Горный полустанок

Виктор Петроченко
                1

            Казалось, возраст этого человека не определить – слишком запущены были лицо  и тело у него. Чего более на них, загара, или грязи, знал только он сам. Обнаружила незнакомца дежурная по полустанку, женщина возраста пред пенсионного. Жила она большей частью здесь, в бытовке, хотя небольшой домик у неё был, в греческом посёлке за горной рекой, текущей рядом с железнодорожным полотном. Дежурила смотрительница на своей мини-станции  круглосуточно, выходя на платформу к приходу электрички, продавать билеты, да приглядывать за порядком. Вследствие нехватки кадров, сменщика у неё не было, хотя он особо и не требовался здесь.
          С первого вида подозрительный человек был бомж, они иногда заходили на полустанок, то являясь, словно призраки из леса, то приходя откуда-то по железнодорожным путям, подкормиться от сердобольных пассажиров, ждущих электричку. Но посёлок при этой небольшой станции, мимо которой проскакивали, не сбавляя скорости почти все дальние пассажирские и грузовые поезда,  был небольшой, домов пятьдесят, пассажиров соответственно тоже, не весьма, поэтому и бомжи сюда забредали редко. К тому же появление неопознанных, и странных людей на станции, требовало от дежурной незамедлительного звонка в полицию городка в двадцати км отсюда. Время было не простое — хоть и далеко, в нескольких тысячах км, шла война –  но бдительность требовалась по всей стране, тем паче на железной дороге.
          Дежурная, которую официально звали, Нина Петровна, а для местных жителей и для путейцев-ремонтников была просто Нина,  полицию вызывать не спешила, ибо имела опыт с подобным контингентом. Одев форменный бушлат, взяв в руку свёрнутые жёлтый и красный флажки, она направилась к бомжу, сидящему уже более трёх часов на скамейке. Прошло две электрички в разные стороны, однако пришелец ни на одну из них не сел. Похоже, он вообще ехать никуда не собирался.
        У Нины Петровны был свой метод. Имея непререкаемый, чуть ли не военный вид в своей железнодорожной  форме, она тем не менее, спросила ласково, с участием: «Вам куда ехать, молодой человек? Здесь останавливаются только электрички». Бомж недоумённо посмотрел на дежурную. Похоже, он не понял вопроса. Вдруг она чуть не ахнула — на неё смотрело лицо хоть и замызганное до черноты, но совершенно юное, не более двадцати лет. Оно было явно ни испитым, ни одурманенным наркотой. Зато на этом лице было написано детское выражение простоты и наивности. «Ты откуда взялся? — спросила обескураженная дежурная. — Документы у тебя есть?» Молодой человек смотрел на неё всё с тем же детским выражением непонимания вопроса. «Ты по-русски понимаешь?» — наконец, раздосадованная, спросила Нина Петровна. «Да», — единственным словом отвечал ей странный бомж.
         Какая-то смутная догадка промелькнула у дежурной. «Пошли со мной», — сказала решительно она.
         К удивлению Нины Петровны молодой бомж послушно встал, и словно ласковый щенок, последовал за ней. Был он довольно высокого роста, в теле и походке его чувствовалась сила и уверенность. Сначала женщина повела неопознанного в туалет, и там, хоть и холодной водой, но умыла с мылом. Парень не знал, как это делать, он не знал даже, что такое мыло. Сняв засаленную куртку, она присвистнула – из нательного белья на нём был военный тельник, хотя штаны гражданские, джинсы. Кое-как, умыв этого странного бомжа, дежурная привела его в подсобку. «Есть будешь?» «Ага», — опять одним словом отвечал ей парень. Наконец, Нина догадалась спросить: «Как тебя зовут?» Опять улыбка на лице с прибавлением «не знаю». «Всё ясно», — окончательно поняла дежурная, и пошла звонить в полицию.

                2

         Мария не считала себя девушкой оригинальной, наоборот, чрезвычайно трезво оценивая себя, всякий раз убеждалась в абсолютной посредственности своей. Обитала она в краевой столице, где и родилась. После школы, в поисках работы, мыкаясь, то в кочегарке, то в киоске, девушка жёстко протестировала себя, придя к однозначному выводу: никаких талантов и способностей у неё нет. Но это беда лишь для тщеславных — она же, слава богу, не страдала этим. Гораздо серьёзнее была атрофия всяких чувств, вернее отсутствие их изначально — ни любви к чему, или к кому либо, ни интереса. Нет, никуда ей не хотелось, ни о чём не мечталось. Единственный раз зайдя на секс-сайт, она исполнилась презрения к этому действу, и была уверена, что никогда не опустится до него.  Она перепробовала книги, музыку, путешествия, кино, детей — ничто не смогло тронуть её душу. Мария оказалась не восприимчива к этой жизни. Единственный плюс в подобном казусе заключался в том, что она честно признавалась себе в собственной никчёмности. Не играла она в кого-то, не придумывала про себя что-то — как на публику, так и себе. На три месяца её, правда, увлекла секция самбо. И то, по необходимости, когда к ней несколько раз приставала местная пьянь. Но выучив и отработав несколько приёмов для защиты, она ушла и из этой секции.
          Мария не была ни красавица, ни дурнушка — небольшого росточка, чуть ниже среднего, русые волосы с короткой стрижкой, слегка курносый носик, одежда всегда простецкая, безвкусная, даже на выход. Образ серой мышки. Когда же докучал сильный пол, то горбилась спина, артистически перекашивалось лицо, порой. прихрамывалась нога, и эффект достигался –  от неё отставали. Вот в этом у неё пожалуй был некоторый талант. Для наиболее рьяных хамов в запасе имелось несколько приёмов самообороны. И хотя натура брала своё — юность была в апофеозе — но Маша жила спокойной уединённой жизнью. Приходила в свою однокомнатную квартиру, в которой после смерти матери три года назад, жила одна, запиралась, смотрела телевизор, преимущественно новости, да музыку, и ложилась спать. Она никогда не думала о грядущем, ни с кем не пыталась дружить, равно, как и другим была безразлична.
         Недавно, правда, она открыла для себя лес и горы. Мать её, вечно болевшая, ни разу не ездила туда, соответственно,  не приучила и дочь. В представлении Маши, горы и лес, это был некий хаос без смысла, мир, не влекущий ни к чему и не ведущий никуда.  Ходить среди одинаковых деревьев, и безразличных для неё гор – какая корысть в этом?
        . Однако, всё изменилось осенью. Милая, с врождённой добротой старушка Антонина  Павловна, а попросту баба Тося, живущая этажом выше, как-то позвала её по грибы. Только из-за доброты старушки, не желая её обидеть, Маша согласилась. Много народу оказалось на грибной электричке, и почти весь народ, едва высадившись, буквально наперегонки, ломанулся в лес. К удивлению Маши, баба Тося, никуда не спешила. Они сели на перронную лавочку, и пока платформа пустела, не спеша переобулись, потом позавтракали припасёнными пирожками и бутербродами, после чего бабуля вдруг сказала: «Посмотри, какой красивый вид!» Маша взглянула, и словно только что прозрела – горы обступили их!  И какие горы –  хоть и не высокие, предгорье, но как великанские звери, покрытые зелёной шерстью леса. Словно стаей залегли вокруг.
        «Это только предтеча рая, а посмотри на юг! — сказала баба Тося. —  Вот где сам рай!»
        Маша посмотрела и увидала далеко на горизонте белую, словно из хрусталя, цепь гор. Это удивило её. Одно дело смотреть горы на фото, или по телеку, а другое, наяву. «Туда ездить у меня уже нет сил,— вздохнув, сказала бабушка. — Слишком  крутые подъёмы – ноги уже не одолевают. Если захочешь, съездишь как-нибудь сама».
          Девушка ещё раз взглянула в открывшуюся даль. Странное ощущение, как будто она видит край всего Мира, пришло к ней. Совершенно незнакомое и удивительное для неё чувство.
         А когда они вошли в лес, то в первую очередь, её поразил запах. В разгаре была осень в лесу. Кое-где, на клёне и буке, лист желтел и краснел, на дубу он просто жух и сох, и от листьев был в первую очередь этот  невиданный запах. Она ещё не знала, как относиться к этому запаху — как к аромату, или ещё к чему, определяемого ей незнакомым, чарующим словом. Но запах леса  вызывал удивление и любопытство — вот что главное было в открытии нового для неё мира. Маша чувствовала, это только начало — много странностей она ещё увидит в горах, в лесу, много открытий у неё произойдёт.
         К её удивлению, грибы, опята, подосиновики, белые, они  стали находить прямо возле станции, уйдя от неё не более ста метров, а когда пришли нагруженные под завязку к электричке, грибов у них оказалось, чуть ли не больше всех. Баба Тося лукаво улыбалась: «Гриб не любит, когда к нему спешат – он сам идёт настречу», – пояснила она Маше.
         К сожалению, этой весной баба Тося умерла. И Маша по-настоящему  загрустила. Она опять осталась одна. Только теперь девушка осознала: а ведь это была её первая подруга. Осень, зима, весна —  и их дружба, едва зародившись, пресеклась. Ни дочка Антонины Павловны, вечно брюзжавшая и располневшая дама, ни внуки, отчего-то постоянно орущие подростки-пацаны, лесом не интересовались абсолютно. И Маша стала ездить в новооткрытый мир одна.

