- Кефир передайте, пожалуйста, - она смотрит на своего визави за столом, а тот все время смотрит в окно, хотя за окном давно только вечер и фонарные бусины в радужном ореоле капель. Простите? он переспрашивает её, и она повторяет просьбу, и он, не глядя, пододвигает ей стакан и уже встает, и отодвигает стул, и она, не выдержав, говорит первая - Саша? Вы - Саша Кондратенко, правда? Он, щурясь, всматривается в ту, с которой уже два дня сидит за столом в скучнейшем профсоюзном санатории "Голубые ели", и силится вспомнить, откуда ему знакомо это лицо. Тогда она щелкнув заколкой, распускает блестящие, тяжелые волосы - а так? Нина? Ниночка? Неужели - Вы? Откуда? Здесь? Вы же, насколько я помню, бросили институт ... да, - подхватывает Нина, - вышла замуж, уехала во Францию, родила ребенка. Так что же Вы делаете здесь, в скучнейшем месте, это уж никак - не Виши и не Карловы Вары?! Все изменилось, Саша, все так изменилось - Вы даже не узнали меня, хотя мы с Вами сидели нос к носу. Простите меня, я недавно пережил семейную драму. Меня бросила жена. Это так банально! - Кондратенко то отодвигает, то придвигает к себе стул, - я, знаете ли, совершенно стал рассеян. Такой типичный профессор из старых советских фильмов. Пойдемте? - Нина берет его под руку, - пойдемте? На улице дождь, и мы будем с Вами ходить под дождем и дышать. Как тогда, помните? Они спускаются по лестнице, и видно, что Кондратенко совершенно не помнит, где, когда и зачем он ходил с Ниной, и почему под дождем? Но в санатории так скучно, так кефирно-кисло от отдыхающих, от запаха сероводорода в бювете, так тошно от бесконечных разговоров о процедурах, о холестерине, диабете и черт-те-его знает о чем! Сам он попал сюда только из-за матери, изведшей его заботами о пошатнувшемся здоровье сына, и сейчас отбывает тягостную повинность, рассеяно водя в процедурном кабинете стеклянной расческой, испускающей розовые искры, по поредевшим волосам. Так неожиданно ко времени появившаяся Ниночка оживляет его, буквально вдыхая новые силы, и вот он уже нетерпеливо ждет раннего утра, чтобы бежать с ней на лечебную физкультуру, вот уже пьет кислородные коктейли, совершает заплывы в хлорной воде бассейна, и идет к Ниночке, лежащей в шезлонге, пружиня икры ног и разводя плечи в стороны - как цирковой силач. Они сбегают от послеобеденного сна в соседнюю деревеньку, где зачем-то покупают мороженое и шоколад, как в детстве, и плутают нарочно по вытоптанному лесу, а Ниночка рассказывает про Францию, и поет хрипло, как певица Zaz, имитируя даже саксофон, и Кондратенко просто умирает от восторга и умиления, и влюбляется, и забывает звонить по вечерам маме, и наступает та самая ночь, которая и должна наступить, и утром Саша, Александр Вениаминович Кондратенко, поглаживая ладонью подушку, не находит рядом Ниночкиной головки, и пугается, и спешит, и не может попасть в брючину, и ищет очки и стучит в Ниночкин номер ... и только через час, вспотевший и потерянный, он садится на кровати и случайно находит записку - "ты так ничего и не вспомнил, Саша", и вдруг вспоминает все - сентябрь, ржавую листву в московских лужах, какое-то кафе в Сокольниках, и хрущовку на окраине, и жаркий Ниночкин шепот, и еще какие-то встречи, втайне от жены, и этот ночной чужой голос Нины - Саша, я беременна, и его лепет - Вы ошиблись номером ...