Мать моя была шабутная, шустрая и шумная - так в деревне говорили, особенно старики. Вот и прозвали её в деревне - тришка, как нечисть какую-то, из-за трёх ш. Все дети её, кроме меня, тогда уже выросли, разъехались, но мать не забывали. Да и как её забудешь, когда она о себе всегда сама напомнит -нет-нет, да забежит, позвонит, а то просто встречу попадётся.
Вот Саша наш вовсе переехал за тридевять земель, в город, так она ему в пять утра звонит и говорит: дрыхнешь ещё, что ли? Вставай, лежебока, жир растрясывай, чтобы не стать таким пингвином, как твой троюродный дед...
Или вот старшая, Ксюша, вышла замуж, родила двух ребятишек, они совсем ещё малыши, устаёт с ними, конечно. А живут на другом краю деревни. Не набегаешься. Так мать свою телку к стаду ведёт - крюк делает, заходит к дочери в хлев, её двух коров доит, и забирает с собой, до стада довести. А молоко на крыльцо им выставляет, в вёдрах. Пастуху коров сдаёт, да с такими наставлениями, что ему потом и задремать страшно - сразу нечисть мерещиться начинает.
И никто не понимает, как она везде умудряется поспеть: одни её видят, как она на рассвете, до жары, огород полет, другие - днём в магазине видают, третьи - вечером, встречают с ней стадо, а кто-то и ночью - то она на веранде под фонарём черешню чистит, то копает яму под компост, а то сидит на крыльце с большой кружкой чая, глядит на звёзды, думу думает...
Мы-то, дети, знали её секрет: она не так спала, как все люди, а часа по два-три утром, днём и ночью. Вот и выходило: утром засветится на огороде да с коровами, а как только все полоть или куда ещё, она - спать ложится. А спит недолго, никто и не спохватится. Со стороны кажется, что она круглосуточно на ногах.
То что её Тришкой зовут, она знала. Смеялась. Иногда в шутку могла пригрозить, что приснится ночью или домовым пожалуется, чтоб озорничали. И как-то так получилось, что слух родился, будто мама промышляет ведьмовством. Стали к ней люди приходить, осторожные вопросы задавать... Она и тут подыгрывала - слухов не опровергала, разговаривала серьёзно, а советы давала очень дельные.
Меня всегда поражало, откуда она столько знает?
Вот пришла девка местная, вроде, кровь с молоком - молодая да могучая - а жалуется на то, что ничего не успевает, даже самого простого, будто сил в ней нет никаких. И есть не хочется, и радоваться не получается, и почесуха какая-то пошла по рукам и по лбу... Мать ей травку какую-то с полочки даст, велит заваривать и всю зиму пить вместо чая. И правда, девка к весне - красавица хозяйственная, всё у неё спорится, всё ладится, и здоровье не подводит.
Я спрашиваю - откуда про траву знаешь?
- А, - говорит, - бабушка моя показала, а ей, при царе ещё, знахарь указал, велел детей поить от глистов и прочей нутряной гадости. Иммунитет повышает...
Или другая пришла и говорит, что, мол, зовут её замуж сразу два паренька: один богаче и заносчивей, а другой беднее, но и краше, и работящее, и характером хорош... За кого замуж выйти?
Мать и отвечает, что не они её судьба.
- Вот тебе нитки, добавишь к ним сама, каких надо, и сиди дома, сарафан расшивай. Любой узор, что в голову придёт - хоть цветы, хоть зверушки, хоть орнаменты какие... Как разошь;шь себе сарафан и начнёшь его выгуливать, так немного погодя, судьба твоя тебе и встретится.
Спрашиваю маму: откуда знаешь? Она и говорит:
- Первый парень - заносчивый - одних бед ей принесёт, она с ним наплачется, второму - она будет заносчивой бедой. Не пара они. А возраст подходящий, у нас парней хороших много, и она повзрослеет чуток, и кто-нибудь из них созреет, там и встретятся, слюбятся, только время дай...
