Школьные годы
Шли дни, недели, месяцы, наши встречи с дедом Егором стали более частыми, а вскоре я приобрел свой первый автомобиль, четырнадцатую модель «Жигулей» и мог приезжать к своему герою в любую погоду. Каждый раз дед Егор рассказывал всё новые и новые истории из своей жизни, а я, как завороженный, слушал их и запоминал каждое слово, каждую интонацию. А когда возвращался домой, старался всё в точности записать в блокнот с пометкой на обложке «Дед Егор». Каждый раз я выкраивал время, находил повод для встречи с этим удивительным человеком, и каждый раз я получал от этих встреч массу положительных эмоций.
В очередной раз приехав к деду Егору, застал его в мастерской, все стены которой были обвешаны различными инструментами. Поздоровавшись и обменявшись рукопожатиями, я тут же выпалил:
- Егор Акимович, да вы ещё и мастер, это же надо сколько у Вас всякого инструмента!?
- Ана, конечно, вона сколько всего, так ведь каждая работа своего инструмента требует. К примеру, взять скамейку, чтобы её смастерить, - говорит Егор, поворачивая в руках ещё не завершённое творение, - нужны рубанок, ножовка, стамеска, молоток, а вот если валенки подшить – совсем другой инструмент потребуется, вот и приходится все иметь под руками. Ана, конечно, в городе мастеров разных хватает, разную работу могут выполнить, только деньги плати, а в деревне – всяк себе мастер: сами окна стеклим, стены штукатурим, красим. Да много чего делать приходится, только у плохого хозяина ничего нет, да и то лопата с граблями найдутся.
Дед Егор закончил собирать скамейку, повертел её в руках и, поставив на пол, обратился ко мне:
- Присядь, ну как тебе, удобно?
- Удобно, - отвечаю я, сев на скамейку. Про себя отмечаю, а ведь и действительно удобно хоть обуться или какую работу выполнить, не надо ни на колени становиться, ни на корточках корячиться.
- Егор Акимович, а где вы мастерству обучились? – спрашиваю я, поднимаясь с насиженного места.
- Ана, конечно, дело то нехитрое, но без определенных знаний и навыков не обойтись, - отвечает Егор, - тут ведь как, чему жизнь научит, что в книжке вычитаешь, а что и у хорошего мастера подсмотришь. Вот таким мастером был у нас в интернате Тихон Семенович Маликов. Мастер на все руки и каменщик, и печник, и плотник. Он у нас труды преподавал и по совместительству конюхом был, я у него многому научился. – Дед Егор закурил и задумался, как бы вспоминая свои интернатские годы.
- Егор Акимович, - обращаюсь к нему, - а расскажите про вашу жизнь в интернате, трудно приходилось? – Дед Егор докурил папиросу, и с неохотой начал свой рассказ.
- Ана, конечно, трудно было. Время было тяжёлое, война только закончилась. Разруха кругом, голод, работать некому, в ту пору трудно было всем. На детские учреждения продукты выделялись, но в отличие от детдома в интернате было хуже. Детей было почти двести человек от семи до четырнадцати лет. Кормили три раза в день, но все мы ходили голодные, потому как на завтрак была жидкая каша и чай с непонятной заваркой и почти без сахара, на обед пустой суп на «воде», каша и чай и на ужин таже каша. Повара хорошие продукты оставляли себе, делились с завхозом и директором, а излишки продавали или обменивали. Каждый день приходилось работать на огороде, в основном пололи грядки, перекапывали землю, собирали огурцы и другие овощи, носили все в подвал, который располагался со стороны столовой. Огурцы и капусту технички солили в больших бочках, укладывая сверху деревянных кружков каменный гнет. Картошку, морковь и столовую свёклу сыпали в закрома прямо на доски, а потом до весны перебирали, отбрасывая гнилую в сторону. Лук и чеснок хранили в кладовке рядом с кабинетом завхоза. Яблоки, которые мы собирали в саду, тоже мочили в бочках, а яровые сорта резали и сушили. Но при этом, картошку и все соления видели мы на столе крайне редко. Моченые яблоки давали один раз под Новый год, компот, который иногда готовили в столовой, только отдаленно напоминал, что он из сушеных яблок. Зато каждое воскресенье директор оправлял подводу с овощами и солениями на местный рынок, где всё успешно продавалось, а деньги шли в карман директору и завхозу. Каждый раз успешная торговля отмечалась грандиозной попойкой в кабинете завхоза. Дети вынуждены были довольствоваться тем, что перепадало, поэтому в их среде процветало воровство и попрошайничество. Иногда наиболее отчаянные ребята по ночам, украдкой, промышляли на соседних огородах или в подвалах в поисках какого-нибудь пропитания. После успешных рейдов по окрестностям устраивали «пир» в укромном безлюдном местечке. Разводили костер, пекли картошку, тут же съедали её с луком и огурцами, присаливая припасенной в кармане солью. Не редко «пираты» (от слова пир) попадали в засады, возвращаясь с пустыми руками и хорошенько побитыми. Но это не могло их остановить, вылазки были более изобретательными и неожиданными. Интернат для нас был настоящей школой выживания. И мы выживали, слава Богу не на улице, не раздеты и не разуты, накормлены, пусть даже не досыта. Большая часть учителей и воспитателей были людьми отзывчивыми и доброжелательными. Иногда приносили одежду и обувь, оставшуюся от подросших собственных детей, иногда угощали чем-нибудь сладким. Бывали случаи, когда некоторых детей приглашали в гости или забирали на выходные к себе домой. Такой была Мария Васильевна Попова – учитель начальных классов, милейшей души человек. Я рад тому, что именно она была нашей первой учительницей, а по сути, нашей общей мамой, бескорыстно любившей нас и отдававшей нам всю теплоту своей души. Каждый день мы с нетерпением ждали её прихода, и, завидев еще издалека, спешили навстречу, облепляли, как цыплята наседку, со всех сторон и провожали до учительской. И пока мы закончили четыре класса, каждый из нас по нескольку раз побывал у неё в гостях. Это был настоящий праздник: мы вместе читали детские книжки, пили чай с вареньем и слушали пластинки на стареньком патефоне, гуляли вдоль пруда, играли в шашки и шахматы, ухаживали за цветником в небольшом палисаднике. А потом в интернате каждый раз перед сном, вместо сказки, мы не раз вспоминали эти чудесные мгновения.
Дед Егор на секунду замолчал, как бы вороша в памяти прожитые годы, закурил папиросу, и, собравшись с мыслями, продолжил, - да много всего важного тогда происходило, вот взять, к примеру, октябрятское движение. Сразу возрастала общественная значимость и личная ответственность за свои поступки, воспитывалось чувство коллективной ответственности и взаимовыручки. Потом в четвёртом классе лучших из октябрят рекомендовали для вступления в пионеры. На торжественной линейке под барабанную дробь и звуки пионерского горна, перед знаменем мы с волнением произносили слова пионерской клятвы. Мы клялись быть достойными памяти Олега Кошевого, Зои Космодемьянской, Александра Матросова и других героев прошедшей войны. Их имена для нас были священны, свои дела и помысла мы старались соизмерять с высоты их бессмертных подвигов. Эти события во многом предопределили мою дальнейшую судьбу. Учеба стала для меня главным делом всех последующих лет, вплоть до окончания семилетки в 1952 году. История, география, литература и труды были моими любимыми предметами и во многом, благодаря замечательным учителям, которые смогли научить нас не только знаниям по своему предмету, но и основным жизненным принципам: честности, трудолюбию, служению на благо своей Родины, любви к ней и своему народу.