. Сегодня собрались, все дети бабушки и дедушки, которые живут в Саранске. Ещё вчера приехала тётя Катя(я так себя назвала в честь матери) из Питера, а ещё сегодня приехали тётя Лариса из Москвы с детьми, Наташкой и Катюхой, да и тётя Надя приехала из Чувашии со своими мальчиками, с Вовкой и Витюхой.
У бабушки Кати и дедушки Вити была большая семья. Теперь все разъехались и остались одни старики. Максимка с папой и мамой живут в пристроенных к этому дому комнатах. А всего у старых теперь, бабушки и дедушки, было десять детей.
Теперь вот ещё к десяти детям добавились невестки и зятья , да, восемнадцать внуков. Сегодня собрались шестеро детей, две невестки, три внука и пятеро внучек. Бабушка Катя сидела на диване. Она была больна, но сияла от счастья. Она любила такие дни, наверное, потому что, это напоминало ей время её молодости, когда её дети были маленькими, а она была молодой и здоровой. Сегодня такая же кутерьма и шум, детская возня.
Алёнка уже почти взрослая и отвыкла от такой возни и детского шума и кутьерьмы. Дома у них редко шумят, если они только подерутся со своей сестрой Светой, и то это стало происходить всё реже и реже.
Дедушка Витя-Виктор Егорыч, тоже улыбался довольно. Он сегодня, как в последнее время очень часто, был «весёленький» от выпитого и от гордости, и ещё он доволен за то, что сегодня, вот так, в окружении родных он сидит во главе стола. Часто он говорил высоким голосом, не совсем умные речи, но дети и внуки привыкли его видеть "таким", и пропускали мимо ушей его «плохие слова».
Алёнка смотрела на всех, детей и взрослых, и радостно думала, какие же все они хорошие. И пусть «малышня» пока шумит и дерётся, но и они вырастут. Она же тоже была такая маленькая, но ей сейчас уже пятнадцать лет и она, после, будет как взрослые, выйдет замуж и будут и у неё дети, а те, тоже вырастут и у них будут дети, и она сама тоже будет бабушкой.
И тогда, наверное, вот так же, как теперь её бабушка, будет сидеть на диване и сиять от радости. Но вдруг она представила, что нет уже ни бабушки, ни дедушки, и она испугалась этой мысли, покраснела и встала из-за стола, пошла в ту комнату, где играли дети, якобы, разнимать дерущихся Вовку и Максима.
- Малышня, марш мыть руки, - командовала Алёнка и добавила громко, - а потом все за стол! Малыши все слушались её, как и взрослых. Они безропотно пошли мыть руки. Из-за стола поднялась тётя Катя и пошла с ними помогать Алёнке. Руки мыли под краном самодельного умывальника, не на улице или над лоханкою, как у многих здесь заведено. Дедушка в этом доме всё, почти сделал своими руками. «Ох, если бы он не пил, - думала Алёнка, - ведь, у него руки золотые…»
Как будто угадав её мысли, тётя Катя сказала, - ну молодец наш отец, какой умывальник сделал, почти городской! Ты знаешь, Алёнка, он и дом сам построил, и всем соседям построил бани. Он и печки складывал, и колодцы рыл. Все угощали водкой и самогоном его, вот он и спился. А молодой он работящий был, да и теперь без дела не сидит.
- Знаю, - сказал Алёнка, нам бабушка про это рассказывала и про дом, - продолжала она с улыбкой смотря на тётю, - и как вы ему помогали.
- Мы? – засмеялась в ответ тётя Катя, - мы тогда были ещё девчёнками тринадцати-четырнадцати лет, вот как ты теперь. А в основном ему помогал дядя Вова, ему было уже пятнадцать. И тётя Катя, проверив руки у малышей, разрешила девочкам идти за стол, а мальчиков задержала. – Вытирайте руки хорошо, - сказала им она, те показывали руки и рвались за девочками за общий стол. Алёнка встала у двери и подала им полотенце, а тётя Катя сказала им серьёзно,
- Микробы, которые остались на ваших руках, попадут к вам живот и вырастут там, они, как черви будут грызть изнутри вас. Мальчики вытерли руки и вошли в комнату, где уже, почти все сидели за столом. Смеясь, вошли за ними Алёнка и тётя Катя. Все остальные ситдели за столом. Они тоже сели за стол.
