Было… красиво. Не спорю: снежная пелена покрывала пространства белой пустыней настолько далеко, насколько мог окинуть взгляд. Солнце под облаками не может пробиться в наш мир. Мы осуждены быть здесь, на этой земле. Не знаю почему, но у меня всегда тянутся руки достать фотоаппарат и наделать фотографий пустых плоскостей, пересекаемых ржавой линией электропередач. Одинаковые картинки, распечатанные на чб-принтере совершенно без потери смысла. Столь много, что становится страшно за себя. Бессонные ночи с воспаленным вопросом, выдержу ли я? Я обклеиваю ими деревянные стены дома. Смотрю усталым от света глазами на белые вечера. Я ложусь спать, делать здесь больше нечего, в лампе под черепом догорает остаточный огонек. День номер тысяча три. Утром проверяю дату, циферблат, все верно? Натаскиваю слои одежды, превращаясь в кольца на деревьях. Как давно ли я видел их вживую? Мне предстоит долгий путь до станции. Ложу в рюкзак образцы, задумавшись, встряхиваю содержимое клеток, и в ответ никакого движения внутри. Вздыхаю. В лицо ударяет сильный порыв, но это как первичное испытание, как только я выдвигаюсь, меня признают силы природы и больше не мешают. Под своим теплым панцирем ветер я слышу только в виде завываний в вакууме, фантомных звуках, пропускаемых под толстую шапку с наушника, возможно, лишь в моем воображении. Я осужден быть здесь еще почти вечность. Моя седая жизнь пройдет, и кости останутся навечно нетронутыми, заметенные снегом. Как кости мамонтов, которые здесь никогда не обитали. Я снова вижу Линию с проводами, к которой хожу каждый день. Она тянется от станции на север, я понятия не имею куда. Провода часто рвутся от нагрузки, но их чинят. Люди в желтом приходят пешком по пустоши, взбираются наверх и быстро делают свою работу. С снах я бегу за ними, спотыкаясь на каждом неуверенном шаге. Их не догнать, эти пришельцы в легких куртках, слишком невесомые для правды. Но я верю в них, и они всегда остаются для меня послевкусием пробуждения. В холоде мой свернутые в клубок сон – всегда глубокие кошмары, по две штуки за ночь, из которых не вырваться, пока не посмотришь всего задуманного сюжета. Ледяной пот полярным днем, я волен делать что хочу, но могу так мало. Я забываю картины, что я видел ребенком, но не детские кошмары, лица людей, которые меня любили, расплывчатые от времени и разочарования. Треск из клеток, может ли это быть правдой? Затуманенный разум, слишком чисто, нетронуто, задумано по простому принципу, что трогать здесь ничего не стоит.
Мне привычен легкий хруст под ногами, он бодрит, как запах кофе. Прохожу мимо железных опор, снег опять скрыл все их следы, но не в силах тронуть свежую надпись краской с датой на опоре. Люди в желтом, в пустоши они чувствуют себя, как полярные медведи, которые здесь никогда не жили. Мне кажется, эта линия идет к ним, это ясно по тому, как усердно они не дают побыть ей в покое. Когда я дойду до станции, мне снова не поверят, и в этот раз я буду молчать. Никто не захочет идти сюда, чтобы проверить мои слова. Там мне вручат новые образцы и заберут прошлую неудачу. Для них провал – лучший результат. Они сделают выводы и в следующий раз дадут мне новые клетки. На станции отказываются говорить, куда идут провода, прикрываясь устаревшей секретностью, они готовы дать больше еды, лишь бы я не донимал их разговорами. Они добры, но живут в тепле станции, панически отказываясь выходить наружу. Температура внутри поддерживается на уровне тропиков, в свободное время экраны транслируют пальмы и пляж в качестве заставки. При мне их закрытое общество пытается держать следы разложения при себе, но я отчетливо вижу их моральное падение. Мне все равно, если это поможет нам… их работа очень важна.
На обратном пути разгорается метель, ветер отчетливо решает сбить меня с курса потоком бритв. Очередное испытание, игра не по правилам. Погода великодушно дает урок, не стоит доверять никому, и лучше не привыкать условиям, поставленными чужаками. Окидывая взглядом пустоши сквозь темные очки, я бреду по прямой, следуя хрупкому «вперед». Мой ориентир – железные опоры – отказываются появляться в срок. Снежная пелена закрывает обзор, усиливается ветер. Я на пределе, тяжелые мешки за спиной тянут на дно, заставляют хрупкую спину ломаться, опускаться на колени. Кисти рук в тяжелых перчатках магнитом тянет к земле в подобии покорной молитвы. Я смотрю, как их заметает, как меня заметает, и холод забирает нечто важное. Потребность бороться отступает, я вдыхаю морозный воздух бесконечности. Клетки, что нас вместили, десятки и сотни безымянных номеров на робах. Как цифры, они исчезали, по мере того как окно покрывалось инеем, и до края добрался лишь я. Отворенная дверь без охраны, тут все тюрьма. Делай, что хочешь. Но я хочу домой.
Чем толще слой снега, тем сильнее на меня давит груз. Одеревеневшие руки проваливаются глубже. Используя их как неживой инструмент, я начинаю копать себе утробу. Заваливаюсь в нее всем телом, тут тепло, даже жарко, уютно до смерти. Непроизвольное прошлое раскатывается, ком боли в горле необратим. Болезнь постоянно ведет наступление. Прости меня за мои грехи, какими бы они не были. Я как пьяный, не могу вспомнить фразу, приговор, зачем я здесь. Крайний север, тяжелой поступью, оставляя пропадающие следы, горящие моменты, полярные дни и ночи, мгновения не прибывшей весны, новая партия. Игра, в которую со мной играют… Это непревзойденное откровение! Как будто снова открылись глаза. Кто со мной за столом? Высокопоставленные чиновники в желтых костюмах, они решили посылать неоправданных на север. Они постановили протянуть Линию. А это охранники камер, тоже в желтом, смотрят на меня с безучастной тупой агрессией. Готовы ради забавы выкинуть меня в метель на улицу, и я все медленнее и медленнее переступаю с ноги на ногу. Мои надсмотрщики, рабочие в желтых жилетах и касках. Они чинят Линию и приглядывают за мной, но мне не забраться на их стену, поэтому мы не соприкасаемся.
Я проснулся под вышкой, опустошенный, без припасов. Направление мне отчетливо указали рисунком стрелки на опоре. Под низкими проводами я совершил свое последнее путешествие на крайний север, слушая треск электричества. Значит питание идет, провода починены неутомимыми рабочими. Снега становится все больше, я бреду по дороге. Погода мягкая, меня ничего не тревожит. Даже мысли уже исчерпали остроту. Под ногами бетон, начинается безветренный снегопад. Пока мой обзор снова не закрывается, я вижу огни чужих домов. Их другого времени и места. Я вижу полузасыпанные ограждения по краям, на одной весит забытая желтая жилетка. Время истекает, я чувствую это по серому вкусу собственных губ.
Было… красиво. Не спорю: черная стена космоса отрезало пространство белой пустыни, уходя в бесконечность по краям. Солнце под облаками не может пробиться в закулисье. Мы больше не осуждены быть здесь, на этой земле. У нас есть новая. Целый мир. Я протягиваю руку в пустоту и вытягиваю ее назад, светящуюся. Звезды на том конце. Утопающие провода питают их силу. Зацикленность. Решившись, я ныряю в океан в надежде на раскаянье.