Художник Исаак Левитан поехал в Тверскую губернию. К этому времени он был уже знаменит. Его знают в России и за границей. Но начинал он, как художник. очень трудно. Учился в знаменитом Училище Живописи, Ваяния и Зодчества на Мясницкой в Москве. А денег не было. Часто голодал. Снимал комнату на Тверской, за которую платил, не удивляйтесь, своими картинами. Причем хозяйка очень придирчиво выбирала, на ее взгляд, самые красивые работы. Еще и ворчала, почему на них нет курочек, козочек и другой живности. Знала бы дура необразованная, сколько будут стоить впоследствии каждый из его этюдов.
Левитан поехал далеко от Москвы, дабы отдохнуть душой среди заповедных лесов и озер. Отдохнуть в тиши и покое. Почти в одиночестве. Творческим людям это очень нужно. Но поехал, правда, не один. Поехал с мадам Кувшинниковой. Если хотите знать, кто это такая, то для этого надо прочесть рассказ Чехова «Попрыгунья». Или посмотреть замечательный фильм под тем же названием. Это она. И она вряд ли даст художнику так нужный ему покой и необходимое одиночество. У неё любовь.
А он хотел в отдалении погрузиться в непростые размышления о жизни и смерти, о смысле жизни, о вселенском мироздание. А для этого нужно одиночество, чтобы остаться наедине с самим собой. Вдвоем в такие рассуждения погрузиться невозможно. В таких делах любовница вряд ли может поспособствовать.
Но тем не менее он делал прогулки на природе в одиночестве. И вот однажды он вышел на высокий берег большого озера. Необъятная ширь воды. В небе надо всем пространством нависает огромное тяжеловесное тёмное облако. Остановился художник перед неожиданно открывшейся картиной и впал в медитативное настроение. И вдруг почувствовал себя мелкой пылинкой пред бездонным неизмеримом пространстве вечной природы, во всем этом непостижимом для разума и глаза, мистическом мире вселенной. И он понял с щемящей тоской в сердце, что сам он явился в этот мир совершенно случайно незваным гостем на краткий миг. Явился, чтобы всеми чувствами воспринять этот видимый мир и уйти, вернуться в необъяснимое небытие. И всё.
В этой связи мне вспомнилось уже однажды описанное похожее состояние. Андрей Болконский на поле битвы Аустерлица. Князь был одержим мечтой добиться славы и известности. Его воодушевляет блестящее восхождение к славе Наполеона, которое началось с первого его подвига – взятие Тулона. А что такое слава, спрашивает он сам себя? И зачем она нужна? Слава, по мысли Андрея, это любовь. Любовь людская. И чем обширнее эта любовь, тем большее оправдание получает твоя жизнь. В ней единственной состоит смысл жизни. В ней единственной оправдание своего существования на Земле.
Вот как сам Толстой описывает, как в сознании Болконского происходит переход от стремления к славе к пониманию ничтожности этой цели. На фоне необъятного неба. Вся наша жизнь – суета сует в сравнении с истиной, открывшейся ему на поле Аустерлица. Во время сражения Андрей подхватывает знамя из рук сражённого бойца и увлекает в атаку за собой солдат. Вот он, его Тулон. Но пуля сражает и его самого. Он лежит на траве. Глаза его открыты. Взор его устремлен в небо.
« Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, — высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, — подумал князь Андрей, — не так, как мы бежали, кричали и дрались. Совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..»
А вот явился и его кумир на коне. Наполеон. Он едет по полю , усеянному убитыми в полном торжестве своей победы:
— Voil; une belle mort (вот прекрасная смерть) — сказал Наполеон, глядя на Болконского. Князь Андрей понял, что это было сказано о нем и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон — его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно все равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил о нем».
В некоторых положения люди приходят к открытию одних и тех же истин, как например Левитан и князь Андрей Болконский. Да и не только они. Это может случиться с каждым из нас, стоит только поднять голову. И вы почувствуете себя лицом к лицу с бездонной вечностью. Вот как выразился по этому поводу Фёдор Тютчев.