Одна бабушка сидела на диване, она могла сидеть только на мягком диване, так как была очень больна. Она с умиленьем смотрела на своих и радостно улыбалась и, порой, смеялась со всеми, над малышами. И как было не смеяться над их забавными причудами. Бабушка говорила о своих,
- Их только восемь сегодня...
- Дедушка перебил её, - а если бы все собрались, куда, бы ты, Петровна, поместила их?
- Тогда бы накрыли в передней, там бы все поместились, - ответила она.
- Тогда бы надо два таких стола, смеясь добавил Вася, папа Алёнки.
- Ой, собрались бы все, я бы всех поместила, - говорила бабушка и добавила глядя на Катюшку, - тебе что, доченька, пельмени не нравятся?
- Нравятся, - ответила четырёхлетняя Катюшка, и быстро запихала в рот две оставшиеся пельмени. Она показала бабушке свою пустую тарелку, - воот, я ссссъеела, а оон, - показала пальцем на Максима, - не всё съел.
- Не говори с полным ртом! – сказала ей Нина, её мама.
- Я тоже , между прочим, съел, - сказал Максим, показывая тарелку,
- А теперь мне можно идти гулять с Вовкой? - Он посмотрел на свою мать, Любу.
- Нет! - сказала Люба, - вот когда все встанут из-за стола, тогда и пойдёшь, - ответила ему мама, поправив ему рубашку.
Тут тётя Катя вступила в разговор и сказала Любе, - пусть он идёт гулять. А потом она обратилась к бабушке Алёнки, то есть к своей маме,
- Мама, а какие у тебя панджакаи вкусные.
Алёнка вмешалась в их разговор и добавила, - конечно вкусные, и зачем, ты, бабушка, больная еле-еле сама стоишь на ногах ещё пекла, сказала же я тебе, что приедут родители, всё привезут.
- Да привезут, какие-нибудь сникерсы магазинные привезут, - ответила она Алёнке, и добавила,
- А я, хоть напоследок, побалую своих детей своими панджакаями. Они так любят их.
Бабушка говорила и смеялась, а Алёнку снова посетила грустная мысль: "бабушка скоро умрёт!" Нет, это не укладывалась в её голове. "Как так? – спрашивала она себя, - как же её не будет? Совсем-совсем не будетНет!" И она встряхнула головой, чтобы угнать эту внезапную, чёрную мысль. И сейчас она услышала, что бабушка рассказывала о том, как она шла пешком за сорок киллометров из Саранска домой, в Гузынцы, как они с подругой ползли по глубокому снегу, как провалились в овраге... Но тётя Люба, мама Максимки, перебила её, сказав: «И была нужда, вам в такой снег и в такой мороз пешком ходить…»
- Ох, была нужда, Люба, - ответила бабушка ей, - очень уж хотелось домой, поесть что-нибудь горяченькое, и посидеть на тёплой печке!
- А вы бы на машине поехали. Зачем же пешком шли? - сказала Люба.
- Не было тогда машин, - ответила бабушка, - война, ведь, тогда была, Любонька.
Старшие, конечно, это знали, да и сама Алёнка тоже знала это, и то знала, как бв то время абушка училась в Саранске на кабайнёра, ей об этом всём бабушка рассказывала, когда они сидели на печке, ей казалось это было ак давно, а прошло всего три года.
