Наверное, у каждого человека есть какая-нибудь детская обида. На ровесников, родителей, учителей, братьев и сестёр… Когда речь заходит о чёрных пятнах на золотистой ткани ранних лет, мне почему-то всегда вспоминается Тамара Ивановна, учительница, с которой довелось столкнуться в третьем классе.
Эту молодую и незлую, как теперь понимаю, женщину раздражало во мне буквально всё. Некрасивый почерк, нестандартные, далёкие от школьных шаблонов ответы у школьной доски. Даже тот факт, что я прибыла из далёкой и неизвестной ей Республики Молдовы, выводил Тамару Ивановну из себя.
Как-то, проходя по школьному коридору, услышала разговор между моим ожившим кошмаром и учительницей, ведущей математику у пятиклассников.
- Эх, всем мой класс хорош! - вздыхала Тамара Ивановна. - Если бы не эта… постылая.
- Постылая? - её собеседница намотала на палец прядь угольно-чёрных волос.
- Ну да, Саша Закатова.
«Саша Закатова. Это же я», - меня как будто варом обдало.
- Грубит, дерзит, не слушается, в тетради пишет, как курица лапой, в лесу была всего два раза в жизни, птиц и деревьев не знает…
«Но ведь Тамара Ивановна не слышала от меня ни одного грубого слова. За что она так меня ненавидит?» - как и все дети, я была склонна излишне драматизировать ситуацию и делать из мухи слона.
Не помню, как бежала домой по унылым дворам. Прекрасные золотистые листья тонули в лужах дождевой воды, и никому не было до них никакого дела. Почему-то эта мысль стала последней каплей, и я разрыдалась глухо, отчаянно.
Как в тумане, поднялась на свой этаж, лифт по обыкновению не работал. Под ногами хрустели шприцы, и чавкала какая-то гадость. Не раздеваясь, упала на продавленный диван в своей комнате. Лай несчастной, никому не нужной собаки на улице, скандал вечно пьяных соседей, живущих за стеной, звуки пианино сверху только усиливали тоску…
Кое-как дополз, доскрипел до логического конца невыносимый школьный год, и я навсегда рассталась с Тамарой Ивановной. Она приходила ко мне только в сновидениях. Всё такая же строгая, с завитыми пепельно-серыми волосами, очками в железной оправе и брезгливым выражением на круглом лице.
В пятом классе - четвёртый в те времена упразднили - всё изменилось. Я млела от похвалы учителей. Школа перестала быть кошмаром. А брюнетка, с которой некогда разговаривала Тамара Ивановна, стала моим любимым преподавателем. Спокойная, рассудительная, прекрасно знающая свой предмет, она привила любовь к математике многим, очень многим.
Шли годы, я окончила школу, а потом и иняз, а после перепробовала немало профессий, так или иначе связанных с английским языком. В две тысячи восемнадцатом жизнь привела меня к репетиторству.
В нашем городе этот труд оплачивается не так дорого, как в мегаполисах. Но детей и подростков большинство репетиторов принимает у себя. О походах и тем более поездках к ученику не может быть и речи.
Оформляя свой статус, где следует, нет-нет, да и вспоминала Тамару Ивановну. «Я-то не стану обзывать детей постылыми и показывать им свою неприязнь. К каждому найду подход», - примерно такие самоуверенные, чтобы не сказать самодовольные мысли мелькали в моей глупой, неопытной голове.
Так как удобный стол был у меня только на кухне, сделала там ремонт, приобрела мягкий, утопающе-ножный ковёр успокаивающего синего цвета, повесила на стену японскую соломку в рамке, накупила учебников и... И начались многотрудные, но в целом приятные и яркие дни. С трёх до половины девятого принимала учащихся, в основном шести-восьмиклассников, а с десяти вечера до двух часов ночи писала статьи для одного интернет-агенства. Отдыхала по субботам в кинотеатре, на скамейках в сквере, на диване с книгой или, что греха таить, на каком-нибудь Интернет-ресурсе.
