Начало см. http://proza.ru/2022/07/08/1019
2
Дим-Димыч шёл по зелёному лугу, крепко держа Егора за руку. Всего несколько минут назад они ссорились.
– Ну, что ты пристал ко мне? – зло кричал Дим-Димыч. – Иди, играй в свои игрушки. И не смейте оба даже приближаться к самокату.
– Рысик не хотел, – шмыгал носом рыжеголовый мальчуган. – Только попробовал… В цирке же коты ездят… Он нечаянно сгрыз провод… Думал: шнурок.
– Нечаянно! Смотреть надо было! – Димыч с трудом сдерживался, чтобы не дать затрещину одному рыжему и не схватить, не встряхнуть за шкирку другого. – Тоже мне! Великий укротитель котов!
Малыш очень старался скрыть слёзы. Зажмурился, замахал кулачками, больно ударился о стойку руля самоката и разрыдался:
– Я совсем… совсем не укротитель котов… Я – Егор.
Дим-Димыч вздохнул:
– Ладно… Егор. Пошли.
Самокат остался где-то за чертой, разделяющей город и луг.
Слева – старый яблоневый сад, справа – деревушка, а впереди, насколько хватало взгляда, смыкаясь на горизонте с небом, манили сочной зеленью травы.
Чуть впереди мальчишек, смешно выбрасывая длинные красные ноги, по полю шагал аист. Привязанные к колышку, паслись на лугу тучные белые овцы. Одна из них, посмотрев на аиста и таких же голоногих мальчишек, задумчиво изрекла:
– Ходите, значит? Ну-ну…
Дим-Димыч только хотел закричать, что так не бывает, овцы не разговаривают, как из-под футболки Егора донеслось не то монотонное пение, не то ворчание:
– Делай денежку, дружок. Делай денежку, дружок.
– Что у тебя там? – удивлённый Димыч ткнул пальцем в живот своего спутника.
– Рысик поёт, – безмятежно сообщил Егор.
Извиняющимся тоном добавил:
– Это я его научил, но у Рысика со слухом не очень…
Димыч пожал плечами, без особого интереса спросил:
– Так нужна денежка?
– Конечно! Мы бы тогда бабушке зубы сделали. Они знаешь сколько стоят? Целое состояние! А с зубами она, может быть, выйдет замуж. И тогда у меня будет папа.
– Вообще-то у тебя тогда будет дедушка.
– Пусть. Дедушка – даже круче. У тебя ведь тоже дедушка, да?
Дим-Димыч кивнул и крепче сжал ладошку спутника.
Среди зелёного раздолья стайками колыхались на тонких стеблях нежно-фиолетовые цветы цикория, желтыми солнышками казались серединки полевых ромашек, под ноги стелились белые шарики клевера.
Аист вытянул длинную шею, несколько раз взмахнул крыльями, набрал высоту и словно завис в безоблачном голубом небе. Мальчишки, раскинув руки, невольно повторили его движения и тоже взлетели…
Белая тучная овца, обратив взгляд к небу, равнодушно подумала: «Летите, значит? Ну-ну…»
На кухне Богородцевых пахнет корицей и только что смолотым кофе. Артём Константинович в женском фартуке с оборочками колдует у плиты над сырниками. Не в силах удержаться, Димка таскает их прямо со сковороды.
– Подожди, пусть хоть немного остынут. Проголодался за ночь? – смеётся Артём Константинович.
– Дед, а сон – это что?
Дим-Димыч, высунув язык, старательно облизывает ложку со сметаной и внимательно смотрит на деда.
– Как тебе объяснить…
Артём Константинович откладывает в сторону нож, сдвигает в сторону фартук, присаживается на табурет:
– Есть такая теория: физическая реальность представляет собой не один классический мир, а множество одинаково реальных параллельных миров. Наше сознание – инструмент, позволяющий идентифицировать конкретную реальность. А сон – способ перемещения из одной реальности в другую.
– Ты сложно говоришь, – вздыхает внук. – Иден… Что там дальше?
– Ну, можно сказать: не идентифицировать, а определить… Постой! Сырники горят! – Артём Константинович бросается к плите.
