Зайнаб от неожиданности испуганно вскочила, пролив воду из тазика, потом выскочила из дома во двор. Ей казалось, что она задыхается, ведь ещё утром, когда мама прочла ей письмо, которое получила вечером, она не хотела жить. Хорошо, ночью не стала беспокоить дочь, иначе, она бы не уснула. И вдруг Эркин заявляет, что хочет на ней жениться. Зайнаб поверить не могла, что слышала его слова, ей казалось, что она спит, что всё происходит во сне и сейчас она проснется... и что дальше? Зайнаб, несмотря на вечернюю прохладу, было трудно дышать, словно её юное тело, к которому ещё никто не прикасался, горит от волнения. Правда, после прочтения письма, она об этом не думала, ведь девушка и представления не имела, что и как бывает, но то, что ей придётся бросить институт, едва начав учиться, да ещё уехать из Ташкента, из отчего дома, где она родилась и выросла, было очень страшно.
Да, в далёком детстве она ездила с отцом, матерью и маленьким братом в Маргилан. Сейчас она бы не вспомнила небольшой город за перевалом Кямчик. Выйдя из машины, они тут же вошли во двор и маленькая девочка не успела оглядеться по сторонам. Двор, каких много и в Ташкенте, виноградник и плодовые деревья, открытая терраса с топчаном и несколько комнат. Зайнаб там было скучно, родственники их встретили хорошо, но ей там было скучно и троюродного брата, за которого её просит дядя отца, она бы и не вспомнила. Когда Зайнаб, будучи маленькой девочкой, вышла на улицу, то была очень удивлена. Там лежало сено, огромными вязанками и их продавали, это был самон (сено) базар.
И сегодня утром, вспомнив это, Зайнаб представила, как будет там жить, ей стало совсем жутко. А тут ещё этот Слава, когда она подходила к учебному корпусу, он вдруг схватил её за руку и потащил к фонтану. Сначала она не поняла, чего хочет от неё Слава, не поняла, что он говорил ей и посматривал в сторону ворот, а потом вдруг крепко обнял её и... Зайнаб брезгливо вытерла щёку, к которой прикоснулся губами Слава. Ей не хотелось жить. Девушка побежала в конец двора, проплакала там несколько часов, а потом уже себя не контролировала. Ей просто хотелось умереть, исчезнуть, словно её никогда и не было. Зайнаб даже представила лицо дяди, тогда он ещё был молодым, когда она его видела в далёком детстве, таким она его и помнила. Будто лицо было такое гневное, дядя, размахнувшись, ударил Зайнаб по щеке и кричал, какой она совершила грех. Зайнаб, вздрогнув, схватилась за щёку, словно и правда получила пощёчину, потом медленно поднялась и побрела к отделению хирургии. Сейчас она и не помнила, когда поднялась на крышу.
Зайнаб зажмурила глаза, ей стало холодно и интересно, о чём говорили Эркин и её мать, но чтобы подслушать, девушке это и в голову бы не пришло. Обернувшись, она посмотрела на освещённое лампочкой окно. На окне, до половины окна, была занавеска, висевшая на резинке из белой материи, ничего не было видно... Тяжело вздохнув, Зайнаб прислонилась к дереву.
- Ты понимаешь, что ты говоришь, Эркин? - воскликнула Машкура опа, как только Зайнаб закрыла за собой дверь.
- Понимаю, Машкура опа, - вздохнув, ответил Эркин.
- На вот, почитай! Родной дядя Кадыр акя, просит мою дочь для своего сына, даже не просит, а пишет так, словно и спрашивать не нужно, он требует! Ты ведь знаешь, я не могу сказать ему нет! Да и кто меня послушает? Я невестка в доме, хотя мой муж, Кадар акя, умер, я так и останусь невесткой для всех его родственником, а не матерью своих детей и ты это прекрасно знаешь! - с горечью сказала Машкура опа.
Она могла просто выгнать Эркина, но парень вызывал некое уважение, да и гость в доме... она не могла его выгнать.
- Сегодня Ваша дочь пыталась покончить с жизнью... - осторожно сказал Эркин, наблюдая за реакцией женщины.
