3.
Исправительно-трудовая колония ОП-13, именуемая в просторечии «Чёртовой дюжиной», располагалась на западной окраине Волжанска, рядом с постоянно расширяющимся химическим заводом.
Завод этот был известен не только дезодорантами, шампунями и инсектицидами для уничтожения грызунов и насекомых, но и более серьёзными отравляющими веществами, о которых обычно предпочитали не говорить. Несколько цехов, в том числе, и подземный, были засекречены и там работали исключительно проверенные опытные люди.
На «бытовки» же этой «химии», распространяющей окрест то ароматы сосны и ландыша, то едкую вонь аммиака и нашатыря, выводили работать и заключённых. Правда, до тех пор, пока в ванных с серной кислотой не утонули ненароком двое лагерных «стукачей». Один так и растворился в «царской водке», а второго, обезображенного до неузнаваемости, быстро выловили и тут же куда-то увезли. После этого зеков в цеха не допускали, перекинув их на строительство и разгрузку-погрузку.
Тем не менее, где бы ни горбатили ушлые мужички и какой бы контроль за ними не вёлся, они всё же ухитрялись с помощью «вольняшек», то есть, граждан, работающих по вольному найму, добывать для себя и для проноса в «зону» всевозможные зелья. И спироль, и денатурат, и «Секунду», и дихлофос, потребляемые питухами и нюхачами. И хотя не проходило месяца, чтобы кто-то из ловцов «кайфа» не окочурился, данный товар продолжал иметь спрос, хотя и не шёл ни в какое сравнение с «планом».
«План» - анаша или гашиш, бронебойный наркотик из индийской конопли, числился на зоне в одном разряде с водкой. А цена водки тут, по сравнению с ценой на воле, возрастала естественно в несколько раз. Да и то сколько трудностей и мороки было с ёмкостями, в которых таскали спиртное! А пластинку анаши – тёмно-коричневую, вязкую, упакованную в надёжный полиэтилен, можно было припрятать где угодно, даже в самых, как говорится. сокровенных местах.
Да и действовал «план» похлеще водки. Возьмёшь баш с ноготок, смешаешь с табачком, завернёшь «козью ножку», этакий косячок, да и пустишь по кругу с двумя-тремя приятелями, вволю сладко затягиваясь пахучим дымком.
Водку выпьешь – дуреешь. Кто орёт, кто поёт, кому морду бьют по пьянке, кого вовсе обчистят – наука на будущее. А с дурмана гашишного – покой благодатный и фантазии различные круче, чем с опиума.
И поэтому если в зоне кончался «план», это было равнозначно катастрофе. Так как строгий режим и фатальные срока, тяжкий труд и безумная тоска по свободе требовали хотя бы редкого забвения и недолгого отрыва от мерзкой действительности.
Путь заброса наркоты в зону был разнообразен. Баловались доставкой и зеки, и надзиратели, соревнующиеся в этом деле друг с другом. А вот откуда поступал гашиш, никто не знал. И сколько не билось руководство колонии, пытаясь засечь преступные источники, ни следа, ни намёка на след не находило. Часто, часто в бараках то здесь, то там разносился специфический запах конопли и тягучий дымок, сливаясь с сигаретным, обнаруживал скопище бесшабашных курцов. Но нагрянут служивые, начнут шмонать, всё вверх дном переворачивая и надеясь взять с поличным, да только кроме окурков и блаженных в кайфе рож ничего не отыщут и уйдут разочарованные.
Нарушителей, конечно, спрячут в «трюм» - как издавна именуется штрафной изолятор, а затем начнут поочерёдно таскать на допрос то к всевластному «куму» - оперуполномоченному, а не то и к самому «хозяину».
-Где достал? Кому платил? У кого ещё имеется?
Но у зеков на все вопросы по сто отговорок. Хоть убей его, хоть новый срок намотай, но он тайну свою хранит крепко и свято. Потому что цепочка, по которой шёл «план», неизвестна зачастую даже его распространителям. Ну а если вдруг клюнешь на посулы ментов и заложишь кого-то по собственной воле, то за жизнь твою дальнейшую, где бы ты не находился, ни один здравомыслящий не даст и полушки.
Раньше среди зеков ходили слухи, что весь товар доставлялся сюда самим «хозяином». Был когда-то некий майор Савосин, выгнанный за это из органов. Новый же начальник чуть не носом землю рыл, избавляясь от наследия горе-предшественника. И всё –таки, всё -таки, не смотря ни на что, зона нюхала «химию», глотала «чифирь», и курила, курила, курила анашу, преступая эмвэдэшные законы и порядки.