Хоть я и свил гнездо в долине,
Но чувствую порой и я,
Как животворно на вершине
Бежит воздушная струя, —
Как рвется из густого слоя,
Как жаждет горних наша грудь,
Как все удушливо-земное
Она хотела б оттолкнуть…
На недоступные громады
Смотрю по целым я часам, —
Какие росы и прохлады
Оттуда с шумом льются к нам,
Вдруг просветлеют огнецветно
Их непорочные снега —
По ним проходит незаметно
Небесных Ангелов нога.
*****
Я долгое время думал , что на картине мы видим Волгу с ее бескрайними просторами. Нет , это не Волга. Это озеро Удомля в Тверской области. Художник приехал сюда далеко от Москвы и снял две комнаты в доме на втором этаже в живописнейшем месте. Его друг писал: «Комнаты в доме были очень светлые, белые, без обоев, окна одной комнаты выходили на запад, откуда художник мог наблюдать закат солнца. С этого-то балкона вела маршами лестница в сказочно красивый сиреневый сад».
Специалисты утверждают, что Левитан открыл совершенно новый вид пейзажа. Пейзаж настроения. То есть его виды природы были не просто мастерски прописанные красками то, что видит глаз. Его пейзаж всегда обращен к самой душе , с тем, чтобы тронуть невидимые струны нашей души. Видимо поэтому, чтобы самому проникнуться соответствующим настроением, он создавал картину под звуки траурного марша из «Героической симфонии» Бетховене. Кстати, музыку эту по просьбе художника исполняла на пианино Кувшинникова, которая была хорошей пианисткой.
«Над вечным покоем» входит в тройку его картин, пронизанных одним настроением. Вспомним «У омута» и «Владимирку». Все они выражают одно чувство, которое радостным никак не назовешь. Нет, нам передается чувство тоски и безысходности при созерцании этих полотен. . Хотя у него есть картины, которые говорят и о радости жизни. И надежды тоже. К примеру, «Свежий ветер. Волга», «Март».
*****
На картине «Над вечным покоем» есть всё-таки зримое присутствие человека. То есть самого-то человека нет. Но есть строение, созданное им. Правда, это не его жилище. Это жилище высшего существа, в которое верит человек. Символическая обитель Бога. Символ души человека. А душа присутствует только у человека среди многих живых существа на Земле. От мельчайших одноклеточных до огромных, фантастических по размеру, по величине и силе животных.
А душа требует понимания того, кто создал весь видимый мир. Весь мир до последних ещё неоткрытых пределов мироздания. И есть место, в котором душа неизбежно обращается к всевышнему, создателю всего сущего. Это церковь. В ней символически присутствует создатель. Без этой церквушки видимое изображение на холсте было бы неполным. Деревянная церквушка наполняет картину духовным смыслом.
И пусть церквушка неказистая. Пусть не поражает она архитектурной красотой. И это даже хорошо, что не поражает. Красота здесь отвлекала бы внимание от главного. Мы, возможно, рассматривали бы в восхищении архитектурные изыски церкви и забывали бы при этом о Боге. Точно так же, как в далёкое время стали украшать иконы золотыми, серебряными окладами и драгоценными каменьями, дабы усладить взор молящегося, и прикрывая тем самым духовный смысл живописного изображения.
А церквушка живая. Посмотрите внимательно, маленькое окошко излучает слабый красный свет, который выдает присутствие в ней человека, пришедшего в неё для общения с творцом.
*****
Эта церквушка имеет свою историю. Её художник как-бы перенёс из совсем другого места. Церковь, которую он увидел на берегу озера Удомля ему не понравилась. Старенькая, неказистая. Но однажды он съездил в маленький городок Плёс на берегу Волги. Създил всё с той же Кувшинниковой. И в этом месте он нашёл то, что искал. А искал он вдохновения. Посмотрите пейзажи , написанные им в этот период. Тихое ощущение счастья излучают картины.