- А сарафан вышивать? Эти нитки волшебные?
- А сарафан расшивать, чтоб меньше болталась среди парней, прижалась дома, да образумела маленько. Со скуки бесится, пусть займётся делом...
И правда - через год играем свадьбу. Совсем за другого эта девушка замуж вышла. До сих пор живут, уж внуки взрослые...
Или вот ещё случай. Пришла девица, ей уж давно бы семьёй обзавестись, да никто её замуж не зовёт. Пришла и просит снять с неё венец безбрачия. А мать так строго глянула на неё и отчитала за лень, за то, что от работы отлынивает, многое умалчивает, со всеми заигрывает. Девка краснеет, бледнеет, зеленеет... Мол, ничего от ведьмы не укроется... Страшно, будто насквозь видит. А мать послала её на птицеферму - иди, говорит, и чтоб не меньше полутора норм, да без пререканий.
Когда эта девица стала невестой, я спросила маму - ну как так? Мама объяснила: кому нужна ленивая сплетница? Вот пошла работать до седьмого пота, болтать некогда, слухи распускать тоже... Сразу прослыла хозяйственной, работящей... Для такой и жених сыскался.
Всё знала мама, всех слушала, травы советовала, иногда и помогала кому-нибудь. Но на её помощь могли рассчитывать только её собственные дети, посторонних она выручала редко, считала, что у каждого своя судьба, и никто тебя в ней не спасёт.
Однажды к ней прибежала соседка вечером: корова с одного соска не доится, не ест, подаёт все признаки недомогания. Мастит в деревне всем известен, закупорка грозит удалением доли вымени, а значит, и снижением удоя. Кроме того, ветеринар один на три деревни, пока до него доберёшься, пока обратно - с ним, вымя можно уже потерять, как и саму корову. А если врача нет на месте - в другую деревню уехал, так, считай, можно сразу мясника звать. А у этой соседки муж замёрз по пьяни, она одна с тремя сорванцами - сынишками, корова всего одна. Для неё потерять корову - катастрофа, а дети совсем ещё малыши, младший едва ползать начал, все трое - погодки.
Мама пошла к ним. Дело к ночи, мамы нет. Утром рассказывает:
Пришла, смотрю: мастит запущен. Отправила эту горемыку /хозяйку/ в дом, там же дети без присмотра, сама заварила чай корове, под морду сунула, сколько попьёт - всё спокойнее будет, обезболится маленько, распарила вымя горячим молоком, намазала д;гтем, густым слоем, давай наглаживать. Через полчаса повторила. Потом уж полноценный массаж вымени делать начала, просто купала его в дёгте, и ещё через час сосок прорвало. Начала цедить. Корова ровно поняла, что к чему - чая выхлебала два ведра до полуночи. Терпит, милая, как знает, что важная процедура. Расцедила я её, дёгтем снова обмазала, чай заварила - пусть настаивается, и в сено залегла, поспать немного.
Проснулась и всё заново. Дело легче пошло, быстрее. К утру сдоила с неё полстакана - белейшее молоко, без запаха, без гноя. Намазала снова, убежала своих доить...
Мама своих коз, телку, ну и конечно, Ксюшиных коров - в стадо проводила, домой пришла и сразу спать. А через пару часов мы с ней уже огород пололи. Вечером мать зашла к соседке, узнать, как корова, а они обе в хлеву, обе счастливы - всё хорошо, беда миновала.
И опять слух - ночью Тришка с коровой заперлась и вылечила, а потом весь день работала, как ни в чем ни бывало. Чем не ведьма?
Как-то в начале лета, после больших дождей, пошли мальчишки из нашей деревни рыбачить: вода была высоко и рыба заплыла куда попало, а как спала вода - осталась - в ямках на берегу, в кустах ивняка, в крупных ложбинках и расселинах. Каждый год такое происходит и рыба пропадает - даже прожорливые чайки не успевают всё склевать. Мальчишки ходят и руками ловят эту рыбу. Вот там один из них на корягу напоролся, кровищи, как с поросёнка... Перепугался, ясное дело, поковылял домой, на один дух воет... А ему мама навстречу. Как смогла утешила, промыла рану в холодном ключе, от подола юбки оторвала льняную оборку, перевязала раненую ногу... Он дальше веселехонек побежал. Его потом спрашивают - чему радуешься? А он отвечает: мне сама Тришка рану залатала, теперь не страшно - быстро заживёт.