       Но летом с девушкой  произошло событие, надолго выбившее её из привычной колеи. И как никогда, вогнавшее в депрессию. Хозяин, у которого она работала реализатором —  торговала в киоске газетами, журналами и разной снедью —  интеллигентного вида мужичок, позвал девушку зачем-то к себе в офис, вдруг закрыл дверь на ключ, и не церемонясь, повалил её на кушетку. Болевым приёмом девушка освободилась моментально. «Ключ», — сказала Маша спокойно. Мужик, всё ещё тряся вывернутой рукой, помотал головой: «Пока не трахну тебя, отсюда не уйдёшь». Тогда, изловчившись, Маша первым же ударом ноги, вышибла начальственную дверь. Её шеф бессильно смотрел на взбунтовавшуюся продавщицу. Девушка спокойно оправила себя и вышла, сохраняя прямую осанку. Именно осанку считала она, в первую очередь надо сохранить. Больше хозяин её не видел никогда.  Маша не пришла и за заработанными почти за месяц деньгами.
          Только дома её отпустило и по-настоящему затрясло — насилие к ней применили в первый раз. Она проплакала всю ночь, ибо не могла оправиться  от психологического шока и заснуть. Наутро девушка инстинктом своим почувствовала: ей нужно уединение — как можно дальше от людей. Её озарило — только лес! Быстро собрав небольшой рюкзак. Мария села на первую же в сторону гор электричку.
         Слава Богу, электричка была полупустой. Она напялила на голову, по самые брови старый неказистый платок, превратив себя в старушку. В полудрёме девушка замечала, что к ней  подсаживались, то старик, то две тётки, беспрерывно болтавшие, ехавшие на дачи. На конечной Маша вышла и пересела, как ей и рассказывала баба Тося, на другую электричку, идущую в глубину гор, взяв у пожилой кондукторши билет до 45 километра, и попросив её, сказать, когда сходить. Она направлялась в эти загадочные горы в первый раз.
          Через час была её остановка. Она вышла на каком-то полустанке совершенно одна. Единственно, дежурная с флажками стояла на перроне, с любопытством оглядев её. Дежурная уже собиралась уходить в своё здание, когда Маша спросила у неё: «Где здесь можно набрать грибов?» Та ей улыбнулась приветливо в ответ: «Там, внизу, речка, через неё мосток. Как перейдёшь его, направо посёлок, а налево дорога в лес. Через пять часов электричка идёт назад. Смотри, не опоздай».
         Когда приветливая дежурная ушла, Маша огляделась по серьёзному. Горы, с резко взметнувшимися вершинами, были вокруг. Они словно ждали её, предлагая свою защиту от людей. Вблизи, куда ей очевидно предстояло идти, горы были не высокие, в лесах. За ними вздымалась другая волна,  словно выплеснувшая в ярости подземных стихий. Не понятно было, безлесные они, или нет. На фоне яркого неба, они представлялись цвета чёрного угля. А за ними, вздымались настоящие цари гор, повелители здешних мест — гиганты с белоснежными главами.
Может быть, это было красиво, но в душе у Маши не встрепенулось ничего, её сейчас прельщало лишь одно — безлюдие. Спустившись по крутой тропинке, она увидела подвесной мостик, висящий над говорливой горной рекой. Забавная ассоциация вспомнилась ей: мост был похож на индейские мосты в зарубежных фильмах, перекинутые через пропасти в джунглях. Только вместо лиан здесь были надёжные стальные тросы.
          Девушка с удовольствием перешла по качающемуся мосту. Оказалось, она не боится высоты. Глубоко внизу шумела речка, и на середине моста девушка немного поозорничала, раскачав его, сколько могла. Настроение у ней поднялось — этот мир по-хорошему её встречал.
       И когда Маша вошла в горный лес, то словно явилась в долгожданную обитель — её поцеловала приветливая тишина. Из людей абсолютно никого. Так и ходила она весь день в одиночку. И грибов здесь было полно, и они стояли ни срезанные, ни обрезанные, много среди них перестоявших. И хотя цель была не грибы, а одиночество, она не спеша набрала сумку и ведро. И когда пришла на полустанок, то добрая дежурная удивилась: «О, как много ты набрала! Сейчас грибы везде, но местные их почти не собирают».
        Так она и пристрастилась к этому полустанку, с каждым разом уходя всё далее от него, всё более расширяя ареал своих открытий. Люди здесь всё-таки были, но лишь лесорубы, да шофера лесовозов, отчаянные, бесшабашные на этих горных дорогах.  Сумасшедшие серпантины – вот что представляли собой эти дороги. Пробитые грейдерами и взрывниками по отвесным склонам гор, они порой карабкались чуть ли не вертикально вверх, порой крались по краю пропастей. Часто лесовозы, за рулём которых бывали чаще всего молодые, дерзкие на язык парни, останавливались, предлагали её подвезти. Это были люди свободного духа, похоже, не знавшие ни полиции, ни каких-то дорожных законов. Иногда под хмельком, летом, в жару, по пояс голые, люди риска, они безбашенно  лихачили по краю этих пропастей.
         Однако и здесь, едва она слышала  рёв нагоняющего лесовоза, как девушка превращала себя в хромую тётку неопределённого возраста в старушечьем платке и рваной кофте. Без страха Мария садилась к лесовозам в кабину, каким-то чутьём не боясь никаких пропастей, и рисковой езды по краю. Иногда ей показывали машины на дне ущелий, когда-то сорвавшиеся вниз. Но и на это она смотрела спокойно, свысока.  Весело было ехать с ними! Некоторые из парней горланили песни, что вызывало у неё смех. Это была среда, во многом отличная от городской. И она была весьма симпатична девушке.
          Наконец, её прогулки стали настолько длительными, что она ушла и за места промышлявших лесорубов, вступив на дороги и тропы давно заброшенные, и тогда решилась на походы с ночёвкой.