Реакция была неожиданная, Машкура опа побледнела, застыв на секунду, потом тяжело опустилась на курпачу.
- О, Аллах! Грех-то какой! Она что, с ума сошла? Да я сама её придушу, пусть грех на мне будет! Не прощу ей этого! - воскликнула женщина, потом, подняв голову, посмотрела на Эркина.
- Хотела, а что же живая осталась? - спросила Машкура опа.
Эркин не ожидал от неё таких слов.
- В последний момент я спас её, иначе, она упала бы с крыши самого высокого здания ТашМИ, - ответил Эркин.
Это он преувеличивал, потому что все здания в ТашМИ были почти одинаковой высоты. Трёх и четырёхэтажные, но высокие, это было правдой. Из-за высоких потолков и больших, высоких окон, здания были выше стандартных, трёхэтажных зданий. Но его слова на Машкуру опа возымели действие.
- Глупая девчонка... что же она творит? Но несмотря ни на что, я не могу отказать родственникам мужа. Зайнаб должна будет выйти замуж за Бахтиёра, сына дяди мужа. Иначе, они проклянут нас, ладно меня, они Зайнаб проклянут, - схватившись за голову, простонала Машкура опа.
- Если человек не виновен, проклятья возвращаются к тому, кто шлёт эти проклятия. А Зайнаб невинна, как родниковая вода! Прошу Вас, не губите дочь, Машкура опа! Представьте себе, тут она закончит ТашМИ и станет врачом! А в Маргелане она кем станет? Всю жизнь будет сидеть дома и исполнять всю чёрную работу для многочисленного семейства дяди Вашего мужа? Думаете я не знаю, что значит невестка в доме, да ещё в Маргелане... Вы говорите, в начале декабря дядя Вашего покойного мужа приедет за Зайнаб, чтобы увезти в Маргелан и там сыграть свадьбу... но сегодня только десятое ноября! Напишите ответ, скажите, что Зайнаб уже обещана другому, нет, что она помолвлена с другим! Напишите, что очень сожалеете, но разорвать помолвку, значит опять-таки нарушить наши обычаи. Машкура опа, Вы ведь хотите, чтобы Ваша дочь была счастлива, верно? Так не губите её! Ладно бы в институт не поступила, она же умница и учится хорошо, - с волнением говорил Эркин, стараясь убедить женщину.
Машкура опа лишь качала головой, совсем растерявшись.
- Я не могу... нет... я не смогу... Кадыр акя в могиле перевернётся, если я откажу его дяде, - со стоно ответила она, взглянув на Эркина.
Но в её взгляде уже не было гнева, скорее растерянность и недоумение.
- Кадыр акя, да покоится он с миром, был смелым и честным человеком, если воевал и отдал жизнь за свою землю. Он бы не одобрил Вашего решения, ведь он любил дочь больше жизни, - вдруг высказался Эркин.
- А ты откуда знаешь? - с удивлением спросила Машкура опа, называя Эркина на ты, хотя полагалось называть на Вы, несмотря на то, что он ей в сыновья годился.
- Я не знаю, но уверен в этом. Думаю, Вы простите меня, Машкура опа, при всём уважении к Вам, только одно Ваше решение может или сделать счастливой Вашу единственную дочь, или обречь её быть несчастной вдали от Вас, - ответил Эркин.
- Ты домой поезжай, скоро и трамваи перестанут ходить, иди, сынок, - махнув рукой, сказала Машкура опа, поднимаясь с курпачи.
- Вы ведь подумаете, прежде чем принять решение, верно? - спросил Эркин, так и не присев.
- Прошу тебя, иди! У меня голова разболелась, - ответила Машкура опа, уходя в другую комнату.
Эркин вышел во двор и увидел Зайнаб. Она сидела на топчане, бросив на него старую фанеру и вконец замёрзнув. Эркин подошёл к ней, подняв голову, девушка посмотрела на него с некой надеждой.
- Иди в дом, ты совсем замёрзла. Что же ты на себя ничего не надела? Иди в дом, - сказал он, поднимая девушку под руки.
- До свидания, - пробормотала Зайнаб и направилась к дому.