И стали все ходить к маме по разным поводам. А у неё знаний много: дед был ветеринаром, брал её с собой на работу, они ездили по вызовам из хозяйства в хозяйство. Бабка много знала о травах, всё ей рассказывала, показывала, а её саму бог, видно, наградил хорошей памятью. Мать у неё тоже травница была, жила с мужем на делянке до рождения детей, там всякое случалось, тоже опыта много... А вся округа - "ведьма, ведьма..." И ей смешно.
Вот как-то, прошли годы, мамы моей уже не стало, иду я по дороге, а ко мне бежит женщина: беда в доме, помоги. Привела её к себе, спрашиваю, что да как, а случилось вот что:
Племянник этой женщины подружился с девушкой из их деревни. Девушка бойкая, зубоскалистая, весёлая... Не скучно с ней. И работает хорошо, и семья благополучная... И дело, вроде, к свадьбе шло, да спела девушка частушку на вечерке:
"Кому буду я сноха, а кому - золовка,
Околдую жениха, пропадёт головка!"
Услышали сватья такое и расстроилась свадьба. Жених до утра кричал - пусть колдует, всё равно женюсь! Но утром родители его увезли в колхозное хозяйство, у них там родня работает, пристроят парня.
Девушка страдает, парень страдает, молодёжь страдает - пара-то до чего хороша была... В общем сплошные страдания кругом... Вот тётка его и пришла к ведьме - пусть поможет. Знает, что Тришка скончалась, так то была старшая, а я - её дочь, стало быть - Тришка младшая.
Так я узнала, что меня тоже за ведьму считают. И смешно, и грустно. Ну да ладно, женщина расстроена до глубины души, ей не объяснишь, что она адресом ошиблась. Дала я ей платок. Мама давно его купила: шейный платочек из тонкой - тонкой ткани, красивый, расписной. Купила, но ни разу не надела. У неё такое не раз бывало: схватит красивую вещь, но не пользуется - пусть лежит. Красиво же.
Вот дала ей платок. Отдай, говорю, девушке - пусть носит. И дай им время - оно рассудит, что к чему.
Успокоилась женщина, ушла. А через год пришла снова, принесла корзину подарков, позвала на свадьбу... Говорю: я-то тут при чем? Рассказывает:
По секрету рассказала она той девушке, что ходила к ведьме в соседнюю деревню, и дала ей ведьма для неё шейный платок. А девушка на тот момент совсем плоха была - от еды отказывалась, всё плакала, ни с кем говорить не хотела... Чахла в общем. На нервной почве. А платок вселил в неё надежду: она стала носить его каждый день, начала есть и общаться с подружками... По зиме гадали с девочками на суженых - ряженых, и всё ей выпадал её жених ненаглядный. Она и вовсе повеселела - значит он её не забыл, всё ещё впереди.
А по весне постирала девушка платочек вместе с летними шторками, и вывесила на улицу сушиться. Налетел ветер, хоть небо было чистое, ничто, как говорится, не предвещало. Порывы были такие, что незапертую калитку сорвало с петель, с крыши разбросало шифер, а теплицы вытащило на середину огорода, и они стояли там, помятые и сиротливые. Пока в доме форточки закрывали, пока ворота запирали, бегали по хозяйству буквально в панике - как бы разыгравшаяся буря не нанесла непоправимого урона - ветер подхватил ведьмин подарок вместе с лёгкими занавесками и унёс прочь.