                3


          После взрыва он очнулся довольно быстро. Может оттого, что тело его заполняла ярость. Она как бы вливалась в него извне.  Боец ощупал себя — нет, ни одним осколком не задело его, кровь из тела нигде не била и не сочилась. Только сильно звенела голова. И он не помнил, кто он есть, и где находится. Однако, увиденное и осознанное им – окоп, станковый пулемёт, за которым он лежал, люди слева и справа от него, зафиксировали его в яви.
       Две вещи боец осознал чётко, несомненно: в него вселился только что беспримерный зверь. Одновременно его покинул инстинктивный страх, то, что заставляло когда-то быть предельно осторожным.
          Вокруг опять начали стрелять, и он понял, что обязан делать тоже, ибо был воин, при оружии своём. Он вгляделся, выискивая цель, и ситуация сразу прояснилась: противник контратаковал. Однако, это не было, как в кино — густые цепи, идущих в полный рост. Атакующие  в рассыпную, хорошо слившись с рельефом и цветом местности, подползали всё ближе к их окопам. Одновременно пули защёлкали и засвистели возле головы – нападавших поддерживали снайпера. Среди своих опять стихло – очевидно, все ждали, когда наступавшие поднимутся для последнего броска.
       И здесь произошло непредвиденное им – ползуны остановились, замерли в траве и невесть откуда, появились танки. Фырча дизелями, машины быстро пошли вперёд, а наша артиллерия безмолвствовала, очевидно ещё не подтянувшись. Скорее всего, на это и был у противника расчёт
И снова, из наших никто не запаниковал. Танков оказалось всего три, и один из них шёл прямо на его окоп.
         Боец спокойно всматривался через прицел. Справа кто-то не выдержал, и  с визгом пополз  прочь. Но он не обратил внимание на это. Теперь в этом мире превыше всего было его дело. Наконец, смотровая щель была поймана в прицел, и он нажал на спусковой крючок. Десятки пуль понеслись, и каждая выискивала щель. Многие, высекая огонь, отскакивали от брони, но одна всё-таки, очевидно, прорвалась. Танк, словно спотыкнулся и застыл. Теперь всё решала быстрота. До танка было всего метров десять. Боец с гранатой выскочил из окопа и бросился к нему. Добежать, вскочить на броню, а потом на башню – всего три мгновения, пока противник ничего не сообразил. Люк открылся на удивление легко. Граната пошла вниз, и он спрыгнул с башни, с гусениц – и упал. И тут же ударило дикой болью по ушам, и он, как в замедленной немой съёмке увидел, как улетает башня от танка, и падает, слава богу, назад, на ползунов. «Боекомплект подорвало», –  догадался он.
        Между тем противник и не думал отступать. С отчаянным  воплем поднялась цепь и бросилась на почти беззащитные окопы. Боец опять увидел их, серо-зелёных тварей, лицом к
лицу. Его пулемёт остался в окопе, и единственное чем он мог обороняться, теперь была острая сапёрная лопатка – он инстинктивно выхватил её.
        Бегущие на него были в безумии, как и он, это было начертано на всех лицах. Но безумие их  шло от страха, когда его безумие было от чего-то другого, шедшего с выси.
        Боец притаился за взорванным танком – и выскочил, когда они уже прошли, приняв его за мёртвое тело. Он был обязан всех убить – альтернативы для него не существовало. И он пошёл их кромсать своей лопатой. Шея, вот что самое незащищённое было у каждого из них – и он их бил по шеям. Тех, кто успевал обернуться, получали удар по горлу. И все падали замертво от первого удара. У некоторых, от сверх мощного удара, голова отлетала вовсе.
        На миг он оглянулся назад – и что же увидел – словно от прохода берсеркера, вся цепь, шедшая на его окоп,  осталась лежать порубленной в траве.  Не поверив своим глазам, он вдруг подумал: «Нет, это я порубленный, а они всего лишь не дошли».
        И вдруг ещё один танк в одно мгновение появился в сцене битвы. Танк шёл на большой скорости прямо на него. Водитель не расстреливал его из пулемёта, его хотели просто намотать на гусеницы. В последний момент боец успел упасть между гусеницами и счастливо провалился в свой собственный окоп. Танк крутанулся на месте, будучи в полной уверенности, что размазал его, но он оказался в недосягаемости, лишь присыпанный землёй. Танку же повезло меньше — дёрнувшись дальше, на прорыв, через несколько метров он был подбит нашей подоспевшей  артиллерией.
        А истребитель танков, присыпанный землёй, вышел как из сознания, так и памяти своей.

