Истошно заверещал дверной звонок.
Руслан вздрогнул, третий месяц в больнице лежит, а привыкнуть к этому визгу не может.
Вчера осмелился и спросил у лечащей врачихи Татьяны Сергеевны, когда его выпишут?
Та вскинула чёрные брови:
- А что, Руслан, тебе у нас не нравится? Отдохни, сил наберись.
Дни посещений выучены назубок.
Сегодня суббота, мать приехать должна, будни-то работает.
По средам иногда тётя Лена навещает.
Коридор в часы посещений заполнен до отказа больными. Ждут.
Ждут, а придут не ко всем.
Вон, Димыч, сосед Руслана по палате, не везёт мужику глобально. Живёт здесь, в больнице, уже второй год. Не забирают его и передач не носят. Повеситься можно.
Кстати, насчёт повеситься. Руслан пробовал прошлой зимой. Почти получилось. Жаль, мать помешала, раньше домой вернулась.
Разоралась сперва, даже оплеуху залепила в сердцах. А потом заплакала, прижала его голову к своей груди и долго так сидела, качаясь из стороны в сторону.
Пришлось клятву ей дать, что больше такого не сотворит. Не выносит Руслан вида ничьих слёз, что хочешь сделает, лишь бы не плакали.
После того случая он снова оказался в психбольнице.
В больнице неплохо. Только спать вечно хочется и кормят отстойно. Есть хочется постоянно. Но ему хоть передачи носят, а Димычу – беда. Конечно, ребята его угощают, да и он, Руслан, тоже делится. Потому что людям надо помогать. Так Валентина Петровна говорит.
Вот и сейчас Димыч за компанию рядом стоит, ждёт.
При очередном звонке они оба тянут шеи к входной двери, кому на этот раз повезло?
Руслан стоит в дверях своей палаты. Хотя дверей на самом деле нет, сняты подчистую.
Валентина Петровна говорит, положено так. Пусть у них отделение и не буйное, но всякое случается. Вот, к примеру, в пятой палате лежит один. Молчит, молчит, а потом как завоет. Хуже сирены пожарной. Руслан тогда сразу прячет голову под подушку и ладонями уши закрывает. Пережидает.
Валентина Петровна говорит:
- Наш-то сердешный опять запел!
В отделении начинается беготня, певуну делают укол, и замолкает он до следующего раза.
Валентина Петровна – санитарка, а работает она в больнице ещё с тех пор, когда Руслана на свете не было. А это ни много, ни мало двадцать восемь лет. Валентина Петровна добрая, никогда не кричит и позволяет после еды оставшийся хлеб с собой в палату уносить. Руслан не жадничает, потому что нужно и совесть иметь. «Человек без совести хуже животного», - говорит Валентина Петровна. И он с ней согласен. Животным быть плохо.
Парень задумался и пропустил появление матери.
- А ваш-то уже больше часа стоит, выглядывает, - сообщила Валентина Петровна и махнула Руслану рукой, иди, мать встречай!
Мать пакеты для досмотра раскрыла. Положено так. Валентина Петровна говорит, есть и такие посетители, что норовят протащить недозволенное.
Руслан сам видел, как мужики в палате тайно чифирят. И ходят потом как чумные. Не понимают, что вред здоровью наносят.
Сам он не пьёт и не курит. По праздникам мать ему иногда вина наливает. Но так, совсем чуть-чуть, на донышке.
Руслану шампанское нравится. Сладкое, и от пузырьков в носу щекотно. Только пьют его всегда на Новый год. А он Новый год встречал дома нечасто. Всё больше по больницам да интернатам, а там спиртного не положено.
- Ну, рад, что ли? – улыбается мать красными накрашенными губами.
Валентина Петровна подтверждает:
- От дверей не отходил, так вас ждал!
- Холодильник у нас не работает, - сообщает дежурная сестра. – Поэтому вот это пусть сейчас съест.
- Съест, съест, - соглашается женщина и подает прозрачный контейнер сыну, - держи.
Руслан только понюхать хотел, а крышка, бац, и соскользнула. И вся ароматная вкуснотень вмиг на полу оказалась.
- Кто тебя просил открывать! – кричит мать. – Вечно с тобой одни проблемы!
От её крика у Руслана начинают дрожать руки, и он прячет их за спину.
- Ничего, ничего, - воркует Валентина Петровна, - сейчас всё уберу!
Она идёт за тряпкой и ведром, а проходя мимо поникшего виновника происшествия, успевает подбадривающе ему улыбнуться.
Наконец мать и Руслан сидят в столовой за общим столом.
Парень с аппетитом уминает румяные котлеты и картошечку.
Женщина то и дело подливает в больничную пластмассовую кружку сок и говорит:
- Разговор есть. Но после. Ешь.
Вкусно, словами не передать. Руслан больничной алюминиевой ложкой выгребает последние крошки, дожёвывает огурец. Свежий, хрусткий, здесь такими не кормят.
Насытившись, тянется к пакету, что там ещё?
Две пачки печенья, вафли, чипсы, большая бутылка минералки, яблоки и бананы. Если есть не спеша, то до среды хватит.