Курила, курила и вдруг обнаружила, что запасы исчерпаны, и желанный баш с трудом можно добыть лишь за золото или за доллары. Ну а то , что и валюты здесь крутилось достаточно, знали даже последние лагерные хмыри: и в воровском «общаке», и у ловких «бугров», каптёров, бухгалтеров, и у мелких барыг, у фартовых картёжников, а порой и у смазливеньких «голубков», требующих за свои секс - услуги только твёрдую валюту.
Раньше, когда во многих колониях находились кавказцы и азиаты, перебоев с наркотой не наблюдалось. Но теперь, когда все, разбежавшись по углам, ощетинились границами и таможнями, лишь издавна налаженные надёжные каналы продолжали работать со всё нарастающей нагрузкой. И один из таких каналов шёл через Волжанск в Петербург и на север – в заполярные воркутинские и печорские дали.
Поначалу из макосеющих азиатских республик, а с началом афганской войны уже оттуда непрерывно текли ручейки анаши, героина и терьяка. В перекачке наркотиков были задействованы силы, зачастую стоящие на самом верху. Но с развалом Союза и крахом многих власть имущих дело взяли в свои руки другие люди. И алчно и напористо, ни перед чем не останавливаясь, погнали товар уже через ближнее зарубежье на все рынки и во все притоны объединяющейся Европы. А Волжанск, который долго был одним из основных перевалочных пунктов, теперь оказался засвеченным, и его тайные служители разбежались, укрылись, или оказались в тюрьме.
Перекрыты были и все пути доставки. Раньше груз шёл по минобороновским документам «ОСВАРа», некогда знаменитого «почтового ящика». Но с распадом ВПК и началом «конверсии» зарубежные поставки почти прекратились, да и эсэнгэвские сошли на нет из-за общего финансово- экономического кризиса.
После ареста Черноусова – одного из заправил подпольного бизнеса, и помощников, ведающих насыщением регионов, дело вообще остановилось, и в Волжанск покатили всевозможные инспекторы и «чрезвычайные и полномочные» послы. Кто-то сразу направлялся по известным адресам и его там, конечно поджидала засада. Кто-то, более осторожный и осмотрительный, выяснял обстановку, не выдавая себя, и убедившись, что всё тут сдано и провалено, удирал поскорей от греха подальше.
Но в колонии известной, как «Чёртова дюжина», ничего не знали об этом провале и с угрозой давили на поставщика, получившего в задаток полтора миллиона. Конечно, деньги можно было вытребовать обратно и вместо «плана» обойтись другой дурманной дрянью. Ведь любители «поторчать» чего только не глотали, не нюхали, не вгоняли себе в вены!
Но порядок есть порядок, и дело есть дело, тем более дающее столь высокий доход. А там где большие деньги, всегда кровь и слёзы. И если ты как-то вляпался и крутишься в сфере, то и выйти добровольно из неё уже не сможешь. Разве только в отчаянии пустив себе пулю в лоб или в панике сбежав на край свет, постоянно страшась, что тебя всё же отыщут и тогда… тогда… об этом лучше не думать!
Лучше не думать! И, тем не менее, майор внутренней службы начальник режима ОП-13 Роман Мигулько день и ночь ломал голову над тем, где добыть анашу и расплатиться с заказчиком. Раньше всё было просто. Ты звонил или встречался в определённый день и час с неким определённым человеком, отдавал ему деньги, вычитая свой процент и, забрав товар, проносил его в зону. Спокойно проносил, так как никто не осмеливался, не только обыскивать, но и даже подозревать третье по значимости лицо в колонии.
А в служебной иерархии тут раскладка такая: «хозяин», затем «кум», затем начальник режима, начальник спецчасти, начальник КВЧ, начальники отрядов и на нижней ступеньке старшины и сержанты той же самой режимной службы надзора. А прибавь к двум просветам и звезде на погонах ещё ангела-хранителя из областного УВД, коим много лет является собственный шурин, и поймёшь, что попадись ты даже с поличным, тебя вызволят, выручат, вытащат из капкана и в худшем случае отправят потихоньку в отставку, как когда- то отправили майора Савосина.
А тот – зубр! Не чета, таким Мигулько. Перед ним «паханы» на колени становились, да и сам Роман Григорьевич им был втянут в дело, из которого не выпутается до сих пор.
А пора настала опасная, хоть работу меняй. ФСК и вроде даже ГРУ ведут расследование. И уже перехватили ( о том все газеты писали!) транзитный груз с героином, переправляемый в ФРГ пакистанской компанией, торгующей изюмом. Меж пакетов с сабзой пакеты с наркотиком, чуть ли не на десять миллионов долларов. Вот размах так размах, вот где «липнет» так «липнет»! Не родные «деревяшки», обесценивающиеся с каждым днём, а «вашингтончики», свободно конвертируемые во всём мире.