                4

         Ночью Маша словно заходила в Лес с другой стороны – и попадала в иное измерение его,  с лунным и звёздным светом, со звуками тайными, а значит мистичными по своей сути. И если день в Лесу был в динамике, когда девушка шла навстречу ему, часто пересекаясь с обитателями его, то ночью Лес сам открывался ей. Маша сидела возле гаснущего костра, и Лес оповещал её музыкой из своих глубин –  перекликающимися голосами зверей и упреждающими криками птиц. Порой во тьме сверкали глаза, бесшумно крадущихся хищников, порой трещали кусты идущих напролом крупно рогатых и копытных. Так ночь превращалась в сказку, куда Маша входила  её полноправным персонажем.
         Однако и день был насыщен для девушки  открытиями удивительными, и тоже своего рода волшебством. Это был постоянно меняющийся рисунок леса, а когда она выходила из него, панорамы гор — всякий раз неожиданные, охватывающими её душу, зовущей её тело в совместную игру — будь то обрывающиеся пропасти впереди, либо взметнувшиеся в небеса белые вершины. В этом театре происходили таинства, которые ещё предстояло открывать. К примеру, любопытные птицы, то оповещавшие друг друга, то задававшие ей какие-то вопросы. По тону их и речитативу, девушка научилась понимать о многих событиях, как происходящих, так и таящихся давно в Лесу.
         Звери тоже были порождения таинств. Как законные хозяева, они населяли этот Лес. Но кто поселил их здесь? – часто думала Мария. – И Лес, либо не мог обходиться без них, либо они призвали его, как убежище своё.
         Постепенно девушка тоже становилась здесь своей. Только теперь она осознала, как хорошо, что, войдя впервые в этот лес — она была ничем не вооружёна,  и даже беззащитна. В руках у неё не было ничего, чем отличался человек от всех обитателей лесных — ни ружья, ни ножа, ни палки. И поэтому Лес доверился ей и стал раскрываться перед ней.       
       Так прошло полгода её вхождения в этот волшебный для неё мир. Порой Мария неделю бродила по лесу, не желая из него уходить. Но однажды, проснувшись ночью возле едва тлеющего костра, по абсолютной тишине, объявшей всё вокруг, она поняла, что Лес с ней хочет о чём-то особом говорить.

                5

       Юрий Павлович, молодой, лет тридцати, следователь по делу «её Ивана», был человеком не чванливым, скорее добрым для должности своей. Нине Петровне он пришёлся по сердцу ещё когда опрашивал её в первый раз. Разумеется, как свидетельницу, по делу о «человеке из ниоткуда», принятым ею сначала за бомжа. При расследовании, выяснилось, что она первая увидала парня на перроне. До этого его никто и никогда не видал — ни на линии жд, ни в греческом посёлке, ни в лесу.
      В этот раз Нина Петровна сама напросилась к следователю на приём. Она попросила Юрия Павловича, рассказать ей, если можно, всё, что удалось узнать о «её Иване». Следователь, внимательно посмотрев на женщину, и открыв компьютер и пощёлкав его, начал говорить: «Вот какие у нас на сегодняшний день данные о неизвестном с вашего  45-го километра: у парня глубокая амнезия памяти. Сейчас он находится в псих диспансере и потребуется ещё месяц-два дообследовать его. Документов при нём не нашлось никаких. На вид ему, по предварительному осмотру, 19-20 лет. Не смотря на истощение, видно, что он физически накачанный. Своё имя, фамилию, место жительства он не помнит совершенно. При медицинском осмотре выяснилось, что у него присутствуют зажившие недавно лёгкие осколочные ранения рук и ног, и если учесть военное  нижнее бельё, то очевидно парень шёл с линии фронта. А это по прямой более трёх тысяч км. Однако на запросы к военным, о нём ничего не прояснилось —  по фото он не был индентифицирован. Как он попал на ваш полустанок, тоже осталось тайной».
         Прошёл ещё месяц, и  Нина Петровна опять напросилась на приём, предварительно послав следователю письмо по электронной почте. Ныне Юрий Павлович принял дежурную по полустанку, как хорошую знакомые, и поздоровавшись, сразу начал о сути дела: «Похвально, что Вы приняли  решение об этом. Сейчас Иван в удовлетворительном состоянии, я знаю, что Вы ездили к нему много раз, он к вам привык, да и называет Вас уже мамой. Я дал ход вашей просьбе, связался с диспансером, они тоже не возражают, им даже хорошо – меньше хлопот с его устройством. Оформляйте документы и забирайте своего сынка».
          Настоящие слёзы проступили у неё. Перед добром и она раскрылась с добром: «Как сына, я полюбила его. У меня ведь не было детей, — откровенничала Нина Петровна, внимательно слушавшему её следователю. — Был муж, но он погиб, попал под поезд, тоже железнодорожник, как и я. Потому и перешла на эту маленькую станцию, не смогла жить и работать в городе. И вот теперь вдруг такой подарок от судьбы. Но… скажите, Юрий Павлович,  почему никто не нашёлся у него?».
        «Я понимаю ваше беспокойство, — заверял следователь новоявленную мать. — Мы подавали запрос в Министерство обороны, затем во всероссийский розыск, в «Жди меня» — нет, нигде он не числился, никто его не ищет, так что спокойно забирайте своего сынка, и наставляйте на путь истинный. Медики говорят, память к нему вернётся вряд ли, так что пусть начинает новую жизнь. Иван,  это Вы дали ему имя?»
       «Да, отвечала Нина Петровна. — Так звали моего мужа.  — А роднее и любимее у меня не было никого».

                6

        Нет, это не был словесный разговор. Впервые Лес с ней заговорил на уровне интуиции её. Она присела на сваленное дерево отдохнуть, и сначала подумала, что видит сон, но Лес не стал обманывать её. Он честно ей всё поведал – не зримо, но в мыслях она увидала логическую цепь — как просто вошла сюда чистой ото всех страстей,  как стала впитывать в себя, не зная ещё, что можно любить и ненавидеть — запахи, прикосновения, картины, загадки и разгадки. Как  состоялись первые встречи с обитателями Леса. Как они выходили к ней — а она к ним, привыкая друг к другу и уже друг друга не боясь — зайцы, волки, олени и медведи. Как распознавала она звериные тропы. И вот теперь подошла к самой заветной тропе, которую Лес прятал от людей. Эта тропа вела в Таинство его.
       «Но прежде дважды пройдёшь через Чистилище моё, и будешь обожжена и очищена от прежней, от себя», – листьями деревьев шептал ей Лес – и вдруг Маша очнулась, выйдя из наваждения. Лес будто стал другим —  едва она шевельнулась, её приветствовал многоголосый птичий хор. Девушка  встала в полной уверенности — всё будет, как Лес ей обещал. Перекусив, и одев рюкзак, она не удивилась, когда на краю поляны показалась бесшумно вышедшая из леса фигура могучего оленя. Вся красота его была в рогах — они говорили о моще тела и грациозности его, Маша только сейчас осознала это. Девушка направилась к оленю, но он тотчас бесшумно ушёл в лес, в нём растворившись. Подойдя к месту, где олень только что стоял, она не удивилась, увидев здесь ещё одну тропу. Нет, это не была ни звериная, ни человечья тропа. По ней кто-то ходил, но кто именно, девушка никак не могла определить. Как будто тропа эта была сама по себе, живое существо.  Однако,  у Тропы имелась конечная цель и  ступившего на неё, она вела к этой цели.
        Тропа оказалась не так длинна, как девушка предполагала, и вскоре вывела её в широкую  лощину среди гор, в которой покоилось небольшое озеро. По пологому берегу Маша спустилась к самой воде, гладь которой оказалась чиста и спокойна, в ней отражалась небесная голубизна и белоснежные вершины недалёких гор. Такой прозрачной воды она не видала никогда. И только теперь девушка поняла, зачем привела её сюда Тропа. Солнце слепило прямо ей в лицо, а снеговые вершины вокруг словно что-то священное, стерегли это озеро, его чистоту и сокровенность..
       Вспомнила Мария, что Лес ей нашептал: «Дважды пройдёшь через Чистилище моё».
       Девушка совершенно доверилась магии горного Леса. И коль предстояло очищение от прошлого, от себя самой, она обнажилась совершенно.
        Вода, сошедшая со снеговых вершин, обожгла её, но не угрожающе, а ожидаемо, бодряще.  «Ну, вот, обещанное обожжение произошло!» – мелькнула у ней весёлая мысль, однако тело на удивление, быстро  адаптировалось к ледяной температуре. Она пару раз окунулась с головой, и смело поплыла далее, на глубину, как вдруг что-то блеснула впереди, словно гигантский зайчик упал с неба, и там, где он упал, материализовался остров. Этот остров окаймлялся по берегу сплошным лесом, а далее переходил в гору. Сначала полого, а потом всё круче гора взмывала ввысь, теряясь вершиной в облаках. И это видение возникло прямо на глазах Марии. Она была не плохая пловчиха, и чтобы удостовериться, явь это, или оптический обман, скорым брассом направилась вперёд.
          Всё было в яви! Вскоре ноги её нащупали песок, и она вышла из воды. Остров был перед ней открыт во всей красе.
          И вдруг Мария почувствовала: Остров видит её, и любуется ей, обнажённой. Вмиг она развернулась и бросилась назад в воду. Быстро достигнув берега, Мария выскочила из воды и оглянулась — остров исчез, как будто не было его.