«И почему все ругают современных детей? - недоумевала я в редкие свободные минуты. - Ну да, книг почти никто из них не читает. Третьеклассник Вася Метёлкин никогда не слышал о Санкт-Петербурге и не знал, в какой стране находится город белых ночей и туманов. А четырнадцатилетняя Лена Корнилова была искренне уверена, что Лондон - столица Франции. Но избалованности, о которой пишут на форумах в Интернете, у нынешних школьников нет и в помине. Вот маму Вани Кудрявцева сократили на заводе, а он, чтобы продолжать ходить ко мне и готовиться к сдаче ОГЭ, устроился промоутером. Девятиклассница из далёкой деревни Красновки приезжала ко мне на автобусе в дождь, тридцатиградусный мороз и даже в буран»
Я гордилась собой. Ни одного ребёнка даже мысленно не назвала «постылым». Ко всем смогла найти подход. Но… Но в две тысячи девятнадцатом мне повстречались три поистине крепких орешка. Ученики, пробудившие во мне черты характера, свойственные незабвенной Тамаре Ивановне.
***
Лестничная площадка дрожала от холода в мертвенном голубоватом сиянии. Из-за решётки, защищавшей лампу дневного света от воров и хулиганов, казалось, что по лестницам бродят жутковатые существа, состоящие из пыли, чьей-то тоски и теней.
Когда-то в подъезде были самые обычные жёлто-уютные лампочки, но потом они стали непонятным образом исчезать. И с тех пор площадки освещали такие вот зарешёченные монстры, задыхающиеся в проволочных латах.
Скабрезные надписи на стенах в этом свечении казались мудрыми и таинственными изречениями. Я начинала подмерзать в тоненьком свитере, капроновых колготках и коротенькой юбочке.
В тот день ко мне должна была впервые прийти одиннадцатилетняя ученица Анита Радомская вместе со своей матерью. По установившейся привычке я встречала всех новеньких около лифта. В нашем подъезде, разделённом на крохотные коридорчики - три квартиры в каждом - заплутал бы и Иван Сусанин.
Мать и дочь задерживались, становилось всё тоскливее и холоднее, а далеко внизу ссорились какие-то женщины. У одной был раздражающе-пронзительный голос. Ни дать ни взять персонаж из современного глуповато-яркого и абсолютно бессмысленного мультфильма. «Подожду ещё пять минут, вернусь в квартиру и ей позвоню. Наверное, они сегодня не придут», - решила я.
Но голоса приблизились. Уже можно было разобрать отдельные фразы.
- Да не хочу я туда! Мне это не нужно! Сама справлюсь!
- Рот закрой!
Вскоре по лестнице, задыхаясь и обливаясь потом, поднялась одетая с иголочки высокая и стройная брюнетка. За руку она тащила упирающуюся полноватую девочку с безбровым недовольным лицом.
- Что же вы без лифта? Он ведь работает, - после обмена приветственно-вежливыми, ничего не значащими фразами заметила я.
- Ой, нет, у меня в лифте панические атаки начинаются. Могу и умереть от сердечного приступа, - женщина тряхнула длинными тёмными волосами.
- Мама только с дядей Толей, который к нам по вечерам приходит, в лифте ездить не боится, - безбровая девочка захихикала. Смех её показался мне неприятным и злым.
- Рот закрой! - побагровела от гнева брюнетка.
- А ты, Анита, в лифте ездить не боишься? - перевела я разговор в другое, безопасное русло.
- Нет. Даже без дяди Толи, - снова смех, снова окрик матери.
«Неужели же они и всегда так живут, ссорятся каждую минуту?» - вспомнился мультфильм «Двенадцать месяцев», где мать с дочерью превратились в собак и даже после этого продолжали выяснять отношения.
- Бывшие сидельцы, алкоголики, наркоманы, проститутки в вашем доме живут? - уже в квартире задала мне вопрос Ангелина, мама Аниты.
- Э... Нет. У нас одни старушки и семьи с детьми.