Мигулько вздохнул и облокотился на стол, за которым сидел в тяжёлом раздумье. Кабинет был небольшой, но однако с тайной дверью, оборудованной в виде шкафа – для визитов сексотов. Точно такой же кабинет был у опера, только в противоположном конце коридора.
Однако Мигулько предпочитал встречаться с агентурой не здесь, а на рабочих объектах или в штрафизоляторе, куда за мнимые прегрешения суток на пять отправлял самых заслуженных своих «стукашек». Там для них оборудовали специальную камеру с одеялами, с матрацами, с баландой от пуза. Настоящий курорт по сравнению с теми, где бессильно загибались подлинные штрафники.
Единственным, кто без страха и подозрений входил к «режимнику», был дневальный конторы Степан Митьков, бывший старшим инспектором Охотсоюза. осуждённый за умышленное убийство. В обязанности Митькова входила не только уборка, но и регистрация в приёмные дни посетителей, являвшихся к майору с просьбами или жалобами. Сегодня как раз был один из таких дней. И с 18-30 Роман Григорьевич должен был сидеть в кабинете, принимая осточертевшую ему преступную братию.
Кто-то просил о предоставлении свидания, кто-то об отмене штрафных санкций на ларёк, кто-то молил о положительной характеристике для досрочного освобождения. И Мигулько выслушивал, обещал или отказывал, и просители уходили, кто с надеждой, обласканный, кто зверея от безысходности и ненависти ко всему, что олицетворял собой этот лагерный бонза.
А Мигулько, равнодушный и к слезам, и к благодарностям, к истерическим воплям и покорным шепоткам, сидел важным истуканом, холёный, толстый, с дряблым бабьим лицом и ранними залысинами. Но когда в кабинете появился Ким Бурлаков, вор по кличке «Колода», майор сразу изменился. Лицо его нервно дёрнулось и расплылось в улыбке, а глаза заволновались, заюлили, забегали, ускользая от тяжёлого взгляда Бурлакова.
-Ну, так что, гражданин начальник,- с ходу начал заключённый, пренебрегая положенным приветствием и, не ожидая приглашения, опустился на привинченный к полу табурет.- Время – деньги, а деньги сполна уплочены. И с меня народ требует отчёта за них. Так что, сами понимаете, в каком я положении. У людей подозрения возникают на мой счёт! А поскольку перед обществом я чист и незапятнан, мне приходится опять обращаться к вам. Сколько ж можно тянуть свою резину? Никогда ведь ещё не было такой маеты!
-Да вот то-то и оно,- срывающимся голосом пробормотал Мигулько, крепко стиснув пальцы рук, чтобы они не дрожали. Дрожь, однако, продолжалась, он презирал себя, но, увы, ничего не мог с этим поделать.- Но моей вины нет, доставка застопорилась. Перекрыли где-то путь и вся недолга! Я ведь деньги передал – у них же предоплата! Но к кому не пойду – всё везде как повымерло…
-Но вы, видно, понимаете, что нас это не гребёт,- ещё более веско заговорил Колода.- Каждый сам за себя. Вы взяли – вам выпутываться, а иначе… Сами знаете, какой будет расчёт…
«Ну, ещё бы не знать!»- злобно подумал майор, мысленно готовый растерзать поганого гостя.
Ведь расписочки майорские в получении денег, и различные фотографии, тайно сделанные во время встреч, и иные документики бесконечно опасные,- всё хранится надёжно в тайных воровских заначках. Но не эти бумажки особенно страшны, хотя выдай их властям и – конец Мигулько. А страшны те деяния, что могут произойти в отношении его и всех его близких.
Дочка семнадцатилетняя и сын – подросток ведать не ведают, что может ждать их тогда. А майору известны все расправы с непокорными и изменниками их общему делу. Так что тут уж не до гонора и фанаберии, а убедить бы громилу в своей правоте! Если деньги он потребует, то где их взять?
Ведь действительно из полутора отдал миллион, отстегнув себе за комиссию пятьсот тысяч. Только где они теперь? Тю-тю! Уплыли! Шубка дочке, две пары сапог жене, сыну куртка с кроссовками, себе пуховик… Понадеялся, что гашиш разбавит «смолкой». Сам придумал рецепт, наподобие насвая – той отравы, что на Востоке кладут под язык. Мелко молотый табак. негашёная известь, перемешанная с водкой, конопляное масло. Всё смешаешь с наркотиком и уже не отличишь, сколько в нём натурального и сколько примесей.
Ведь по весу всё сходится, как в хорошей аптеке. А уж если вкус не тот, так претензии - к поставщикам! Да и то ведь, через сколько рук товар прошёл, сколько чистых и нечистых к нему приложились. А он с ними не в доле, он только посредник – что вручили, то и принял, и сдал из рук в руки.