И разом всё стихло. Словно ветер забрал, что хотел, и нужды больше нет налетать и раскидывать вещи. Расстроилась девушка. Как можно потерять ведьмин подарок? Второго такого никогда не будет! Надо его обязательно вернуть. Ветер стих быстро, значит, далеко не унёс. Надо искать.
Пошла девица в ту сторону, куда ветер дул. На полях ещё снег лежит, а кусты ещё без зелени чернеют - если платочек где-то тут сбросило - то обязательно найдётся: он такой яркий, ни за что мимо не пройдёшь. Но шла она долго, а потери не видно. Вот уж колхоз показался... Расстроилась было девчонка, и тут - вот оно - голубые васильки на кустах, прямо на повороте к воротам колхоза. Занавеска летняя! Первая находка есть. Можно смело идти дальше. А там, на чужом заборе вторые васильки цветут. Подобрала путешественница занавески и оглядывается. А через дом от неё, во дворе стоит какая-то женщина, смотрит на незваную гостью. Девушка к ней: "Не видали ли платочка, не пролетал ли мимо?"
Женщина говорит: "Пролетал. Или вон в тот дом, с резными воротами, тебя там ждут".
Подошла девушка к воротам да оробела. Стучит тихонько раз, другой... На женщину оглянулась, а той уж и след простыл. И убежала бы, да уж больно подарок жалко... Третий раз стучит, погромче. И тут слышит, за воротами голоса, видно с крыльца женщина что-то кому-то в дом говорит, а что ей из дома отвечают - не слышно.
Прислушалась гостья - что там у них происходит - и слышит:
- Иди сюда, кому говорю! К тебе же судьба стучится... Да не съест она тебя!... Так нельзя, в конце концов - отдай платок, там видно будет!...
Наконец, калитка в воротах открылась и увидела девушка... свою несостоявшуюся свекровь. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга:
- За... Да... Здравствуйте, - пролепетала пришедшая, обретя дар речи. Женщина оглянулась через плечо:
- Иди сюда, окаянный! Глянь, кто пришёл...
Из дома нехотя вышел её сын с таким озлобленным выражением лица, что девице и платка не жаль - живой бы остаться. Он сжимал в побелевшем от напряжения кулаке её платок, как цветную тряпку, и словно собирался швырнуть ношу в лицо той, что за калиткой, но тут увидел свою ненаглядную, узнал, рука ослабла, а лицо стало сначала растерянным, а потом радостным, как в лучший праздник. Он подошёл к воротам, протиснулся мимо матери, и протянул вещицу девушке:
- Твой?
- Мой, - она смущённо приняла из его рук свою пропажу.
- Чего осклабился? - дружелюбно спросила сына мать.
- Так, мама, примета такая - кто за платком придёт - на той женюсь. Женюсь, мама. Вот ведь как.
- Ты же кричал, что это - "идиотские пережитки", "бабкины предрассудки"...
- Поумнел, мама. Вот сию минуту, ей-бог, ума набрался.
- Ну иди, провожай, негоже девке одной по полям шастать... Жених.
Вот и случилась свадьба. Благодаря платку, спустя время, как я и обещала той тётке. Только ведь едва беду обошли: хотел парень, как платок к ним во двор прилетел, пакость какую-нибудь учинить на подходе к их дому. Вроде, яму вырыть, или капкан поставить... А то мать завела песню - какая придёт - та и судьба твоя, а какая придёт? Поди бабка старая притащится, или страшная какая баба, или вдова с пятью детьми... Вот тебе тогда и судьба... Но мать за ним следила строго, не дала глупостей совершить.
А слух пошёл, что без ведьмовского влияния тут не обошлось, и платок не простой - заговоренный. А я что поделаю, если люди так говорят?
Вот так и жила себе тихонько - дела делаю, хозяйство веду, да людям советы раздаю. И мне бы замуж пора, да кто это на ведьму позарится? Решила уже, что буду век одна коротать.
А тут к нам в деревеньку приехал мужик. Откуда взялся - неизвестно, будто пешком пришёл или с неба свалился. Откуда ты, спрашиваем. Из Тувы, говорит. Думали, он уж взрослый совсем, а ему тридцать лет на подходе. Неразговорчивый парень, но добродушный - со всеми ладит. А умелец какой, оказывается...