        Путь назад у Марии занял три дня. Уже к вечеру первого она почувствовала, что у неё температура. Очевидно, ледяная вода сделала своё дело. Утром девушка едва поднялась. Её бил  сильный озноб. Но надо было идти — здесь некому было ей помочь. Она выпила кое-какие таблетки, что нашла у себя в аптечке, но это мало помогло. Ко всем напастям пошёл моросящий дождь, она знала, что это надолго. К концу дня она вроде разошлась, и озноб немного отступил, хотя одежда её промокла насквозь. Путешественница заставила себя, хоть и с трудом, развести костёр и натаскать побольше сушняка. Переодевшись в сухой комплект нижнего белья и напившись горячего чая, Маша согрелась и начала на воткнутых вокруг костра палках сушить мокрое бельё.
         Утром опять всё повторилось — у ней кажется ещё выше поднялась температура, мутилось и не соображалось в голове, она боялась заблудиться, и поэтому шла медленно, часто сверяясь с компасом и картой. Дождь, как назло, не переставал. Поскальзываясь на мокрых сучьях, несколько раз она падала, однако, организм от этого встряхивался и становился лишь бодрей, хотя и не на долго.
         Девушка стала очень часто уставать и отдыхать. Лишь в обед Мария услыхала далёкий шум проходящих поездов, но с такой черепашьей скоростью до полустанка было ещё идти и идти, и дойдёт ли она до ночи, ещё вопрос.
         Поздним вечером, путешественница всё-таки дошла. При свете фонаря она опознала  знакомую лесовозную трассу, и уже во тьме перешла подвесной мост, взошла на платформу и бухнулась на первую же скамейку. Дождь тут же, как по команде, перестал, но её трясло от переменных холода и  жара. Электричка давно ушла, что делать дальше, девушка не знала. Она уже почти не ориентировалась, где она, что с ней, и то ли уснула, то ли впала в забытье, когда кто-то осветил ей лицо и потряс, пробуждая, за плечо.
       Дежурную она не узнала, ни лица, ни голоса её, организм просто отказывался воспринимать что-либо, приходящее извне. Мария не поняла вопроса: «Что с тобой?», не среагировала «Э-э, да ты вся горишь», и вновь ушла в забытье. На какое-то мгновение девушка очнулась и с удивлением обнаружила, что кто-то, довольно сильный, нёс её на руках. Потом был ещё один фрагмент: она лежала в небольшой комнатке, в тепле и сухости, кто-то уговаривал её открыть рот и что-то выпить, потом, мужской и женский голос тихо заговорили о чём-то меж собой, и вновь она погрузилась в долгий сон.

                7

         Первое, что увидала, Мария, когда очнулась: женщина, в белом халате. Хотя и сидя, но уютно устроившись в кресле, с её кроватью рядом, она спала, опустив голову, и сложив руки на животе. Картина была до того мирная и тёплая, что девушка боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить спящую возле неё.
        Вскоре вмешался случай. Кто-то бесшумно, на цыпочках, подошёл сзади, и тронул спящую за плечи. «Мама, она кажется очнулась», —  произнёс мужской голос. Женщина встрепенулась, подняла лицо, и девушка узнала свою знакомую, дежурную по станции, кажется, Нина Петровна  звали её.
        «Ну вот, доктор сказал, что ты сегодня придёшь в себя, а я прозевала, — сказала знакомая её. — Испугались мы тогда— как ты вся горела. Двустороннее воспаление — могла и не выдержать. Пришлось вызывать аварийную дрезину путейцев. А тут уже спасали всей больницей… Но вот что странно — две недели лежала, и никто не спросил тебя, не навестил. Родители, или может муж, есть у тебя?» «Нет, никого, —  сказала Маша. — Я одна, брожу сама по себе». «А, ясно. А то я смотрю, и по лесам ходишь одна. Как не боишься — я в одиночку в лес и носа не  показываю», — сказала Нина Петровна. «Я себя могу защитить», — без рисовки сказала Маша.
        Между тем, парня девушка конечно заметила, пару раз кинув на него взгляд, второй из них Нина Петровна перехватила. «Это мой сынок, Иван, — сказала она. — Он мне хорошо помог, тоже ухаживал за тобой»
       «А как же с работой у вас?» — с беспокойством спросила Маша. «А, — беспечно махнула рукой Нина Петровна, — взяла отпуск, первый за много лет».
       Так происходил этот милый диалог.