Но Колоду не проведёшь, он морда дотошная, и его связи с волей до сих пор не разгаданы. Кто-то из надзирателей, если не из офицеров, вероятно, работает на него. И вот странно, что кроме самого Колоды никто вроде сбытом «травки» не занимается. Уж, каких только «уток» к нему не подсаживали и в барак, и в бригаду, а концов не нашли. Всё один да один, никого нигде рядом. А нагрянут со шмоном – кругом пустота. Не то что дури, но и денег-то нет, несомненно, уже вырученных и куда-то отправленных. А в бараках даже стены отдают анашой и глаза у зеков через одного дурманно-кайфовые.
«Что же делать?- растерянно думал Мигулько.- Кто позычит сейчас такие деньги?»
Усмехнулся, спохватившись, что вместо «одолжить» выдал почти полузабытое «позычить». Так всегда обращался его дед Тарас, одалживаясь у кого-то табачком или рубликом.
Однако Колода усмешку понял по-своему. Сжал лежащие на коленях огромные
кулаки и опять сверкнул глазами исподлобья, недобро.
-Вам смешно, гражданин начальник, вы радуетесь удаче. Дескать, обдурили лохов и хрен с ними! Ну, конечно, вы – власть, вам честь и вера… Но это здесь! А на воле другой порядок. Где гарантия, что вас, едва выйдете за зону, не попросят проехаться или пройтись…
-Да ты что меня пугаешь?- взбеленился майор.- Ты чего, сука поганая, позволяешь себе? Я ж тебя сгною, падла, за все твои доблести! Ты на цырлах должен прыгать, общаясь со мной!.. Вот паскуды!- заговорил он уже тише, беря себя в руки и с опаской поглядывая на дверь.- Им навстречу идут, добрым именем рискуют, а они распоясались… ни хрена не понимают! Вынь ему и положь, будто это так просто!.. Я тебе объясняю,- утирая со лба внезапно выступивший пот и через стол наклоняясь к зеку, зашептал он:- Не могу никого найти! Все куда-то исчезли! А такое в первый раз! Сам же ведь подтверждаешь… И вообще я тебя никогда не подводил. Мне же честь офицера этого делать не позволяла. Так чего ж ты буром прёшь и добром понять не хочешь? Я же сам в недоумении, так как деньги отдал!
-Да я это… чего там,- вроде бы смутился Колода.- Но я ж тоже не сам… на меня другие давят. Бабки ж ведь не мои, их собрали по кругу.
-Кто собрал, доложи. Я их, гадов, закрою! А ты будешь в неведении, ты как будто не причём…
Он сердито покосился на насупившегося Бурлакова.
«Ууу, бандит, ведь ни за что не расколется! подсобрать бы их всех да утопить в серной ванне, чтобы никаких следов… буль-буль и – точка…»
Он вспомнил, как погибли два его информатора: несомненно, их туда столкнули. Однако сколько не искали, виновных так и не нашли. И оформили их гибель просто как несчастный случай.
«Но в цеха химзавода сейчас зекам ходу нет. Спровоцировать побег? И пристрелить при этом? Замечательно было бы, но как это сделать? Остаётся лишь зона… тут возможности есть. С кем-то что-то не поделил, вот дружки и рассчитались. А то можно запустить чего –то и в вену… той же серной кислоты вместо промедольчику. Достают ведь промедол, сколько раз уж с ним ловили!»
-В общем, так, - поднявшись из-за стола, подытожил майор.- Я сегодня вновь пойду, и буду искать. Ну а если везде пустота, тогда верну деньги. Хотя сам понимаешь, как мне трудно их собрать. Я ж отдал их, отдал!- надрывно выкрикнул он и, ударив кулаком по спинке стула, сморщился от боли.- Вот ввязался в авантюру, пропади она пропадом!
Истерический визг, видно, подействовал на Колоду. Он тоже поднялся и переступил с ноги на ногу.
-Ладно. Подождём ещё немного. Ты ж действительно не подводил. Так что вера пока есть. Но как дальше всё пойдёт, от тебя лишь зависит. Мы тебя не обижали, ты своё получал. Так давай в том же духе играть и дальше. Дружба дружбой…
«Ах ты, сука преступная!- чуть не заорал Мигулько, но сдержался, стиснув зубы и заскрежетав им.- Я в сортире рядом не сяду, не то чтоб с вами дружить! И гляди, как разошёлся гад, уже начал мне «тыкать»! Не иначе, как почувствовал мою слабину. Но лети, голубок, пока крылышки машут, а мы ножнички поищем для их обрезки. Тут теперь один исход: или вы, или я! вы готовы на всё, а я тем более. Так что ты сядешь в «трюм», чтоб ни с кем не общаться, а я что-то придумаю за эти дни…»
Он нажал кнопку звонка , проведённого в надзирательскую, и буквально через секунду в кабинет ворвались три надзирателя во главе с прапорщиком Анфилоговым.