Попал он к нам весной. Всё лето местным жителям помогал: завалинку обновить, печь переложить, крышу перекрыть, теплицу поставить... Всё умеет парень. Над пьющими мужиками потешается... Агрессоров на место ставит...
В общем, за лето привыкли к нему, как к родному, но и завистников он нажил немало. Жили мужики, не тужили - беленькую распивали да жён покалачивали, детишек шпыняли вокруг изб, а тут нарисовался - не сотрешь - какой-то Вася Иванов, имя-то ненастоящее... И поучает. Да так поучает, что и сдачи не сдать: раз Николай жену дома воспитывал. Она - во двор, а во дворе - Вася, дрова рубит. Самому-то Николаю некогда, уж две зимы мёрзнут, а тут Вася вызвался, кто ж дурачку откажет... А дурачок стоит, топориком поигрывает, на голом торсе мускулы перекатываются, и говорит хозяину:
- Ты, урод, ещё раз на бабу кулачонком махнёшь - я из тебя дух-то вышибу.
Николай кричит:
- У нас свободная страна! Тебя за убийство посадят!
- А у тебя и паспорт есть, зверушка? - насмехается Вася, - что, как у человека?... Ну тогда дух оставлю, только ноги переломаю. Они тебе всё равно в хозяйстве не нужны, а водку жрать ты и лёжа можешь...
Бесится Николай, а ответить боится. Жена в дом вернулась, Коля было к ней, а она - "Васе пожалуюсь, будешь знать!" А Вася тут, как тут, прямо перед окнами идёт по дороге, насвистывает...
Вот как-то раз ко мне пришла бабка Пелагея и привела с собой этого тувинца.
- Помогай, Тришка, порча на ём, - говорит.
- Да как же я помогу, Пелагея Ивановна? Я порчу снимать не умею...
- Не болтай. Все знают, что ты ведьма, вот и выручай. Пропадёт парень - мы тебе всей деревней не простим.
- А с чего ты взяла, что на него порчу навели?
- А с того. Знаю потому что. Сымай с него эту заразу, пока он болеть не начал.
- Так ведь я ни разу такого не делала, никогда порчу не снимала...
И тут Вася, который весь разговор стоял у дверей, косяк подпирал, говорит:
- Не умеешь - научу. А ты, Пелагея Ивановна, иди домой с миром. И благодарность тебе огромная, смотри - поклонюсь - за заботу твою, за старание...
- Ладно-ладно, пойду. Тебе спасибо, столько дел переделал, что тебя вся деревня век помнить будет... А ты гляди - не умеет она... Уж постарайся... - и ушла.
Остались мы с Васей Ивановым в избе, смотрим друг на друга и молчим. Крепкий он, чуть выше меня, на полголовы. Спокойный, взгляд прямой, лицо умное, без ухмылки. Шрамов много: один тонкий, не сразу разглядишь, пересекает лицо, вытекая из-под волос и уходя по диагонали на шею, под ухом. На ключице шрамище здоровый, словно ему эту кость вырвали и обратно засунули, а кожу не зашивали, дескать, так зарастёт. Руки в шрамах. От пальцев начинаются и под рукава рубашки уходят. Стою я, значит, разглядываю его, а он на меня смотрит, похоже с такими же мыслями: комплекцию оценивает, лицо там, волосы и прочие детали.