Один из его этюдов назывался «Деревянная церковь в Плёсе при последних лучах солнца», на котором была изображена Петропавловская церковь, стоявшая на холме. Впоследствии этот холм получил название «гора Левитана».
Вот изображение этой церкви художник перенёс в свою картину «Над вечным покоем». Правда прообраз - настоящая церковь в Плёсе – сгорела в начале прошлого века. Много позже на её месте построили другую похожую церковь с другим названием. Воскресенскую церковь.
Я видел эту церковь. А вот прежнюю церковь Левитан, можно сказать, увековечил на своей большой картине. А рядом с ним мы видим бедное деревенское кладбище. Полузабытые, заросшие травой могилы. Покосившиеся кресты. Гнетущее впечатление.
Простая мысль сразу приходит в голову при созерцании живописной картины. Противопоставление. Краткость человеческого бытия и вечная жизнь природы. Я смотрю на картину, а в душе тихо звучит известная песнь. Её знают все.
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом,
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!
Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!
*****
Сегодня мы можем увидеть картину в зале номер 37 в Третьяковской галерее. В левитановском зале. Художник начал писать картину в 1983 году. Через год закончил. А потом она была представлена на 22 выставке Передвижников. Только я не понимаю, зачем? Картину была уже приобретена Павлом Третьяковым. Знаменитый коллекционер часто так поступал. Он покупал понравившуюся картину уже в мастерской художников. Вот так же, как он сделал с самым первым своим приобретением, картиной «Искушение» не очень известного художника Шильдераа. И эту картину тоже мы можем найти в Третьяковке. Будущему коллекционеру было тогда только 22 года.
Вот что Левитан написал Третьякову по случаю покупки у него картины «Над вечным покоем»:
«Я так несказанно счастлив сознанием, что последняя моя работа снова попадёт к Вам, что со вчерашнего дня нахожусь в каком-то экстазе. И это, собственно, удивительно, так как моих вещей у Вас достаточно, — но что эта последняя попала к Вам, трогает меня потому так сильно, что в ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием, и мне до слёз больно было бы, если бы она миновала Ваше колоссальное собрание».
А о своей картине он сам писал так: «Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще… Какой ужас, какой страх!»
*****
Что касается Кувшинниковой, то это отдельная история. Настоящая Санта-Барбара, которая доказывает, что ничто человеческое Левитану было не чуждо при всей высокой духовности его живописных творений. Художник был очень красив – утонченные черты лица, глубокий взгляд темных, печальных глаз. Эта задумчивость художника вдохновила Василия Поленова, который изобразил Левитана в образе Иисуса Христа в картине «Мечта». Посмотрите эту картину.
Так вот хочется тут вспомнить еще одну известную строку: «Еще любил он женщин, имел средь них успех. Победами увенчан, он жил счастливей всех». Женским вниманием он действительно не был обделён. У него были романы, но так ни на ком не женился. Он говорил, что даже лучшие из женщин по своей натуре собственники. «Я так не могу. Весь я могу принадлежать только моей тихой бесприютной музе, все остальное – суета сует».
Правда, один роман продлился восемь лет. Роман с Софьей Кувшинниковой, в чей салон однажды пришёл художник. Заметим, что дама была уже замужем. Она была намного старше художника. Но Кувшинникова оказалась личностью весьма необычной. Могла притягивать мужчин и имела власть над ними. Она увлекалась охотой, живописью, иногда носила мужской костюм. Дом ее был оформлен в русском стиле, а на окнах вместо занавесок висели рыболовные сети, в ее спальне жил ручной журавль. Дама отличалась от большинства женщин того времени, а это не могло не привлечь внимание художника. Повторяю, читаем рассказ «Попрыгунья». А Чехову не нравилась эта любовная связь Левитана с замужней женщиной.
Замечательный рассказ, один из лучших Чехова. И фильм гениальный. Но я спрашиваю себя, разве можно было так ославить на весь мир своего близкого друга, да и его любовницу тоже. Неужели добрые отношения могут быть принесены в жертву сюжету для небольшого рассказа. Ведь в Москве все тут же поняли, кто были прототипами литературных героев рассказа. Поняли это и сами прототипы.