       Как-то естественно, без фальши, пошло далее у них – от помощи к дружбе, от дружбы  к семье. Не было мудрствований и рефлексий. Сама жизнь их свела и повела своим путём. Нина Петровна и Иван побывали у ней на квартире — привезли  из районной больницы в краевой центр, потом Маша у них —  сначала пару раз переночевала в посёлке, реабилитируясь после больницы, а затем и вовсе переселилась к ним, сдав свою квартиру внаем. Это был её вклад в их семейный бюджет. Они ведь стали одна семья — всё это произошло само собой. Как и Иван, она стала звать Нину Петровну мамой.
       Мужчина появился в жизни  Марии— ну и что? Просто друг, заменивший бабу Тосю.  Хотя, и это слово тоже не подразумевалось, как и слово брат, и уж тем более другие, слова, произносимые кое кем извне.
       Как оказалось, Иван до Марии, в лесу не был — Нина Петровна, названная мама его, была не любительница  лесных походов, да и даров из леса тоже, потому и Иван в Лес не ходил.  Но в первый же раз, пойдя с Машей провожатым, почувствовал что-то знакомое – в запахах, звуках, каких-то тайнах. Возможно, прежняя жизнь прорывалась сквозь заблокированную память.. Заметила это и Маша — по загоревшимся глазам, по мимики лица, парадировавших поведение зверей. И то, что девушке понадобился год — войти к Лесу в доверие, а затем в друзья, Иван прошёл за считанные дни.
         Парень с девушкой мало разговаривали друг с другом, а в лесу их общение и вовсе шло не по человечьи — языком жестов, позывных звуков и тело движений. Тем, чем общаются между собой звери, птицы и деревья.
        Было два тайных обстоятельства, о которых Маша иногда размышляла. Случай с горным озером она сначала приписывала болезненному сну, однако, по многим признакам, косвенным и явным,  уверилась, что это с ней действительно произошло. И вот теперь желание вновь увидеть озеро всё чаще приходило к ней, став в конце концов, увлекающей идеей, пришедший из каких-то глубин её инстинктов.
       Второе обстоятельство — её путник, вернее, касание его. Она помнила этот миг, проблеск в забытье когда он нёс её на руках. Его мощь тогда её взяла, и вынесла  из смерти. Он был на голову выше её, с физически развитым, как у зверя, телом, и раз уже её, как слабую, спасал. И вот теперь стал самый надёжный спутник у неё.
      Но что Мария была для Ивана? – девочка, заблудившаяся, которую он бросился спасать. Когда он взял эту девочку — то она показалась ему птичкой невесомой, умирающей, и он обязан был её спасти. И вот теперь эта птичка привела его в Лес, который открылся странно для него, словно он был знаком с ним  до своего появления на свет.
        Для Ивана это было обстоятельство, о котором он тоже иногда размышлял. Были ещё и сны — порой отчаянные, порой жуткие. Он убивал и умирал. В последнее время они тоже стали часто приходить к нему. Но почему они были?  Неужели в них была его прошлая жизнь?  Врачи уверили, что эта жизнь от него отсечена.
       Лес же вёл этих спутников своей дорогой. Теперь он принял их, как единое целое, хотя они не догадывались об этом. У Леса были свои замыслы. И в этих замыслах людям отводилась необычная для них роль.
      
                8

       Лес жил без людей, и не по их законам. Вот почему к нему шли изгои от людей. Но вступая в Лес, изгои сразу чувствовали Таинство – как оно ворожило, заставляло идти вглубь.
       С ночёвками, всё далее эта пара изгоев уходили в глубину гор. А Таинство всё далее их уводило от людей. Они видели его лики и образы – то это были захватывающие виды пропастей и каньонов, то удивительно бурные и грозные реки, то встречи с новыми зверьми – мощными зубрами и пятнистыми барсами, живущими высоко в горах.
        Постепенно они стали звать себя странниками. Странствовать по Лесу – значит Таинство искать.
        И всё время Мария втайне ждала, когда же Лес выведет её к Озеру, поразившую её однажды своим волшебством.

       Как-то в Лесу они нашли уютную полянку, полную цветов и земляники среди них. По краю её был небольшой лесок, по которому текла тихая лесная река. Несомненно, она истекла с гор, и здесь, в долине, уже успокаивалась, и нагревалась. Её вода была чистой и приятной для их тел.
       Был вечер и смеркалось. День этот оказался насыщенным, они сделали большой переход, и теперь, усталым, им едва хватило сил разжечь костёр. Они  поели и тут же  заснули крепким сном.
       И тогда им обоим приснился один и тот же сон. Странники увидали картину общую для них – как потух их костёр, но ещё синим огнём и жаром исходили угли, и в это время вышла в небо полная Луна. Она явилась мгновенно, как и подобает являться кому-то в сон. Они не чувствовали, что это планета, ходящая вокруг Земли, им представлялась, что Луна – парящее в небе существо. Существо не простое – живое и неживое.
        Вот Луна зависла над поляной, и увидала спящих. Она пришла явно что-то совершить, то ли над ними, то ли вместе с ними.
       Как всегда, существо это было безмолвно, тем ужаснее предполагалось её волшебство.
Призрачным светом высветила Луна поляну, чуть не ослепив двоих, пришедших в убежище своё. Вдруг раздался лёгкий женский смех, и скользя в лунном свете, словно купаясь в нём, планируя на прозрачных крыльях у себя за спиной, на землю спустилась юная женщина с прелестным лицом и статным телом, с факелом в руках. Плоть её была облечена в сверкающие, почти призрачные одежды, на голове блистал золотой венец, а к факелу с неба стекался поток звёзд.
        Пришелица слетела к спящим и одновременно бодрствующим во сне,  и тут же направила к ним стопы. Подойдя лёгкими шагами вплотную, при свете факела она молча рассмотрела их завороженные лица.
        «Кто ты?» — первой нарушила молчание Мария.
        «Я Селена, богиня, — отвечала им, спустившаяся с небес. — Мой друг Лес поведал о вас. Знаю, что ищете вы, хотя сами не ведаете что».
         Сделав знак следовать за ней, Селена повернулась и направилась куда-то в лес, по неведомой людьми  тропе. Парень с девушкой послушно встали и последовали за ней.
         Недолго они шли. Деревья расступились и они вышли ещё на одну поляну. На краю её темнел какой-то вход. Селена уверенно шла к нему. Подойдя, они увидали, что это грот, вырубленный в скале, возвышающейся на краю поляны. Селена вошла и осветила факелом его – на простом ложе, покрытом козьими шкурами, спал юноша с прелестным ликом.
       «Это охотник Эндимион, — пояснила им Селена. — Он пожелал бессмертия, и Зевс, отец мой  и царь богов, дал его юноше, но лишь во сне. Оставаясь таким же юным , он будет спать здесь   вечным сном. Но каждую ночь я прихожу, входя в эндимионов сон. Так протекает наша любовь, меж вечностью и смертью».
      «Эта вечность для любви с тобой, богиня?» — спросила девушка Селену
      «А зачем бы тогда бессмертие ему», – честно отвечала ей богиня.
      И в следующее мгновение Иван с Марией проснулись. Они были на своей поляне, в спальниках, у потухшего костра.