-Бурлакову десять суток полной изоляции! За невежливое обращение с представителем администрации!
Он надменно прищурился, глядя, как вытаращился на него потерявший дар речи, ошеломлённый Колода.
-Я с тобой свиней не пас и тыкать не позволю! Так что, посиди, подумай, малость охолони, а потом побеседуем, что делать и как жить… Уводите его!- махнул он рукой и, подойдя к вешалке, стал натягивать шинель.
-Да ты что-о?- наконец опомнившись, взревел Колода.- Ты чего? То есть… вы чего? Гражданин начальник! Себе же хуже делаете! Вы подумайте, я же не только от себя, вы же умный человек, обо всё догадываетесь!
-Ну, вот видите… вы свидетели, он опять угрожает! А раз так, то поучить его надо хорошенько. На тебя, Анфилогов, теперь вся надежда. Ты умелый педагог, тебе и карты в руки!
-Будет сделано!- радостно гаркнул прапорщик, исполняющий обязанности начальника ШИЗО.- Навались!- приказал он.
И привычные ко всему сержанты завернули руки Колоды за спину и, надев на него наручники, поволокли из конторы навстречу тёмной и непредсказуемой колодиной судьбе…
Глава 4.
Прапорщик Анфилогов ненавидел воров лютой ненавистью. Два года назад какие-то урки хорошо поживились в его квартире. Утащили енотовую шубу жены, почти новый видеоплейер, золотые цепочки с кулонами и кольцами, три хрустальные вазы и ковёр со стены.
К сожалению, крадунов до сих пор не нашли. А поскольку имущество было не застраховано, то убытки Анфилогову никто не возместил, хотя и вышло, как он слышал, какое-то постановление. по которому государство обязано оплатить ущерб. И куда не обращался бравый служака, вплоть до высшего начальства в родном УВД, все его успокаивали и обещали, но однако до сих пор дело так и не продвинулось.
Понимая, что обещаниями сыт не будешь, Анфилогов утроил свою коммерческую деятельность, пронося в зону за раз десятки пачек чая и флаконов тройного одеколона, котирующегося у сидельцев, как водка. С откровенным жульём, ворами и грабителями, он старался не связываться, выбирая для содружества только малосрочников, сидящих по самым незначительным статьям. А воров, карманных и квартирных, если кто-то из них попадал к нему в ШИЗО, мордовал так, что многие зарекались, пока жив Анфилогов, нарушать режим.
Непосредственно подчинённый майору Мигулько, Анфилогов майора уважал и побаивался. Тот уже неоднократно ловил его на сделках с заключёнными, однако ни разу взыскания не наложил и вообще делал вид, что ничего не замечает. Лишь однажды, опять накрыв его с поличным, он шугнул перетрусившего работягу и, приятельски положив руку на погон прапорщика, улыбнулся задушевно:
-А ведь ты мне уже столько должен!
Растерявшийся Анфилогов. поняв фразу буквально, стал совать майору в руки измятые ассигнации. Однако тот пресёк эти преступные попытки, сделав гордое, непроницаемое, неподкупное лицо.
-А за взятку дают срок! Так что ты, Анфилогов. поразмысли над жизнью и… гляди у меня!
Сказал так и пошёл, величаво вскинув голову и мелко семеня короткими ножками, с толстых икр которых гармошкой сползали начищенные до зеркального блеска сапоги. Понятное дело, что после всего этого Анфилогов вьюном вился, чтобы услужить майору. И сейчас. получив его прямое указание поучить зарвавшегося уркагана, прапорщик прикидывал в уме весь комплекс «воспитательных мер» на десять суток.
-Навались!- приказал он.
И ретивые сержанты, вытащив Бурлакова из конторы, поволокли его мимо опутанного колючей проволокой забора на пригорок, где, так же надёжно огороженное, виднелось приземистое бетонное здание изолятора.
Возмущённый Колода орал и брыкался, и Анфилогов попытался закрыть ему руку. Но едва он наложил потную ладонь на губы зека, как тот жутко лязгнул челюстями и кусок дублёной кожи вместе с мясом завопившего от боли прапорщика, оказался в его свирепой пасти.
После этого наступила напряжённая тишина и стихийное движение остановилось.
И сержанты, и Анфилогов, и сам рукоед потрясённо взирали на порушенную длань, закрасневшую алой анфилоговской кровью. Челюсть у Колоды беспомощно отвисла, и лоскут свежевырванного ещё живого мяса как-то неожиданно показался в ней.