Минут пять мы молчим, потом Вася мимо меня прошёл к столу и стул мне отодвинул: садись, мол. Я присела на краешек, он - напротив, и говорит:
- Нет на мне никакой порчи, это люди говорят из злобы, что я им жить мешаю. Но проблема есть: на днях на тропинке к магазину я капкан нашёл, взведёный. Позже - колодец чистить полез, а трос перетерт в двух местах, с обоих концов, стало быть, чтобы наверняка. А сегодня утром у Пелагеи дымоход перекладывал, и балка на меня обвалилась. Она была подпилена, но старухе я об этом не сказал - зачем пугать плохими людьми?... В общем, ведьма бы мне как раз не помешала. Уговор такой: ты меня посели у себя - в клети ли, в сарае, на чердаке - неважно, но чтобы слух пошёл, что проклятие на мне, и отхожу я от него долго, а потому у тебя под присмотром оставлен, чтоб не помер ненароком... Я, пока умираю под присмотром, выясню тихонько, кто ж "порчу" навёл на капкан да балку... А потом ты меня "вылечишь" и заговоришь от всех лихих людей и злого умысла. Денег у меня нет, но я научу тебя всему, что знаю, тебе, как ведьме - пригодится. Подумай пять минут и по рукам, - парень улыбнулся светло и по-доброму, и отказывать ему совершенно не хотелось.
- Живи в сарае. Это бывший курятник - там и электричество есть и тепло. И буржуйку можно поставить... А чему учить будешь?
- Травам, рукоделию... Да чему придётся. Ты только всем расскажи, что я не работник пока больше, совсем больной, разговаривать мне нельзя, а вот гулять очень даже нужно.
- А что ты сделаешь с тем, кто тебе "порчу" устроил?
- Ничего такого. Обещаю не преступать закон и элементарную мораль.
И я так легко согласилась, как будто всю жизнь ждала этого парня в качестве ложного пациента.
Жили мы с тувинцем в разных помещениях, но одними интересами. Травам в итоге я его учила, но кое-что он мне таки подсказал. А вот рукоделие... У меня не всё сразу получалось, многое давалось очень трудно, но так это всё интересно, что дух захватывает.
Шапку он мне сшил из водяных крыс, постриг, подкрасил - чистый бобр. Не отличишь. Рамочку для фотографии - из тонких планочек собрал основу, а саму рамку, накладную декоративную, обмотал цветными нитками - слой за слоем, цвета разные, но последовательность подобрана с умом. И получилась рамочка переливающейся, как живая радуга. Как сейчас говорят - голограмма. Но тогда я такого слова не знала. И сколько я не старалась повторить - не смогла. Да, красиво, да цветная, но вот этого эффекта перетекания цветов нет.
Мебель плетёная - и на каркасе, и без, и из лозы, и из ротанга, и другие подходящие растения, и как заготавливать, и как хранить правильно, и какими растениями можно декорировать или наполнять...
А пока он у меня "умирал под присмотром", он нашёл месторождение хорошей гончарной глины недалеко от карьера. Принёс немного, показать. Смастерил гончарный круг и начал меня учить глину обрабатывать, лепить и ваять...
В общем остаток лета и весь сентябрь мы заготавливали впрок, на зиму, лозу и глину, травы и веники, песок и камни... И пошёл слух, что ведьма спасает больного от проклятия, но за то берёт его в услужение: всю тяжёлую работу и по хозяйству, и по ведьмовству выполнять беспрекословно. Кто такое придумал - не знаю, но Вася подыгрывал таким сплетням с удовольствием. Раз было: молодёжь гуляет, собрались из двух деревень и колхоза, идут по улице, песни поют... А мы с Васей чай пили в доме. Вдруг он из дома ломанулся, как конь с пожара, с крыльца скатился, и вопит на весь дух:
- Не ошибусь больше, хозяйка! Прости окаянного! Только в жабу не превращай!
И как есть, на четвереньках улепетывает за дом. Там с веранды зашёл, за стол вернулся, и как ни в чем ни бывало, сидит чай пьёт.
- Ты чего вытворяешь? - кричу я на него, - всю молодёжь распугал, вон по-за деревьями крестятся, будто всей гурьбой в постриг нацелились...
А Вася хохочет:
- Не сердись, хозяйка! Только в жабу не превращай!
Я его полотенцем, он от меня под стол... Ну ей-богу дурачок. Зато весело.
Нашёл он тех, кто ему "порчу" учинил. Назовём их Тишка и Мишка, по созвучию с Тришкой, и чтобы никто не догадался, о ком это я.