Эркин выждал, когда за ней закроется дверь и вышел со двора на улицу, где было уже темно. Пришлось идти в темноте к остановке, ни света, ни редких фонарей не было. Спотыкаясь по глиняной, неровной дороге, едва не упав, Эркин, наконец, вышел на дорогу и успел на трамвай, свистнув, чтобы вагоновожатый подождал, не уехав у него из-под носа. Настроения не было, он не знал, какое решение примет Машкура опа, по взгляду женщины он ничего не понял. Эркин понимал, память о муже, обычаи предков... шанс был мизерный, Машкура опа была истинной мусульманкой, дочерью своего народа.
Приехав домой, Эркин почувствовал, что проголодался, вспомнив, что и днём ничего не ел.
- Эркин? Сынок, где же ты ходишь так поздно? Мы с матерью не знали, что и думать! - воскликнул Шакир акя, когда Эркин, закрыв ворота на засов, помыв в арыке руки, зашёл в дом.
- Ассалому аляйкум, адажон, ойижон... дела были. Простите, так получилось, - устало ответил Эркин.
Мехри опа тут же протянула сыну полотенце, вытерев руки, Эркин сел на курпачу, постеленную возле хантахты, где расположился и отец.
- Ва аляйкум ассалом, сынок, наверное есть хочешь? Гули, неси на стол! - громко сказала Мехри опа.
Гули выскочила из своей комнаты и поздоровалась с братом. Потом быстро накрыла дастарханом (скатерть) хантахту, положила порезанную редьку, маленькую тарелку солений и в большой тарелке, Мехри опа поставила жаренную картошку, заправив её топлёным курдючным салом. Сверху, картошку она посыпала луком и наконец, села и сама.
- Мы недавно поели, ешь, сынок, - сказала Мехри опа, положив кусочки лепёшки ближе к сыну.
- У тебя всё хорошо, сынок? Может в институте проблемы? - спросил Шакир акя, видя удручённое лицо сына.
- В институте всё хорошо, адажон, просто устал, - ответил Эркин, с аппетитом ужиная.
- Что ж... хорошо, что хорошо. Ладно, утром рано вставать, я пойду отдыхать, сиди, ешь! - вставая, сказал Шакир акя, махнув рукой, видя, что и Эркин встаёт следом за отцом, проявляя уважение.
Эркин тут же сел, положив руку на грудь. Шакир акя ушёл в свою комнату, Мехри опа успела ему постелить постель и он лёг, задумавшись. Вид сына его взволновал, но если Эркин не стал рассказывать, Шакир акя настаивать тоже не стал.
- Дело молодое... он всё-таки мужчина, четыре года на войне был, а там и женщин нет... но ведь без никяха, харам... ох, сынок! Нужно напомнить ему об этом, - положив руку лоб, думал Шакир акя.
Поев, Эркин выпил пиалку чая, вытер руки и поднялся.
- Спасибо, ойижон, очень вкусно, - целуя мать в щёку, сказал Эркин.
- На здоровье, сынок. Мяса не осталось, отец сказал, если завтра что-нибудь продаст, сам с базара принесёт, - с виноватой улыбкой ответила Мехри опа.
Она понимала, что сыну нужно хорошо питаться, тем более, бедный мальчик четыре года голодал, так думала Мехри опа.
- Не говорите так, ойижон! Сейчас время такое, а мы, слава Аллаху, совсем не голодаем, без мяса тоже можно жить, - ответил Эркин.
Он тоже зашёл в свою комнату, но ложиться не спешил.
- Утром зайду в отдел кадров, может работу дадут, нужно санитаром устроиться, неправильно, что отец один работает, а я, здоровый лоб, не могу заработать, - пробормотал Эркин.
Мысли были далеко, он переживал за Зайнаб, подумав, что завтра и со Славой нужно разобраться. Конечно, бить его Эркин не собирался, ему не нужны были проблемы с властями, а сейчас за это строго наказывали. Но и просто игнорировать, словно ничего не было, Эркин не мог. Оскорбили девушку, которая ему очень нравилась, он не мог промолчать. О любви Эркин не думал, Зайнаб ему нравилась и для него этого было достаточно, хотя что значит любить, парень не думал. Он надеялся, что утром встретится с Зайнаб и она порадует его и скажет, что её мать передумала.