По правде говоря, я хорошо знала жильцов только четырёх квартир. Все люди, в общем-то, положительные, хоть и не очень счастливые. Образ жизни остальных сорока с лишком семей оставался для меня тайной за семью печатями.
- У вас кошмарный, жуткий подъезд. Эти коридоры, эти надписи на стенах, этот мусор под ногами. А в углу у почтовых ящиков я видела пустые бутылки и лужу мочи, - Ангелина неискренне закатила глаза, Анита захихикала, за что тут же получила подзатыльник от «заботливой» матери. – В общем, так. В первую дорогу я Аниту, ладно уж, буду приводить. А обратно вы уж её сами провожайте. Лифта она, действительно, не боится. Я стану встречать вас на крыльце.
Командирский тон Ангелины, наглое предложение, она сама и её подловатая на вид дочка мне категорически не нравились. Но что делать? Как сказал таксист в одном американском триллере, клиент заказывает музыку. Или он выразился иначе?
***
Чем дольше длились наши занятия с Анитой, тем больше зрел, распускался, разбухал в моей душе ядовитый цветок под названием Синдром Тамары Ивановны. В новой ученице меня раздражало всё: её безбровое, лишённое малейшего проблеска интеллекта лицо, неуместные смешки, бестактные вопросы обо мне и моей личной жизни. Постоянные жалобы на мать, полное нежелание изучать английский язык и слабые способности только подливали масла в огонь.
Каждый жест, каждая ужимка Аниты выводили меня из себя. «А ведь когда-то точно так же относилась ко мне и незабвенная Тамара Ивановна. Может быть, Анита не так уж виновата? Нужно найти подход, как-то заинтересовать её», - размышляла я, разрабатывая новые методики преподавания или заимствуя их в Интернете.
Но ничего не помогало. Уроки наши проходили примерно по одной схеме. Ангелина, задыхающаяся от подъема на седьмой этаж и ссор с дочерью, сдавала мне с рук на руки непокорное дитя. Анита как попало срывала с себя шапку, пальто и шарфик и раскидывала всё это добро по прихожей.
- А теперь собери одежду и повесь, - я хмурила брови и смотрела на неё с нескрываемым отвращением.
- Сами собирайте, - и резвая Анита бежала на кухню. Мне приходилось ползать по прихожей в поисках завалившейся куда-то перчатки или головного убора ядовито-розового цвета.
- Ну и что тебе задали? - миролюбиво спрашивала я, присоединяясь к своей ученице.
Анита отворачивалась к стене. Зная, что ни угрозы, ни увещевания на неё не подействуют, отходила к окну и ждала. "Ага, зашуршали страницы учебника, значит дело пошло", - радовалась я.
Делать уроки с Анитой было всё равно что бродить по глухому лесу в туфлях на каблуках и коротеньком летнем платьице. Да-да, не стоит отправляться в тайгу, сосновый бор или джунгли при параде! Корни подставят подножку, комары, клещи или опасные тропические насекомые обязательно захотят полакомиться кровью глупой горожаночки, а ветки надают пощёчин. Незадачливую путницу ждут взлёты и падения, падения и взлёты и так без конца.
Из такого тернистого пути и состоял наш сорокопятиминутный, а иногда и часовой урок. Если Аните не хотелось учить новые слова или читать английский текст, она пряталась под столом. Вылезала оттуда лишь после того, как я брала в руки телефон и грозилась позвонить её матери. На малейшее замечание Анита реагировала бурными и, как мне всегда казалось, не совсем искренними рыданиями.
«Вот ведь маленькая ведьма! Ну нет, как же можно думать такое о ребёнке?» - я мысленно одёргивала себя и искала подходы.
А после мне ещё доставалось от Ангелины, ждущей нас на скамейке у подъезда, за то, что я задержала урок, а она продрогла от осеннего ветра, смешанного с дождём или мокрым снегом.
- У меня из-за вас пневмония будет! - резкий голос Ангелины до боли напоминал пронзительный писк её «милой дочурки».