Колода с перепугу хотел его проглотить, но несчастный прапор с воплем
«Отдай!» бросился к нему и двумя пальцами здоровой руки вырвал у бандюги свой кусок. Затем крикнув сержантам:«В трюм! И ждите меня!», бросился в санчасть, и благо там ещё шёл приём, растолкав зеков, ворвался к врачу.
Лишь спустя сорок минут он появился в ШИЗО. Побледневший, торжественный, как ребёнка раскачивая хорошо продезинфицированную и зашитую десницу, встал на пороге камеры, гдё всё так же в наручниках ожидал неминуемого возмездия Колода.
-Я… я не хотел… я случайно, нечаянно! Гражданин командир, ну извини, ну прости!- понимая, что его сейчас станут воспитывать, жалобно и торопливо заскулил Колода.- Ну же… будь человеком! Ну ведь я не хотел! Я же…
Далее слушать его не пожелали. Страшный удар сапогом между ног сразу переломил его надвое. Затем удары посыпались со всех сторон. Били, молча, озверело, с придыханием, со стонами, совершенно не думая о последствиях. Били по почкам, по печени, по груди, перекатывая по полу, как мешок с соломой, били по голове, словно бы ненароком, утомляясь, слабея, утирая со лбов пот. И когда, наконец остановились и опомнились, когда вылили на зека ведро ледяной воды, а он не зашевелился и даже не дёрнулся, снова наступила нехорошая тишина и все тупо переглянулись друг с другом.
-Ээээ… чего это он?- хрипло спросил Анфилогов.- Погляди, Симаньков, никак гад притворяется?
Симаньков, низкорослый, щербатый, ушастенький, сдвинув на затылок шапку, склонился над зеком и тут же отскочил, задыхаясь от ужаса.
-Да он, кажется, сдох!.. Ой, чего ж теперь будет? Всех как есть заметут! И на кой хрен я ввязался?- пятясь к двери, по-бабьи вдруг заголосил он.
Анфилогов икнул, но тут же взял себя в руки.
-А ну тихо, сучара!- приглушённо рявкнул он.- Посмотри ещё раз! И не паникуй раньше времени!
-Да чего там смотреть?- жалко взвизгнул сержант.- Всё и так уже ясно! Тут гляди не гляди… Уже не дышит!
-Эх ты ёкаламоне!- завертелся Анфилогов.- Ну, вы гады! Я вас разве просил его мочить? А вы, падлы, дорвались, молотили почём зря! Вот теперь и отдувайтесь, позорные рожи!
-Да ты ж больше всех старался!- заорал сержант Красухин, понимая, что прапор, снимая с себя вину и отмазываясь от товарищей, шьёт им «дело».- Ты ж его больше всех! Он тебя покалечил, вот ты зло и вымещал! Мы все свидетели!
-Да, да, да!- обрадовано залопотал Симаньков.- И Курбатов подтвердит! Ведь так, Курбатов?
-Ну, конечно,- забасил толстощёкий Курбатов.- Твоя жертва, Иван! Ты один и крутись!
-Да вы что, мужики, вы чего буровите?- сразу осип и ослабел в ногах Анфилогов.- Ведь из нас его… никто! Он сам это… расшибся ведь! Споткнулся, упал… вроде как несчастный случай!
-Ничего себе «несчастный»!- наклонился над мёртвым Красухин.- Это ж надо так упасть! Не иначе с девятиэтажки, а то и повыше!
Он брезгливо приподнял с пола тело Колоды и оно бессильно- изломано повисло у него на руках.
-Помогите переложить его на нары!.. А теперь давайте думать, не то все погорим!
-А что думать?
-Надо вызвать майора Мигулько!
-Точно! Он нам это поручил, он за всё и в ответе!
-Да вы что, охренели?- снова взвился Анфилогов.- Коль его сюда припутаем, так вообще нам кранты! Он-то вывернется… Мало ли чего приказал? И не в письменно виде, а так, на словах. А слова к делу не пришьёшь, всегда можно отказаться. Нет, братва, его надо поставить перед фактом. Чтобы он нас защитил, как своих подчинённых. А поэтому предлагаю сделать так…
…Спустя некоторое время после отбоя, когда всякое движение в зоне было прекращено, а на ближней к изолятору вышке сменялся караул – один часовой сошёл, а второй ещё не поднялся – четыре человека выскочили из ШИЗО, волоча на себе кого-то пятого. Со стороны могло показаться, что они тащили пьяного или больного, так безвольно висел он у них на руках. Спустившись к баракам, они юркнули за один из них и буквально через минуту выскочили оттуда. А спустя ещё десять минут Анфилогов звонил по вертушке на квартиру майору Мигулько.
-Товарищ майор, тут такое дело,- зачастил он, когда начальник подошёл к аппарату.- Это… как бы объяснить… ну-у… Бурлаков гад убёг!
-Как убёг? Куда убёг?- не понял Мигулько.