А вот тётя Люба, жена дяди Лёши, не знала этого, потому что она живёт здесь шесть лет и ей некогда было узнать, ведь она делает всю работу о доме и по-хозяйству и ещё Мак5сима воспитывает. А Максимка такой хулиганистый, за ним глаз да газ нужен. Да, - думала Алёнка сейчас о тёте Любе, - ей и некогда за домашними хлопотами откровеничать. Алёнке тётя Люба, мама Максимки нравилась, она умная спокойная и в комнатах всегда чисто, и на огороде порядок, она и к бабушке с дедушкой хорошо относится, да и Максимка всегда хорошо одет и дядя Лёша, её муж очень доволен своей женой.
«Тётя Люба русская, - думала Алёнка, - и все здесь, за столом говорят по-русски, хотя эта мордовская семья. Они живут в Николаевке уже 30 лет. За это время обрусели. Дети бабушки и дедушки выросли, переженились, выходили замуж. А теперь вот мы... но её мысли прервались. Она слушала, как говорил дедушка. Он рассказывал, как их раскулачивали в деревне. Он говорил слёзно, мотая головой, громко, почти кричал. Папа Алёнки, Вася подтрунивал над пьяным: «И чего ты так переживаешь, ты жив и все твои братья и сёстры выжили. Вон какая у тебя родня! А сколько их, скажи, пап, всего человек сто будет?»
- Не знаю, не считал, - говорил слёзно дедушка, и почти плача продолжал, - ну вот мы идём с поля, слышим рёв, различили голос Полины, Саше тогда только девятый был, он взвыл даже…
- Наверно, вы богатенькие были, - смеялся папа-Вася.
- Куда там, - махнул рукой, мотая головой говорил дедушка, - просто мы в список попали …
- В какой ещё список? - смеясь, подмигивая другим, сидящим за столом, - подтрунивал папа.
- В деревне надо было двадцать домов раскулачить, не заметив пьяный дед его подтрунивая слёзно продолжал рассказывать дедушка, - а нас мал-мала меньше, семеро нас было, но, мы все помогали отцу в поле. Там был у нас надел, мы работали в тот день, а Поля и мама дома остались, нам что-то варганили…пищи, тогда, тоже не ахти было… Ну вот, значит, пришли мы с поля, а у нас всё последнее забрали… Потом спали на соломе, носили лапти, ели что Бог пошлёт... хорошо в лесу много орех и грибов…да и ягод… это уже потом, а сначала траву, которая только что выбивалась весной из под снега ели …и листья ели… хлеб нам пекли из листьев и травы… - расказывал о своём времени подвыпивший дед.
- Все выжили, - продолжал рассказывать слёзно дедушка, - а к зиме корову купили…так все мы радовались…но недолго…коровку-то увели…
- Надо было вам найти вора по следам, - сказала Люба.
- Да найдёшь, пожалуй, корову-то в лапти обули...
Все за столом смеялись, особенно не могли успокоиться Витюха и Максимка. Да и Алёнка, как представит корову в лаптях, не могла подавить смеха. Но вот дедушка стукнул кулаком по столу и все замолчали, а он сам продолжал рассказывать о том тяжёлом времени. Его прервала бабушка, сказав по-мордовски: «Ладно, лоткак!» то есть "перестань". И она по-русски добавила, - Это водка из него выходит, так он плачет. А завтра он скажет, что ничего не помнит.
- Пап, - не унимался папа Алёнки, Вася, - расскажи, как тебя чуть свои же не расстреляли в войну!
- А-А! - сказал дедушка, - тогда мы высотку должны были взять, а патроны кончились, и я дал команду, чтобы ребята отступили. Невозможно было ту высотку взять. Там погибло больше десяти моих ребят.
- Ты что, командиром был? – спросила тётя Катя с улыбкой.
- Да, - как-то гордо, подняв седую голову, сказал дедушка. – Я был старшим лейтенантом!
- Ух ты! , - сказала тётя Лариса, - я и не знала, что я - офицерская дочь.
- Пап, - рассказывай дальше, сказала тётя Надя, интересно я тоже не знала, что я – офицерская дочь.