С тяжёлыми мыслями, Эркин наконец уснул и ранним утром проснулся более бодрым. Гули приготовила завтрак, после того, как брат её поругал, девушка вставала раньше и сама готовила завтрак, приходила со школы и принималась готовить ужин для всей семьи. Мехри опа удивлялась и радовалась, сказав Зухре, что по дому почти ничего не делает, всё делает Гули. А Зухра сокрушалась, сожалея, что у неё нет дочери, говоря:
- Вот бы женить Мумина, тогда и мне легче стало бы. А то ведь всё сама по дому делаю, устаю очень.
Но Мумин женится видимо раздумал, может и правда парень был влюблён в Карину и её отказ потряс его. Только о Гули он тоже слышать не хотел. Зухра как-то при сыне сказала мужу, чтобы Батыр поговорил с Шакиром акя, как мужчина с мужчиной, но Мумин тут же заявил, что не женится на ней, мол, она ему, как сестра, ведь росли вместе. Да и Батыр ответил, что не станет говорить с Шакиром акя после того, как Зухра сватала Карину. И на этом разговор закончился.
Зухра считала сына самым лучшим и самым красивым, хотя Мумин был невзрачным, невысокого роста, да и полноватым парнем, особенно до войны, его часто мальчишки обзывали жирным. С войны Мумин вернулся, похудев на много килограмм, но Зухра, сокрушаясь, старалась лишний раз накормить сына вкусненьким и парень за полгода вновь набрал вес.
Эркин сильно отличался от него, ростом, телосложением и конечно, лицом. У парня были гантели и Эркин сам занимался каждое утро, ещё и отжимался от пола, с каждым разом прибавляя количество отжиманий.
Поев, он поехал в институт, в надежде увидеть Зайнаб до начала занятий, но встретил Славу. Тот, увидев Эркина, хотел было уйти, но Эркин окликнул его и Славе пришлось подойти к нему.
- Может объяснишь, с чего ты вдруг обнимаешь мою девушку? - спокойно спросил Эркин.
- А может Зайнаб и мне нравится! Захотел и обнял, - ответил Слава, делая шаг назад от Эркина.
Ты забыл, что живёшь в Узбекистане? Понимаешь, что опорочил девушку? Что мне с тобой сделать, чтобы ты осознал свою вину? Набить морду? Навряд ли поможет... говори! С чего вдруг полез её обнимать? - схватив Славу за ворот пиджака, у самого его лицо, воскликнул Эркин.
- Отпусти! Захотел и обнял! Нравится она мне! - в тон Эркину, ответил Слава.
- Ах ты... гад! Если бы нравилась, ты бы так с ней не поступил! Она ведь покончить с собой хотела, после того, что ты... гад! - подняв кулак, воскликнул Эркин.
- Ка... как? Я не знал! Я не хотел! Меня Карина попросила, чтобы ты увидел нас вместе с Зайнаб! Да если бы я знал... ни за что... чёрт, вот ведь дура... - Слава был потрясён, он совсем не ожидал, что невинная шутка может принять такой серьёзный оборот.
- Она может и дура, а вот ты... идиот! Ладно, живи пока! Пусть тебя твоя совесть судит, а повторится такое, не обессудь, разукрашу тебя... родная мать не узнает, - отталкивая Славу, ответил Эркин.
Эркин постоянно оглядывался на ворота, правда, их не было видно, но с той стороны должна были прийти Зайнаб. Но она пришла, когда педагог только вошёл в аудиторию. Увидев опухшее от слёз лицо Зайнаб, Карина усмехнулась, решив, что Эркин порвал с ней из-за вчерашнего инцидента. Ни на кого не глядя, Зайнаб села на своё место. Эркин, тут же поднявшись, прошёл и сел рядом с ней. Карина была удивлена и подавлена, ничего не понимая. Со злости, она с треском поломала карандаш, обратив на себя внимание.
- Ты что, плакала? Значит... мама отказалась, да? - шёпотом спросил Эркин, наклонившись к Зайнаб.
Она, не поднимая голову, склонилась её ещё ниже, Эркин в нетерпении и в недоумении не мог понять, что же произошло.