                9

         Однако, сон вновь налетел, и их пленил. Богиня. Селена уже ждала их во втором сне. Она тотчас хлопнула в ладоши, и к ним невесть откуда явилась стайка щебечущих девушек. Все они были прелестны лицами, а их стройные тела предстали с обнажёнными плечами и распущенными на них волосами. На каждой красовался венок из полевых цветов. Мария  догадалась – это нимфы. Она читала о них в интернете.  Очевидно, что-то должно было в этом лесу произойти. Нимфы затеяли было весёлый хоровод вокруг костра, но властный голос Селены их остановил: «Дриопа, мы ждём тебя на таинство любви!»
       И тотчас замер хоровод, и где-то в темноте со стуком раздвинулись деревья, и в лунный свет вышла Дриопа — главная из нимф.
      «Кто явился ко мне на торжество?» — спросила строгим голосом Дриопа.
       Селена указала на двоих, спящих у костра: «Эти двое бродяги, пришельцы от людей. Ищут себя, и потому забрели в твой Лес. Смотри, как они молоды, невинны, так дай же им достойную тропу»
       Дриопа внимательно, и отнюдь не сурово посмотрела на двоих. Очевидно ей понравились их безмятежные, во сне лики. Тогда она крикнула куда-то в темноту: «Все ли вы здесь, братья и сёстры Леса моего?!»
       И тотчас вокруг поляны во тьме засверкало и засветилось множество пар звериных глаз. И грянул хор из воя, рёва, и мяуканья всех обитателей этого славного Леса.
       «Готовы ли вы, о, звери, принять этих двоих в лесное царство, готовы ли стать братьями их по крови и во плоти?» И вновь раздался в ответ звериный хор. И был он согласен с Дриопой, и приглашал в людей к себе, в царствие своё..

        И с этим вновь проснулись Мария и Иван. И в первую минуту, выйдя из общего сна, никак не могли понять, что сон был ля них, что явь. Спокойно висела большая Луна в небе и проливала на лес магический поток. Пуста от зверей была поляна. И лишь убедились проснувшиеся, что вокруг них явь без волшебства, как в третий раз Селена наслала на них сон. У ней была задумана своя игра. И теперь богиня ворожила особым волшебством. «Хотите пройти, в Подзвёздный Храм? Там вход лишь для двоих» – спросила она пришедших в её волшебный сон.
        «Там будет таинство для смертных?» — спросила Мария у неё
         «Для избранных из них», — уточнила ей богиня.
         «Мне кажется, что я давно иду по той тропе...» —  задумчиво сказал Иван.
         Тогда Селена направила свой перст на людей, и те превратились в двух белых журавлей. «Танцуйте!» — скомандовала она. И тотчас журавли затанцевали изящный танец — казалось, тела птиц с рождения знали его. Селене даже не пришлось им ничего объяснять. Насытившись зрелищем, Селена жестом руки остановила этот изящный танец.
         Затем она подняла руки вверх и воззвала: «О Горный Ветер, самый свободный из богов, явись ко мне, самой свободной из богинь!»
       И тотчас зашумело где-то вдали, как будто нёсся по воздуху экспресс. Но вот шум стих, лишь  вершины деревьев бесшумно закачались. И голос невидимки раздался над головой: «Я явился к тебе, сестрица! Что-то случилось у тебя?».
        «Помоги крыльям этих двух новообращённых. Им лететь высоко  — в Подзвёздный Храм. Там передашь их ореадам и океанидам».
         Затем она обратилась к двум, застывшим в пируэте танца, журавлям: «Мой лунный свет вас обратил, но я передаю вас моему брату Ветру. Придёт время и он обернёт вас назад в людей. Не бойтесь, Ветер-брат вас быстро донесёт».
        И с этим, снова направив перст на журавлей, она оживила застывшую картину, повелевая взмаху крыльев журавлей. Одновременно вспыхнул яркий день. В птичьем образе Мария с Иваном тут же взлетели в высоту. Тёмный лес поплыл под ними, а тела их наполнились восторгом.
        Всё выше и выше поднимались странники на упругих волнах Ветра, и вдруг Мария увидала Озеро, то Озеро, которое её когда-то обожгло! И Остров с Горой стояли также на его середине. Здесь, с высоты, было очевидно, что Остров вышел из Озера и устремился ввысь крутой Горой. И   именно туда, на Гору нёс их Горный Ветер.
        Вскоре они достигли вершины, и Ветер их бережно опустил на ней. Последние метры люди-журавли  изящно спланировали на своих крыльях. Едва коснулись они земли, как Горный Ветер их превратил опять в людей.
        Они оказались в совершенно незнакомом месте. Вокруг взлетели  вершины гор, и странники находились на одной из них. Но эта вершина была не похожа на другие. Что-то, вытесанное из гигантских глыб возвышалось перед ними.
         Здесь же, в тени деревьев, в небольшой прозрачной заводи, бил родник, а из него вытекал, устремляясь вниз, ручей. От скорости, вода его журчала. Прислушавшись, Мария и Иван  различили, что журчание Ручья — его речь. «Приветствую вас, пришедшие в Подзвёздный Храм!» — услышали они поющие слова.
      «Кто ты? — изумилась словам воды Мария. — И откуда знаешь нас?»
      «Я — Хранительница ручейка, одна из океанид. А о вас знают все океаниды, ореады и агрестины этой благодатной горы. Горный Ветер поведал нам о вас. Идите по тропе, Подзвёздный Храм вас уже ждёт».
       Недолго они поднимались по тропе — как взору их предстал Подзвёздный Храм. Он венчал собой горную вершину, имея несколько башен и куполов.  Подойдя ближе, странники увидали, что стены и башни этого Храма воистину огромны – шпили их  растворяются где-то в синеве.
       Когда странники вошли в его прохладные покои, то взору их предстал ещё более странный вид. Внутреннее пространство его оказалось весьма объёмно и явно выточено из скалы. Похоже, это жилище было  не для людей.  Они переходили из одного гигантского зала в другой. Все они оказались  совершенно пусты – без убранств, без мебели и без украшений. Ничего подобного прежде Мария не видала.
        «О, Горный Ветер! — воскликнула она, — кто создатель этого необыкновенного Храма?»
        Горный Ветер ответил тотчас, гулом откликаясь в сводах Храма: «Я, вместе с океанидами, и братьями-ветрами. Тысячи тысяч лет мы вытачивали его из бездушной скалы, венчающей вершину. И теперь этот  Храм — живое существо».
      «Но что исповедуется в этом Храме, и кто служители его?» — опять спросила Мария
      «Исповедуется в нём любовь, а служители — будете вы...» — ответил Горный Ветер.
      И с этим прервался их волшебный сон. Странники  проснулись на краю прежней поляны. Кроме них и догоревшего костра не было вокруг по-прежнему  никого и ничего.
       Вылезши из спальников, они позавтракали, затем осмотрели поляну. Никаких иных следов, кроме своих, они не обнаружили на ней. 
        «Нам надо построить небольшой шалаш, кажется, собирается дождь», – первой озвучила их общую мысль Мария.
         Довольно быстро, нарубив веток, они построили убежище на двоих. Еды у них пока хватало, кроме того изобилие ягод и грибов было в приютившем их Лесу.
         Едва странники построили убежище своё, как пошёл дождь. Он и должен был пойти – так по логике игры этого Леса с ними должно было всё произойти. Этот дождь предстоял очевидно надолго, и они, лёжа рядом, то засыпали, то просыпались, настроившись на его длинную волну.