- Мне было семнадцать лет, когда меня призвали, - рассказывал дедушка, - и я не успел учиться на офицера. А в войну всё проще было, - рассказывал он, видимо переживая то время, - ну, когда убили командира, я стал на его месте. Вот тогда я и стал командовать ротой. А тут высотку надо было взять… вот и … после... меня в трибунал…
хорошо, что один полковник заступился за меня и сказал, что не возможно было, таким орудием и оснащённостью, ту высотку взять…а то бы убили меня и вас не было, - снова заплакал дедушка.
Алёнка думала: «Вот они-то герои войны, как живут. Дедушка, почти, спился, и мы не почитаем его, как героя. Да и другие, подобно ему пьют. Это только в школе нам пытаются доказать, «вот какие герои!»...Не все они ходят по красной площади с орденами и медалями, есть много-много и таких, как дедушка. Алёнке стало немножко грустно и жалко. «Вот умрут дедушка и бабушка и так хорошо уже никогда не будет».
Любовь Аверьянова 1994 …2009 г.
Ну, а следующий рассказ о том далком времени 1994 года, я назвала "в большой семье".
Комната наполнилась запахом щей. Тётя Надя занесла большую кастрюлю. За ней шёл её сын - Витюха, который нёс круглый хлеб, а за ними, звеня ложками, шла Наташка - дочка тёти Ларисы. Тётя Лариса принесла и расставила тарелки по огромному столу. Всех тарелок надо было пятнадцать, а бабушка ела на диване, она больная, и ей надо было сидеть только на мягком. Светка, когда уселись, сказала Алёнке,
- Давай меняться тарелками!
- Зачем? – спросила она.
- У тебя цветочек красивее!
- На! Возьми! – сказала Алёнка. Она привыкла, что сестрёнка и дома всё лучшее берёт у неё.
И Вовка сказал Максиму, глядя на это: «у тебя тоже тайейка касивее, давай меняться!Вовке только что исполнилось два годика.
За столом смеялись, подтрунивали над Вовкой, тот ещё не выговаривал букву «р». Дядя Лёша, глядя на Вовку с улыбкой сказал: «скажи «рыбка!»
- Йибка, - сказал Вовка и все ещё громче засмеялись.
- Ладно-ладно, ешьте!- прикрикнула на всех тётя Надя, - вы сами, как дети!
Минуту ели молча, потом Максимка ущипнул, рядом сидящую Катюшу и назвал её «малоежкой»
- Ты сам малоежка, крикнула Катюшка.
- Нет, - возразил Максимка, - я много ем и буду такой же большой, как папа!
- Куда тебе, смеялся папа Алёнки, - твой папа, смотри, какой здоровый, а ты худенький и маленький, говорил папа Вася, нарезая хлеб.
- Дай-ка сюда хлеб, задира, - сказала тётя Надя. Она называла отца Алёнки по прозвищу, которого называли так в детстве - Тётя Надя заступилась за своего сыночка Вовки. Она громко сказала, - нечего измываться над мальчиком!
- Не женское это дело, резать хлеб, - сказал смеясь папа Вася.
- Ах так ты, тоже мне «мужик»?! - беззлобно засмеялась тётя Надя. – Смотри, Васька, мы тебе бабий бой покажем!
- Как это "бабий бой", что за бабий бой, что за бабий бой? - спрашивали ребятишки. - тётя Надя, расскажи нам.
- Сначала всё съешьте! – командовала тётя Надя. – А потом пойдёте в ту комнату с тётей Катей. Она вам всё расскажет. Она мастак рассказывать!