Первым делом Вася поплакался Тишкиной бабке, что порча какая-то странная на нём, через пятые руки деланная. Вроде, кого-то заговорили, чтобы он ему, Ваське, зло творил. И этот кто-то пошёл за кудыкину гору к чужой ведьме, хотя своя под боком. И у той ведьмы выпросил заклятие на Васю, а как вернулся, начал всякие пакости чинить, да других людей на то же самое подговаривать. И теперь-де наша ведьма не может снять это заклятие так, чтобы только с него, с Васи. Теперь если Васю очищать - тем, кто заговорен и их подельникам - аукнется. Вот пока что ведьма ищет способ помягче повлиять на всех, но чтобы и Вася к праотцам не отбыл, пока она людей жалеет.
Заохала Тишкина бабка, и как водится, разнесла эту весть по секрету всей деревне. В том числе и внучку своему непутёвому. Тот к другу Мишке побежал - выяснять - был ли Мишка за кудыкиной горой. Мишка клянётся, что не был, значит они - подельники. Вот только чьи? А кто подбил Ваське балку на голову уронить да капкан на него поставить? Правильно, Коля - Николай Нидвораевич, пошли к нему. Коля в отказ - ни у какой ведьмы не был - да кто ж ему поверит, когда он сам заговоренный?
Начистили Николаю портрет до глянцевого блеска и пошли думу думать - как пережить Васино исцеление. Решили упиться до зелёных соплей, авось пронесёт. Набрали самогона, заперлись у Мишки дома, а то у Тишки - гости: городские тётки приехали, нельзя перед ними лицо терять, - и давай куролесить. За три дня до того допили, что спали, где падали, в трусах и щетине, с бутылкой в руках. А парни они оба хлипенькие, худенькие... Залез к ним Вася в окно, отпер двери, и по одному принёс к Тишке на веранду. Барахла прихватил из Мишиного дома в третий заход, разложил по веранде красиво: трусы, бутылки, мусор, истрепаные журналы с картинками развратными, карты игральные... Родня Тишкина утром пошуршала тихонечко дела свои деревенские делать: скотину подоить, кур покормить, навоз убрать и прочее, пока городские мирно спят и не видят рабочей обстановки... Чтобы с утра - малинка, молочко, свежий хлеб - идиллия да и только... И тут они видят ЭТО. Первые попытки утащить бедствие с глаз долой в какую-нибудь яму лишь разбудили пьяные тела, которые тут же шумно и нецензурно начали выражать своё недовольство вторжением на ИХ территорию. Они были уверены, что злостная родня пришла к Мишке, по случаю отъезда многоуважаемой городской родни, и учит их по своему обыкновению жизни и трезвости. Мишка на правах хозяина дома начал выгонять шикающих людей прочь, а Тишка на правах кровного родства с этими людьми всячески способствовал другу. Они начали буянить, но на ногах не держались, а потому падали и роняли мебель и окружающих. Случилась куча мала, с визгом, матом и проклятиями. Сбежались городские гости наблюдать, ужасаясь, невообразимую реальность.
А тут как раз угораздило Мишку схватиться за подол Тишкиной бабки, в аккурат в тот момент, когда его Тишкин отец выбрасывал с веранды. Так он с подолом и улетел в заросли крапивы, которые та самая бабка бережливо кругом каждый год опалывала и хранила их тут, в углу, в тенечке, на лекарственный сбор. Поскольку Мишка был в одних трусах, он лекарственные свойства крапивы ощутил сразу и всем телом. И вопить начал так, будто из него беса изгоняют. Бабка тоже начала вопить, потому как осталась в одних панталонах, да и крапивы жалко - не для этого оболтуса растила... До Мишки начало доходить, что веранда-то не его. Пока он по крапиве скакал, краешком трезвеющего мозга стал осознавать, что некий необъяснимый конфуз случился, и ничего лучше не придумал, как в трусах, с бабкиным подолом в руках, сигануть домой, бросив товарища.