И в душе его внезапно что-то дрогнуло. Не хватало ещё, чтобы этот прохвост действительно сбежал. Тогда положение становится опасным.
-Да это… временно скрылся!- продолжал кричать Анфилогов.- Меня жутко покалечил! Раскидал надзирателей, он же буйный, скотина, и рванул в барак! Теперь нам искать его? Или как? Время-то ночное! Чего вы прикажете? И дежурному докладывать? Или, может, обойдётся?
-Ух, ты… чёрт бы вас всех!- заволновался Мигулько.
Ведь велел же идиотам держать наглеца. А теперь, если вырвавшись, Бурлаков сойдётся с сообщниками, то на волю рано или поздно уйдёт сообщение о его (по их мнению!) нечистой игре. А за это с ним будет разговор короткий: или нож, или удавка, или Бог знает что!
-Ждите, я сейчас приеду!- наконец сказал он и швырнув трубку на рычаг, пошёл одеваться.
-Роман!- оторвавшись от телевизора, непонимающе уставилась на него жена.- Ты куда? Что случилось? На тебе лица нет!
-Да по делу. На службе небольшая заваруха, и моё личное присутствие там необходимо. А ты ложись, не волнуйся, я скоро управлюсь. И детей не тревожь, пусть себе отдыхают.
Выйдя на улицу, он дождался автобуса, был последний, почти пустой, и поехал на конечную. На «вахте» его ждали Анфилогов и дежурный по колонии капитан Карнаев, в седьмом отряде которого числился Бурлаков.
Поэтому первым делом проверили весь 7-й отряд. Койка Бурлакова пустовала. Тогда чуть ли не бегом пошли по остальным баракам: отпирали замки, снимали засовы… Спустя час проверку закончили. Но ни на нарах. ни под нарами Колоду не нашли.
-Объявлять тревогу? Одиночный побег?- чертыхаясь, на чём свет стоит, спросил Карнаев.
-Ещё рано… Пусть караульные осмотрят «запретку», а мы крыши бараков и все закоулки. Клуб, столовую, баню, библиотеку. Может, где-то затаился урод несчастный. Вот свалилась морока на нашу голову! Как же вы, Анфилогов, упустили его?
-Да он мне полруки отгрыз! Кусок в санчасти подшивали!- жалобно, помахивая забинтованной рукой, проканючил прапорщик.- Симанькову дал под дых, тот едва не окочурился… А Курбатову, извиняюсь, яйца всмятку превратил!
-Так и всмятку?- недоверчиво хмыкнул Мигулько, покосившись на Курбатова, который тут же схватился за причинное место.- И всё это в наручниках? Зубами и ногами?
-Нет,- тотчас же подключился к разговору Симаньков.- Товарищ прапорщик наручники с него сняли!
-А зачем?
-Ну, видно, посчитали, что для четверых не опасен.
-Вот он вас и уработал, едрёна вошь!
Они шли мимо строения, в котором располагалась культурно-воспитательная часть колонии. Здесь сейчас шёл ремонт, и у боковой стены под деревьями стояли железные бочки с известью и краской. Курбатов неохотно подошёл к одной из них, заглянул и закричал истошно - радостно:
-Зде-есь! На-а-ашёл! Забрался в бочку!.. А ну выныривай, скотина!
Он с усилием свалил бочку на бок и за шиворот вытащил из неё человека. По идее тот должен был вскочить, защищаться, однако зек лежа, неподвижно и молча.
-Посветите-ка мне,- велел Мигулько.
И когда луч фонаря упал на лицо Бурлакова, изуродованное, чёрное, с переломанным носом и челюстью, он всё понял и, низко склонившись над трупом,
торопливо осмотрел посиневшие запястья.
-Та-ак,- раздумчиво протянул он, окинув взглядом перепуганных подчинённых. И, поднявшись, кивнул головой дежурному.- Что ж, Вадим Николаевич, составляйте акт. Утром отправим тело на вскрытие. А вы,- повернулся он к Анфилогову, уберите его. А потом все четверо зайдите ко мне…
-Вы что же меня за идиота принимаете? – приглушённо зашипел он, когда служивые, спрятав труп в сарае при санчасти, выстроились в его кабинете в одну шеренгу.- Дурачка, значит, нашли? А сами – умники? Так ведь тут даже непосвящённому понятно, кто пришиб этого несчастного и как это сделал! Вы же даже наручники снять не удосужились и любой судмедэксперт это сразу учтёт. Ну, чего вытаращились? Чего бошками мотаете? Яйца он вам перебил на яичный порошок? Но если даже и так, то слишком мало! Надо было и мозги дурням повышибать! Вы ж теперь по смертельной статье идёте! Групповое умышленное убийство! Это ж высшая мера кому-то из вас! А позор какой ляжет на все наши органы! У нас нынче демократия, полная законность, а вы всё продолжаете по сталинским рецептам… Ну, так что теперь делать? Объясните, пожалуйста!