Оценки Аниты, как бы странно это ни звучало, стали лучше. Из «двоечницы» она перешла в разряд «хорошистов». Кто знает? Может быть, Анита продолжила бы ходить ко мне долгие годы, как многие мои ученики, если бы не одно происшествие. Случилось это через два месяца после нашей первой встречи с ней…
***
Казалось, что синий вечер за окном воет печально, протяжно. От этого воя сердце покрывалось мурашками, а душа превращалась в россыпь мелких льдинок. На самом деле жуткие звуки издавали бездомные собаки. Таким громким и в высшей степени неприятным для людей образом они реагировали на выбросы местного химзавода. Моя спаниелиха Изабелла, нежащаяся на груде разноцветных подушечек в уютной и тёплой комнате, не обращала внимания на экологические катаклизмы, а эти...
- Александра Викторовна, это что, волки? - прервала Анита мои раздумья и, поёжившись, кивнула на окно.
- Глупости, - с интонациями Тамары Ивановны процедила я. - Их в городах не бывает. Это бездомные собаки. Пиши дальше.
Мы с огромным трудом пробирались сквозь пустыни и бездорожья английского текста.
- Плохо если их мама встретит, - задумчиво протянула Анита. - Она собак ужас как боится. А ещё крыс, мышей, ос и мух.
«Господи, а мух-то почему?» - хотела спросить я, но вовремя прикусила язык.
В эту минуту зазвонил мой мобильный. «Легка на помине», - поморщившись, нажала на зелёную трубочку.
- Я не успеваю вовремя и вот, как мы поступим, - своим неизменно-командирским тоном отчеканила Ангелина. - Буду ждать вас возле канцелярского магазина «Красный карандаш». Приходите туда с Анитой, как только занятия кончатся.
И Ангелина отключилась. Выходить на улицу в тёмный, сырой да ещё и пятничный вечер не хотелось категорически. Мне представились сидящие на лавочках молодые люди, безудержное веселье которых за долю секунды сменяется агрессией. Мысли о пронизывающем ветре и стаях бездомных собак тоже не добавляли оптимизма. Но, как говорил таксист из одного американского триллера…
Урок подошёл к концу, мы с Анитой, по обыкновению переругиваясь, оделись и вышли из квартиры. Синий вечер и лживоглазые сумерки как будто сговорились вывести меня из терпения. Лифт не работал, пришлось спускаться по грязной лестнице.
Между третьим и четвёртым этажом, прямо на ступеньках, сидели подростки лет пятнадцати-шестнадцати. Школьники как школьники, если бы не одно но. На лицах у всех троих – блондиночки в чёрной куртке, растрёпанного брюнета и парнишки с безобразным шрамом на щеке – застыло выражение сонной тупости. В мертвенном голубоватом свете молодые люди казались бледными, неживыми.
- Пропустите нас, пожалуйста, - голос мой предательски дрогнул. Не к месту вспомнилась история знакомой, у которой такие вот подъездные недоросли вырвали из рук сумочку.
Подростки не отреагировали. Может быть, они в эту минуту сочиняли стихи или мечтали о чистой любви?
- Пропустите! - уже без тени вежливости прикрикнула я и топнула ногой.
"Общество юных поэтов" с видимой неохотой подвинулось, пропуская нас.
- Это кто? Чего они такие странные? Они у вас тут живут? А спать тоже на лестнице будут? - засыпала меня вопросами Анита.
Решила промолчать. Точно так же я игнорировала замечания своей ученицы по поводу нецензурных надписей на стенах лифта.
***
Сапфировая сырость лживо улыбнулась нам, а Анита вдруг бросилась бежать. Я пыталась догнать её, но хитрая девчонка, как видно, где-то спряталась. Стояла, должно быть, прижавшись к стене какого-нибудь дома, и смеялась надо мной, глупой и нелепой, блуждающей в сумерках.
В сыром мраке мигали, наливаясь слезами, глаза фонарей, мандаринились ярко освещённые витрины.
- Вы не видели девочку лет одиннадцати-двенадцати в розовой шапочке и чёрном пуховике? - задавала я продавщицам окрестных магазинчиков один и тот же вопрос.