Все побыстрее съели всё и пошли гурьбой в ту комнату. Алёнка тоже пошла с ними, хотя и здесь, за столом со взрослыми было ей интересно. Но, ведь там, в другой комнате, её тётя Катя рассказывает очень интересно и дети в той комнате смеялись. "Вот, - думала она,- послушаю, что за «бабий бой» и приду опять сюда. В той комнате дети сидели кто, где. Кто на диване, кто на скамейке, кто на стуле, а тёте Кате предоставили лучшее место, кресло. И она рассказывала: «Когда мы были такими же маленькими, как вы, нас мальчишки наши, задирали и обижали, но их, в нашей семье, было всего трое, а нас девочек семеро. Хот
ь мы и были слабее их, но вместе-сила, мы били кулачонками их, сажали дядю Васю или же дядю Вову в подпол,держали там до тех пор, пока не просили пощады и потом выпускали их. Они становились «тише воды, ниже травы». Это у нас называлось «бабий бой».
- А папу моего вы тоже сажали в подпол? – спросил Максимка.
- Нет! – с улыбкой обняв Максимку, сказала Тётя Катя. Мы его все любили. Он у нас самый маленький был и самый хорошенький.
- А какая была наша мама маленькая? – спросили разом Катюха и Наташка.
- Ваша мама была очень серьёзная, и мудрая... премудрая, - со смехом сказала тётя Катя. – Она не домоет пол, пока все бумажки на полу не прочитает.
- А наша? – спросил Витюха. И Вовка прижался к тёте Кате, наверное представив, что она раскажет сейчас очень смешное про их маму. Он заранее смеялся, смеялись и другие дети. Алёнка тоже засмеялась, просто потому что ей было с ними со всеми хорошо.
- Ваша мама, всегда была самая шустрая из всех нас. Вот она, за минуту вымоет пол и всё дела делала очень быстро. Она и ходить-то начала в семь месяцев.
- Как? – удивилась Алёнка. Бабушка говорила «все вы в десять месяцев стали ходить»
- Нет не все! Некоторые в девять, некоторые в год, а Надя пошла сначала в семь. А было это так: Мама, то есть ваша бабушка лежала на кровати и сказала нам, шумевшим вокруг неё детям: «дайте-ка подушку!» Но мы все играли шумно и не слышали, а Надя ползала на полу, она встала, ухватила ручонками подушку и пошла к маме. Ну мы все от удивления и закричали, а Надька испугалась и села на пол. Потом она, почти три месяца не ходила. И пошла почти в десять месяцев.
- Ой, как интересно! – воскликнула Светка, - а расскажи нам ещё тётя Катя.
- Что вам ещё рассказать? – спросила та, глядя на всех ласково.
- Что-нибудь из вашего детства, - сказала Наташа.
И тётя Катя рассказывала: «Первая, и самая старшая, была ваша тётя Таня, она нас, почти, всех вынянчила. Мама наша работала, так как отцу в колхозе платили только пять копеек на трудодень или просто ставили "палочку", а нас мал-мала меньше, вот и приходилось ей работать, она оставляла нас малышей на старшенькую Таню, а той хотелось играть с подружками, она оставляла нас, и часто сама убегала на улицу играть со сверстницами. Потом мама её ругает и даже пошлёпает по попе, а она и наследующий раз убегала.
Второй, – чуть помолчав, сказала тётя Катя, - был в нашей семье ваш дядя Вова.
- Тот, который живёт в Кемерово? – спросил Витюха.
- Он самый! Ох и озорник был! Задира да и только! В толстовке ходил зимой и летом, поэтому деды говорили «не будет из него толку».
- А он вон какой хороший вырос! Жаль, что редко приезжает, - перебила её Алёнка.
- Потому, что у него нет возможности часто приезжать, далеко, да и билет дорогой.
Алёнке здесь интересно, а там взрослые тоже вспоминают и смеются. Она бегает и их послушать, и здесь тётя Катя интересно рассказывает «…А потом мы, мы были третьими в нашей семье. Мы, с вашей тётей Верой-близнецы, - рассказывала она. - Смешно было, ... друг за друга в школе отвечали. Нас всегда путали и до сих пор путают. Сначала и родители спорили Вера это или Катя…
- Может это ты - Вера, а она Катя, - смеялась Светка.
- Нет! У меня две родинки, а у неё одна. Так нас родители различали.