-Так поэтому мы сразу вам и позвонили,- ковыряя носком сапога свежевыкрашенный пол, виновато потупился Анфилогов.- А спектакль устроили для капитана Карнаева. Он ведь нас не поймёт, он же ведь воспитатель! А вы – наш…
-Да какой я «ваш»?- взорвался Мигулько.- Чего вы мелете? Уж не намереваетесь ли втянуть меня в дело? И вообще… объясните, как он оказался в зоне? Почему не оставили в изоляторе?
-Ну, хотели как лучше, следы укрывали,- утерев хлюпающий нос рукавом бушлата, пояснил юркий, маленький Симаньков.- Дескать, вроде не мы, а дружки его ухлопали. Может, в карты проигрался… да мало ли что?
-А нарезы от наручников как вы объясните? Да и кто вам поверит, что в строгой зоне можно так изуродовать и скрыть все следы? Спрятать труп, чтобы этого никто не заметил?
-Ну так, может быть, в сговоре и у кого-то на глазах. Только свидетели, если были, едва ли объявятся. Потому что боятся… потому, как и их,- продолжал, развивая тему, Симаньков.- Это же зона! Тут хищники! От них всего можно ждать!
-Но на сей раз хищники и преступники – вы! И я не знаю, не знаю, как и чем вам помочь… Напишите объяснения, изложив свою версию. Да старайтесь убедительнее, чтобы вам поверили. Хотя всё это шито белыми нитками. И следы от наручников никуда не деть!
-Товарищ майор… а если те наручники… мы подкинем кому-то из злостных нарушителей?- неожиданно радостно, словно найдя выход из положения, воскликнул приободрившийся Красухин.
-Но откуда у заключённых они могли взяться?- вопрошающе уставился на него майор.
-Как откуда? Да мало ли? У них чего только нет! Вон же в прошлом году даже автомат замостырили! А наручники для них склепать – плёвое дело!
-Ну, вы клоуны!- хмуро вздохнул Мигулько.
Конечно, всё, что произошло с Колодой, его устраивало как нельзя лучше.
«Жаль, что миллион отдал Савосину, дурень! Знал бы, так себе оставил,- мелькнула быстрая мысль.- Ну да ладно, теперь, пока суд да дело, можно будет жить спокойно, ни о чём не тревожась. А засраных этих деятелей придётся спасать.
Может, так и повернуть, списав всё на приятелей? И под шум волны убрать всех, кто так же опасен. Кто с Колодой якшался? Золотник, Князь и Репа. Эта троица постоянно водицу мутит! Вот на них и повесим это дело. И наручники найдём у кого-то из них. А свидетели… свидетели всегда найдутся. Тот же Митьков за досрочное освобождение и на маму родню поклёп возведёт. А на урок паршивых так вообще с полным удовольствием. А к нему приторочим ещё двоих – троих, которые «видели», как Колоду убивали. И себя обезопасим, и зону очистим, и сие всему обществу на пользу пойдёт. А подонки эти мне теперь по гроб жизни обязаны будут. Потому что я возьму с них правдивые объяснения. Всё как было – для себя, чтоб потом в руках держать. А фантазии ими придуманные – для «раскрытия» дела…»
На мгновение он задумался, и прикрыл рукой глаза.
«Боже мой, куда качусь? Сговорился с преступниками, сам иду на преступление!- Но тотчас же отогнал от себя эту мысль.- Так ведь не ради себя… ради детей невинных! За что им-то страдать, если папенька дурень? Не поддался бы Савосину, не сидел сейчас в дерьме. А так выхода нет, и теперь куда вывезет…»
-Ну, идите,- пробурчал он, с ненавистью глядя на помощников.- И сначала опишите честно всё, как было. А потом уже… на других листах… свои придумки. Только сговоритесь сначала, что и как!
-Товарищ майор,- нерешительно заговорил Анфилогов.- Может, ШИЗО вообще не упоминать? Вроде мы не причастны и ничего не знаем?
-Да-а? Не знаете?- презрительно усмехнулся Мигулько.- А вечерняя поверка что показала? Да если бы Колода за вами не числился, так уже бы дежурный тревогу поднял! А так столько-то в зоне, столько в изоляторе, столько на работах в ночной смене… Поэтому вы не дёргайтесь и не осложняйте положение, а отписывайтесь, чтоб не расходиться с Карнаевым. Ну а я пока подумаю, как с вами поступить. Сдать к чертям, или помиловать, с расчётом на будущее! И уж если пощажу, то служить заставлю… рьяно. Отправляйтесь! И – думайте. У вас времени – в обрез...