3
Выйдя из лифта, Галина Петровна сразу догадалась: дочки опять ссорятся. Сквозь закрытую дверь доносились ругань и немного мата от старшей, Алины; визг средней, Дашки, и только младшую, Любочку, не было слышно. Наверное, как обычно: сопит и бурчит что-то себе под нос.
Поворот ключа в замке входной двери совпал со звоном бьющегося стекла, криком, всхлипываниями… Представшая взору картина впечатляла: Алина с ботинком в руках, удивлённо смотрящая на разбитое вдребезги стекло в кухонной двери; засыпанный мельчайшими осколками стекла пол; плачущая Дашка, вытирающая кровь с порезов на ногах, а в кухне на столе, упрямо прикусив губу и прижимая что-то к груди, стоит Любочка.
– Мам! Ты только подумай: она крысу в дом приволокла! Они же заразные!
Алина всегда уверена в своей правоте.
– Мы с Дашкой просили её выбросить крысу, а она дверь на кухню столом подпёрла, и сама на него взгромоздилась.
Ботинок Алина пытается спрятать за спину, виновато объясняя:
– Я совсем несильно по стеклу стукнула, а Дашка сама на осколки наступила и порезалась.
Крысу потом временно пристроили в клетку улетевшего попугая (были подозрения, что Алина специально оставила клетку открытой), всей семьёй мазали йодом и бинтовали Даше ноги, собирали осколки, мыли пол. А срочно вызванный на помощь Вовка Чебриков вставлял новое стекло в дверь. Один бог знает, где Вовка взял стекло в то время, когда вообще ничего не было, да ещё и ни копейки не спросил…
Галина Петровна морщится, растирает сведённое судорогой плечо: надо же, как сидела в кресле перед телевизором, так и заснула. Уже и для полуночников программа закончилась. Все про какой-то портал болтают… Не нужно ей другой жизни: вот молодость во сне привиделась – уже счастье… Тогда казалось: упадёт, не встанет, сил не хватит одной трёх дочек растить, а оказалось – лучшего-то в жизни и не было.
Алина врачом стала, на север уехала, Даша – на юг, туда, где пальмы да ананасы. А Любочка с ней… Сколько раз просила: «Задерживаешься где-то, звони». А она: «Мама, у меня должна быть личная жизнь». Сердится, если замечает, что мама ночами не спит, ждёт… Смешная. Хорошо, когда есть кого ждать…
4
Большой серый валун висит над пропастью. Со стороны кажется: в любой момент он может рухнуть вниз, покатиться по склону, сбивая головки полевых цветов, сминая на своём пути пожухшую траву, ломая невысокие кустарники. А два человека, мужчина и женщина, сидят на нем, свесив ноги в бездну, прикасаясь друг к другу плечами, и счастливы.
То, что они счастливы, Алла Викторовна знает точно, хотя видит лишь спины сидящих. Так же точно она знает: женщина, сидящая на валуне – она, Аллка. Не такая, как сегодня, но и не молодая девчонка. Просто любящая женщина, без морщин и возраста. Такой видят её глаза сидящего рядом мужчины. Алла Викторовна не знает того, кто сидит с ней на валуне, но это неважно. Достаточно того, что он есть.
Противоположный склон пропасти порос ёлками, издали он кажется волнистым и мягким, почти плюшевым. А внизу сливаются в единый водный поток две реки: тёмно-фиолетовая, переворачивающая камни, бурлящая, шумная и кажущаяся задумчиво-ласковой, неспешная, в прозрачной голубизне которой мелькают спинки рыбок.
– Как называются эти реки?
Мужчина поворачивается, смотрит в глаза женщине:
– Ты знаешь…
В диалог двоих врывается резкий звонок в дверь. Алла Викторовна вздрагивает: «Неужели умудрилась заснуть?»
За дверью Вовка Чебриков в своей неизменной жилетке и рыжая Ирка в вылинявшем домашнем халатике, из-под которого предательски выглядывает ночная рубашка. Чебриков мнёт бейсболку в руках, вздыхает:
– Беда у нас, Алла…
Продолжение см. http://proza.ru/2022/08/26/1150