- А после вас тётя Надя?! – крикнул Максимка.
- Нет, она седьмая, а после нас Рая, ваша тётя, которая живёт теперь в Кузнечном…
- И у неё Юрка, я знаю, - прервал Максимка опять тётю Катю. И тут Максимка стал рассказывать другим детям какой Юрка большой и какой роботящий, и как они с дедом косили и ходили в лес. Он закончил рассказавать, заявив: «Вот когда выросту, буду, как Юрка».
- Лариска у нас шестая, - продолжала тётя Катя, -кудрявенькая, русоволосая и немножечко конопатая, - вот такая, как ты, Наташка.
- И такая же боевая? – спросила Катюха.
- Нет! Она была тихая, как ты. Один случай смешной вспомнила. Когда она была маленькая, мы на конопляном поле, делали кирпичи белой извести, она вымазалась и мама говорит на неё, идущею по тропинке: «вон обезянка идёт!» Она так напугалась «обезянки» вцепилась в маму и громко плакала, а мы все смеялись. Мама взяла её на руки и смеясь утешала…
- А с нашей мамой, помнишь какой-нибудь смешной случай, Расскажи! – не удержавшись опять, перебил Витюха.
- Помню, - сказала в ответ тётя Катя, - она у нас седьмая была и маленькую мы называли её «туво лэвкс» - это поросёнок по мордовски, она была розовенькая и толстенькая. И часто падала с печки на головку, - старые люди, жившие у нас в соседях, говорили, что она умная будет…
- Правда, мамка наша всех умней и всех красивей, - рассказывал всем другим ребятишкам с гордостью Витюха…
- Ладно, не перебивай больше тётю Катю, - сказала Светка, а ты рассказывай дальше, - сказала она тёте Кате.
- Ну вот, а потом Васька родился, твой и Алёнки папка, - рассказывала она, глядя с нежной любовью на Светку, а потом и на Алёнку. Хиленький он у нас был, болезненый. Чем только он не болел. Один раз корью болел и мама была с ним, с малышом, в больнице, а мы мал-мала меньше остались на попеченье отца и бабушки Акулины, которая жила в то время в соседнем селе, в Гузынцах. Когда приехала мама с малышом, привезли с собой гирьлянду пустых бутылочек из-под пенцилина. Там, в больнице они были игрушкой для Васьки. Мы по очереди играли ими. Игрушек у нас не было. Ничего у нас не было, - забывшись говорила тётя Катя. – Валенки и то были одни на всех семерых. Мы по очереди ходили кататься…. Ну ладно, я отвлеклась, - смеясь сказала она.
- А Нина, твоя мама, Катюшка, была у нас девятая. Мы с тётей Верой уже были большенькими, ходили в третий класс и нас в то время принимали в пионеры. Мы шли мимо больницы в лес, где нас должны принимать в пионеры, и с гордостью говорили подругам: « мама здесь лежит, она девятую родила, Нинкой назвали!»
- Ну, а потом мы переехали сюда в Николаевку, поближе к Саранску, так решили родители: «Дети вырастают и будут учиться в столице Мордовии», - продолжала рассказывать тётя Катя, - Алёшка у нас был десятым и родился такой богатырь. Мы не могли все налюбоваться на него, когда мама вернулась с больницы с малышом, завёрнутым в голубенькое одеяльце и лежавшим поперёк кровати. Мама рассказывала о приключениях в больнице, но её слушали только отец и тётя Таня, а мы любовались малышом. Он у нас и теперь богатырь...
- И я похож на него, - сказал горделиво Максимка, - так все говорят, - повернув голову к Катюшке, сказал хвастливо он.
- Ты на него совсем не похож, - крикнула та – он вон какой… «богатырь», а ты маленький и худенький и они начали пререкаться. Дальше Алёнке с ними не было интересно и она ушла послушать, что говорили взрослые в той комнате…
1994…2009 Любовь Аверьянова