                10

        В шалаше, под ритм музыки дождя в бездвиженье было тело Ивана, но беспокойно рыскала  вокруг его душа. Душа почувствовала, что исходное у него – звери. Это из их царства он пришёл. В Лесу он хорошо изучил повадки рысей и волков, и инстинктивно ему хотелось эти повадки отыграть.  Только Лес смог проникнуть в его глубины – сквозь заблокированную память, через тысячи поколений, в первозданье. В то, чем был когда-то его разум, его видение, его человеческое Я.
        Лес сам вошёл в сознание Ивана и повёл с ним интуитивный диалог.
        «Вы явились к своей конечной цели. И предстали пред Таинством, – поведал ему Лес. – И теперь вам вдвоём без фальши отыграть».
        «Но что за игра, и почему вдвоём?» – спросил его Иван
        «То, что было в истоке, и что откроет твоё тело», – ответил ему Лес.
        «Но в истоке я зверь, – ответил ему странник. – А дальше человек. И я не чувствую  гармониии меж ними»
       Лес на это отвечал: «Когда-то среди смертных жили гении, они были тоже из зверей. Но эта раса ушла, оставив развалины храмов, полузабытые  слова.  И вот ты ходишь среди них, и мучаешься тайнами от них».
      «Потому что на мне приговор – за житие моё, лживое по сути. Я ушёл от зверей, и до людей никак мне не дойти».
      «Никто из людей не сможет уйти от слёз неизбежных, на крови, – отвечал Лес пришедшему к нему. – Всё потому что ты овладел искусством убивать».
        «Но, мне кажется, в последний момент я не убил свою жертву и не съел. Я просто коснулся её, удостоверившись, что это подобие моё. И обонял её. И созерцал. Что же ещё не хватало мне тогда?»
        «Когда приходит Война – то рушатся все устои, и все законы у людей», – ответил ему Лес. 

                11


          Меж тем любопытство Марии выходило на первый план. Два раза Иван её спасал. Что-то в нём было от богов зверинных – она уверяла себя в этом. И ей хотелось узнать, почему он так силён. И почему, коль он сильнее её и хищнее её,  ей не угрожал. Он лишь неизменно защищал.
         К Марии Лес тоже вошёл в сознание. Он ей говорил, как ворожил: «Слушай Реку, она доверенная моя. Весёлый горный  Ручей бежит по склону. И путь его недалёк – от Истока возле Подзвёздного Храма  к Озеру. Но из Озера вытекает мудрая древняя Река.   Она откроет Истину твою» .
         Казалось, Мария проснулась. Иван рядом мирно спал. Она прислушалась – теперь это была не просто музыка Реки – звуки складывались в слова. Ей  открывался смысл их Прихода: «За всё  воздастся вам. За то, что в роли смертных отыграла безоглядно. За то, что смертью очищались от выдумки и лжи».
      «Я ищу Истину, свою, –  произнесла мысленно Мария. – Здесь, в музыке твоей воды. Так обещал мне Лес».
       «Ты вышла к Таинству – в ней Истина твоя. Но готова ли ты принять все тяготы её? – спрашивала Река Марию. – Не мало боли, как горькой, так и сладкой в ней предназначено тебе».
       «Я не привыкла чем либо торговать», – отвечала на это пришедшая на лесное житие.
        Тогда Река сказала ей свои откровенные слова: 
        «В этой Вселенной все законы  для смертных, но не для богов. И эти законы жизнь предлагает смертным исполнять».
         «В богов нам играть дозволено, но жить бессмертными запрещено. Кто эту идею выдвинул и утвердил?!» – весьма удивилась этому Мария.
        «От вас же, смертных – привилегии богам», – Река говорила ей в ответ.
       «Тогда для чего мне жизнь – эти бессмыслие и хаос?» – спросила девушка Реку
         «Тебе колдовать на Таинстве, – открыла ей Река. – То, что возможно лишь тебе. Для того ты и послана ко мне»
         «Но как? Я не знаю ничего!»
          «Всё знает твоё тело. Оно и привело тебя ко мне. Таинство открывается в омовении моём».

                12
         
         Когда дождь закончился, Маша сказала Ивану:
         – Разожги костёр, а я пока искупаюсь.
          Когда девушка вошла в воду, Река ей прожурчала: «По зову любопытства ты пришла. А  любопытство твоё – это вечная игра».
          Когда  Иван разжёг костёр и вышел к Марии на берег, она вдруг молча вышла из воды. Она  начинала игру первой. Она открывала всю себя.
         Он просто удивился – он её совершенно не узнал. Он видел тело, которое не представлял. В первый момент он не поверил – но лицо было по прежнему её. Он не знал, что такое этот новый образ, он не знал, что такое может быть. Казалось, он видел  магический иллюзион.
         Мария сказала тихо, точно заклиная:
        – Я не могу идти, возьми меня.
         Иван рванулся к ней. Мир в корне изменился. Его интуиция включилась  – её надо было не спасать, и не жалеть, но делать что-то похожее на это. Он подхватил её на руки, а она обняла его за шею. Она всё также была удивительно легка. Не пища, не добыча. Но из-за отсутствия веса она могла улететь!
       – Неси меня к костру, – также тихо промолвила она.

       Она услыхала Песню. Это Река её принесла, с Подвёздного Храма, и предназначалась она для неё. Некий певец доверительно пел эту Песню. Он раскрывал ей невиданную перспективу, он снимал все запреты, прежде наложенный ею на саму себя. Голос певца ей говорил: «Он – это ты. Вглядись внимательно – до Совершенства единого вас не хватало друг друга. И вы не знали, а чувствовали это. А теперь Совершенству не страшна и Смерть. Так отвергай же быстрей саму себя! Долго искали вы друг друга – и нашли».
      
        Когда лица их оказались рядом, только тогда он рассмотрел, что значит её плоть. Образ лица о многом говорил – она молода, сильна, красива. Кровь её – как хмельной напиток, а тело – как желанный исток, к которому он, изжаждавшись, пришёл. Он бросился жажду утолять – и встретил губы у неё…
       Таинство им открылось – они вошли в его врата.
       Они  взлетели оба – с одним и тем же ощущением.  Слившись в одну волну, они пошли  в пространство. Отныне Земля была для них мала.
        Метаморфоза взлёта продолжалась –  каждый из них стал вселенной, и подобной вселенной обладал.
         Они пошли в вечность, без каких либо преград. Они слились в одну вселенную – и осознали эту истину  вполне.
        Теперь бессмертие легло на них – его просветление и тяжесть. Вместе с чувством невиданной свободы пришла тяжесть божественного бытия.

        Они ушли из Вселенной. Даже боги потеряли их.