- Много их тут каждый день проходит. Всех и не упомнишь, - скривившись, процедила полная брюнетка, продавщица канцтоваров.
Мать Аниты, к счастью или к несчастью, ещё не успела подойти к «Красному карандашу». Позвонила ей, но услышала лишь: "Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позже".
Высокая длинноволосая блондинка, торговавшая цветами в магазине с красивым названием «Королева сада», покрутила пальцем у виска. Видимо, приняла меня за пьяную или психически больную.
Сама не зная зачем, направилась к торговому центру «Рубин». Мне представлялись всевозможные ужасы. Вот Анита из чистой вредности отвечает согласием на приглашение незнакомца и идёт в его квартиру. Вот она встречает стаю бездомных собак, начинает дразнить агрессивных животных и… Вот сидящий на скамейке, одурманенный суррогатным алкоголем или чем похуже парень принимает шлёпающую по лужам Аниту за оживший кошмарный сон, выхватывает из кармана нож и…
Торговый центр обрушил на меня волну шума и тепла. Где-то плакал навзрыд ребёнок лет трёх, малыш постарше выпрашивал у матери шоколадку, назойливый голос рассказывал об акциях на продукты. Несмотря на довольно-таки поздний час, в салонах сотовой связи толпился народ. И тут... Да, в одном из них увидела знакомую фигурку в чёрном пуховике и розовой шапочке.
- Анита! - позвала я. Любующаяся выставленными в витрине смартфонами девчонка откликнулась не сразу, далеко не сразу.
***
- Ну и где вы так долго пропадали, Александра Викторовна? - возмущению продрогшей на сыром ветру Ангелины не было предела. - Я промокла, я замёрзла, у меня по вашей милости пневмония будет.
И тут я рассказала ей всё о подвигах Аниты. О разбросанной одежде и прятках под столом, о грубости и слезах по любому поводу, о сегодняшних блужданиях в сумерках. Ангелина слушала меня, не перебивая. Анита, как это ни странно, тоже притихла.
Когда я окончила свой рассказ, Ангелина отвесила дочери подзатыльник, и розовая шапочка упала в лужу. Мне почему-то вспомнились никому не нужные осенние листья, тонущие в озерцах ледяной воды.
Лестница встретила тишиной. Загадочный, пустынный, полный неясных шорохов подъезд хотел поведать мне свои секреты. "Общество юных поэтов" кто-то разогнал. Или они разбрелись по домам? Я шла и шла, путь казался нескончаемым. И только тени преданно, словно старые верные псы, следовали за мной.
***
На следующий день я решилась на серьёзный разговор с Ангелиной. Позвонила ей и сообщила о том, что мы с Анитой, по всей видимости, друг другу не подходим. Поэтому нам лучше расстаться. Истеричная Ангелина невнятно выругалась и нажала на отбой. На душе у меня стало тяжело. Не справилась, проиграла, отступила, не смогла найти подход! Поступила в чём-то хуже Тамары Ивановны. Она хотя бы не отказывалась от нелюбимых учеников.
Я боялась, что Ангелина начнёт распускать про меня тёмные слухи. Городок у нас маленький. Испортить репутацию няне, парикмахеру или репетитору ничего не стоит. Но… Вышло другое. Ангелина стала названивать мне по двадцать раз на дню с просьбой принять Аниту обратно.
«Понимаете, нас отовсюду выгнали. И из спортивной секции, и из музыкальной школы. Даже из общеобразовательного заведения грозили отчислить. Хоть вы нас не бросайте», - плакала в трубку «несчастная» мать. Жалость шевельнулась у меня в душе, но при воспоминаниях о проделках негодной девчонки зашипела, словно упавшая в воду спичка, и погасла.
«У Аниты благодаря вам одни «пятёрки». Не бросайте её. Ещё никогда мы не сталкивались с таким понимающим педагогом», - грубая лесть Ангелины разозлила меня настолько, что я, не попрощавшись, нажала на отбой.
Через неделю Ангелина смирилась с отказом...
Конец
Имена, фамилии и названия изменены