Парень сыто откидывается на спинку стула, но мать суёт ему в руки пачку печенья и что-то шепчет.
Руслан подходит к сидящей на стуле неподалеку Валентине Петровне, кладёт пачку ей на колени.
Санитарка отказывается, но после всё же берёт.
На столе уже лежит лист бумаги.
- О, Господи, - вздыхает мать, - ты бы знал, сколько денег на твои передачи уходит. Прорва! Никакой зарплаты не хватит. Слава Богу, пенсия твоя есть, а иначе, не знаю, что бы я и делала!
Хорошо, что Руслан живёт с матерью. Валентина Петровна говорит, один он бы пропал. Мир полон бессовестных людей, не гнушающихся обмануть любого. А уж инвалида!
Парень не спорит, но ему кажется, что его пенсия двенадцать тысяч – это огромные деньги. И если бы он распоряжался ими сам, то не жадничал бы как мать. Покупал бы себе сок и чипсы каждый день.
- Ты меня слышишь? – тормошит его мать. – Надо подписать доверенность на получение твоей пенсии.
И суёт ему ручку.
Однако Руслан не спешит подписывать.
- Сам получу, меня скоро выпишут!
- Как же, выпишут, - усмехается женщина. – Я с Татьяной Сергеевной разговаривала, подлечиться тебе надо, полежать.
- Я здоров, - не соглашается сын и упрямо склоняет голову.
- А сосуды? А давление внутричерепное?
Парень молчит и только ниже опускает голову.
Наконец доверенность подписана, и Руслану уже скучно сидеть с матерью, нудящей по своему обыкновению о больных суставах, сломанном кране и неприятностях с очередным кавалером. Он ищет взглядом Димыча. Тот рубится с кем-то в шашки.
- Мам, я пойду?
Женщина спохватывается:
- Подожди, сынок, мы же главное с тобой не сделали! - и достаёт из недр своей безразмерной сумки ещё бумаги.
Вот этого он терпеть не может, всяческую писанину. Сразу голова начинает болеть.
- Помнишь, Русланчик, я тебе говорила про санаторий? Отличный санаторий, в самом настоящем лесу, тебе понравится. Поживёшь там, здоровье подлечишь. Давай заполним!
Мать – сама ласковость. Руслан вздыхает, смотрит на Димыча и начинает под материнскую диктовку заполнять форму.
- Пиши «на постоянное проживание».
- Почему на постоянное?
- Так положено. Для проформы. Это ничего не значит, я тебя всё равно потом заберу. Пиши, не спорь.
- Не хочу на постоянное, - упорствует сын. – Я дома жить хочу.
- Побудешь там, нервы успокоишь, - мать начинает раздражаться. – Я же на работе, кто за тобой следить будет? Не дай бог, опять примешься на трамваи напрыгивать или ещё что придумаешь! А я пока ремонт в твоей комнате сделаю. Вернёшься в новую комнату. Соглашайся, в санатории хорошо!
- Плохо, - упирается Руслан.
- За что мне муки такие? – женщина всхлипывает. – Всю жизнь на тебя положила, и вот, пожалуйста, чёрная неблагодарность в ответ.
Парень ёрзает на стуле, кривит губы, он сам готов заплакать.
Неожиданно мать произносит жёстко и совсем без слёз:
- Не напишешь по-моему, больше ты меня не увидишь! И останешься ты в больнице этой навечно как твой дружок!
Руслан сразу же верит сказанному и жутко пугается, и недоброго тона матери, и перспективы, как Димыч, остаться тут навсегда, и грядущего отсутствия передач. Его строптивость мгновенно испаряется.
- Как это? – лепечет он.
- А вот так, - рубит мать. – Ослушаешься, живи сам, как хочешь и где хочешь!
Дрожащей рукой Руслан пишет: «На постоянное проживание».
Они прощаются. Улыбающаяся мать поправляет ему воротник больничной кургузой пижамной куртки.
- Умничка, молодец, - говорит она. – В среду тётю Лену жди. Я с ней чего-нибудь вкусненького передам. Чего хочешь?
- Сыра.
- Хорошо, порежу тебе сыра.
- Нет, - мотает головой Руслан, - сыр можно только в нарезке.
- Я же так и сказала, порежу, - доброе настроение женщины тут же идёт на убыль.
- В нарезке, - твердит своё сын.
- Ладно, ладно, - и мать обнимает его, целуя в колючую небритую щёку. – Пока!
Дежурная сестра отпирает замок и выпускает мать из отделения, а парень стоит и заворожённо смотрит на белую закрытую дверь с глазком, пока его не прогоняют в палату.
Руслан вынимает из пакета гроздь жёлтых ароматных бананов, отламывает по одному себе и Димычу. Они сидят и жуют бананы, и глядят в зарешечённое окно, жмурясь от яркого июльского солнца.
А за стеклом манящая зелень листвы, и птичий щебет, и маленький кусочек голубого неба, и в пакете полно вкусной еды, а вечером можно посмотреть телек.
- Мать у тебя классная, - констатирует Димыч. – Не всем так везёт.
Руслан кивает и, подражая Валентине Петровне, произносит степенно:
- Грех жаловаться. Бывает и хуже.