Тишка ему это, конечно, потом припомнил, но Мишка резонно возразил, что, дескать, Тишка-то хоть у себя дома дебоширил, хоть и не знал об этом, а Мишка получился "хуже татарина"... Но это уже потом.
А пока городские тётки похватались за свои головы и груди, выражая чрезмерное негодование, грозящее разрывами в мозгах и сердечных мышцах. Местная родня тут же как-то мобилизовалась по случаю спасения: кто-то побежал решать текущие проблемы хозяйства, кто-то крутил уже растерявшего боевой пыл Тишку, кто-то притащил валерьянку - отпаивать перепуганных гостей. После, все дружно принялись отчитывать непутёвого родственника и до того распалились, что решили перейти на успокоительное покрепче. Для дорогих гостей и себя любимых вынули на божий свет дефицитную городскую водку - по пять грамм, чтобы успокоиться и не прибить окаянного.
Как-то незаметно материализовалась закусочка, водка кончилась, откуда-то на столе возникла пузатая бутыль дедушкиного самогона, а под столом ещё две, и оказалось, что вечером нервы успокаивать куда душевнее, чем днём... А там, к концу недели, непонятно как так получилось, городские тётки тискали и Тишку, и Мишку, рыдая от умиления и удивляясь, почему они так редко приезжают в деревню - надо впредь наведываться чаще.
Больше желающих навести порчу на тувинца не находилось, несмотря на то, что история с его "исцелением" закончилась вполне благополучно. Да и к весне его уже записали в ведьмаки, так как он от меня не ушёл: во-первых, идти ему, собственно, некуда, а во-вторых, мы так хорошо поладили, что следующей весной открыли свадебный сезон.
А к осени уже наладили стабильные поставки различных поделок в город. Без связей мы бы не сумели такое предприятие осуществить, но помогли те самые городские тётки. Спросом пользуется глиняная и плетёная посуда, мебель резная и из лозы, всякие сувениры и шкатулочки. Нашлись у нас в деревне таланты на лепку зверушек и свистульки, умельцы на роспись, в том числе по ткани. Под шумок и шитые, вязаные, валяные изделия стали понемногу продаваться. На местном собрании решили некоторую часть средств с продаж откладывать в общий котёл, благодаря чему появилась возможность заявить о себе региональным властям, поучаствовать в тендере. В итоге мы были обеспечены хорошей проезжей дорогой к школе из всех окрестных деревень: они все расположены недалеко, но с разных сторон, и это было проблемой. А тут мы дружно скинулись на часть материалов, а власти обеспечили нас всем недостающим и проведением работ. Контролировали строительство дорог всем миром, принимали работу всем колхозом, и праздник был на весь мир!
И на этом празднике я услышала, что оказывается, лучший залог успеха для деревни - задобренная ведьма. А ведьма - она тоже баба, стало быть, залог успеха деревни - ейный ведьмак. Так Вася стал гвоздём программы и всеобщим любимцем, окончательно и безоговорочно.
Теперь наш колхоз и близлежащие деревни процветают: строительство новых домов для мужающей молодёжи и приезжих семей стирает границы между нами, и уже готовятся документы об объединении нас всех в единый населённый пункт. Начали строить многоквартирные дома, в прошлом году открыли больницу со всеми отделениями. Что примечательно - все специалисты больницы, от медсестёр до хирургов - наши, местные. Выучились в городе и вернулись. Когда смотрю на всё это - на глазах наворачиваются слезы: ведь когда-то здесь был один фельдшер, один ветеринар, и почтовая тройка два раза в неделю. Господи, это ли не чудо?
Но старожилы рассказывают, что от разрухи эту местность спасли ведьмы - Тришка-мать и Тришка-дочь. И люди верят. По-прежнему приходят за советом, приглашают на свадьбы и похороны, и опускают глаза при встрече, ведь от истинной ведьмы ничто не утаится, а каждому хочется иметь в своей душе хоть один тайный уголок. *