Прочитав рассказ, Левитан посмеивался, мол, уж кому, но только не Чехову учить его нравственности. А вот Кувшинникова возмутилась так, что больше нельзя. До истерики. А сплетни вокруг неё и ее романе с художником стали разрастаться. Что делать? Надо ответить. И она уговорила Левитана написать Чехову обидное письмо. Чехов тоже ответил в резком тоне. Дело едва до дуэли не дошло. После этого три года друзья не общались.
А время шло. Художник стал уставать от экстравагантности своей любовницы. То есть, даже и не жены . Восемь лет жизни – это же пропасть времени. А он художник. Ему нужна новизна впечатлений, подпитывающая его творческую потенцию. А тут…
Да и сама Кувшинникова начала понимать, что их романтической связи приходит конец. А годы идут. А она почти на десять лет старше своего знаменитого уже бывшего любовника. Правда у неё есть нетребовательный муж. Ну и что? Она чувствует себя в духовном тупике. Однажды в пике горестных раздумий она взяла коробку шведских спичек, соскребла с головок серу, бросила в стакан воды и выпила. То есть, и здесь она хотела уйти из жизни необычным способом. Её успели откачать.
Уже после того, как картина «Над вечным покоем» была написана, у Левитана завязался новый роман. Он тоже едва не закончившийся трагически.
Левитану была нужна новая муза и он порвал с Кувшинниковой. Но ведь «сердца без практики ржавеют». В него влюбилась Анна Турчанинова. Да если бы только она одна. Её дочка Варя тоже влюбилась. Вы представляете, мать и дочь оказались в соперничестве в борьбе за внимание художника. Варе 20 лет. Маме - около сорока. Крутой треугольник. И всё серьёзно. Варя закатывала Левитану истерики, требовала бросить мать и грозила, что покончит с собой.
Чувствительный с ранимой душой художник уже не мог этого выносить и, доведённый до края, запутавшись в чувствах к Анне Турчаниновой и её дочери, выстрелил себе в голову. Пуля прошла через кожные покровы, не задев черепа. Как это он стрелялся и не попал себе в голову, мне непонятно.
Об этом узнал Чехов и приехал спасать друга. Серьезной помощи художнику не требовалось. Писатель встретил Левитана с черной повязкой на голове. Потом он снял ее и пошел на охоту. Он вернулся с убитой чайкой, которую бросил к ногам Анны Николаевны. Что он этим хотел сказать? Видимо то, что мать и дочь хотели убить его душу также, как он убил эту несчастную птицу. Чехов присутствовал при этой сцене. А потом он написал известную пьесу. А артисты МХАТа взяли изображение чайки в качестве эмблемы театра.
*****
В марте 1897 года Чехов установил у него тяжелое заболевание. Он прослушал его сердце. Потом он сказал: «Сердце его не бьётся. Оно как бы дует.» Левитан страдал расширением аорты, пороком сердца, ревматическим миокардитом, и все это наложенное на неврастению. Это было как бомба с замедленным действием, которая могла взорваться в любой момент. Он носил сырую глину в мешочке на груди, как предписывали врачи того времени.
В конце апреля 1900 года он, будучи со своими учениками на этюдах, сильно простудился и слег. В начале мая из Петербурга приехала Анна Турчанинова. Она ухаживала за больным художником, у нее на руках он и умер 4 августа. В мастерской его осталось около 40 неоконченных картин и 300 этюдов.
Сергей Дягилев, характеризуя творчество художника, писал в 1900 году в журнале «Мир искусства»:
«Если искать в полотнах наших художников свежести тургеневского утра, аромат толстовского сенокоса или меткости чеховских штрихов, то неизбежно приходится признать, что во всей русской живописи – от венециановских полотен до наших дней – только один Левитан может подать руку этим писателям и не раз поднимается до их величия».
Ну а «Над вечным покоем остается» в нашей памяти и заставляет задуматься о вечности природы, частью которой мы все являемся.