Женьку я знала с детства. Мы ходили в одну поселковую школу, хотя жили в разных деревнях. Так уж было устроено наше образование, школы укрупняли, и нам приходилось каждый день топать по пять километров в один конец, чтобы выучиться. Так получилось, что из всего нашего выпуска только Женька и я поступили в институт. И даже на один факультет – филологический. Мы учились в разных группах, и едва здоровались на потоковых парах. Но домой на каникулы мы ездили вместе. Вернее на одном поезде. Мы болтали на платформе, ожидая пока подадут состав, и Женька неожиданно разоткровенничался. Его деревенская подружка Ленка, никуда не поступила, и после школы работала на ферме. Женька кипятился:
- Зачем было заканчивать десятилетку, дояркой она смогла бы работать и с восьмилетним образованием. А теперь я институт оканчиваю, а она тёха-тютёха осталась. И даже слышать не хочет об учёбе, у неё видите ли династия.
Я слушала Женьку «вполуха», потому что мне было неинтересно, как они там с Ленкой дружат или не дружат. Наконец Женька сказал то, что видимо, беспокоило его больше всего:
- Мне жениться надо, чтобы жильё хорошее в районе получить. А как я на Ленке женюсь, она же необразованная. С ней говорить не о чем стало. Что у нас будет за семья, даже в приличное общество с ней не выйдешь.
- Зато она красивая. Платиновая блондинка с тонкими запястьями. И совсем не дура.
Честно говоря, я Женьку всегда считала деревенским снобом. С малолетства он лез в компанию к городским ребятам, которые приезжали к бабушкам на лето, и проходил мимо деревенских мальчишек, не поворачивая головы. А потом в школе взахлёб рассказывал, какие у него крутые городские друзья. Наконец он добился того, что с ним перестали дружить все ребята. И только Ленка бегала за ним, как собачка. А Женька словно позволял ей себя любить. Он на самом деле был красавчиком, а когда вошёл в тело, вообще стал настоящим мачо. Если бы не его противный характер, цены бы ему не было. Он умел так посмотреть на девчонку своими голубыми глазами, что у неё душа уходила в пятки. Редкий голубоглазый брюнет, с родинкой на щеке, которая придавала ему особый шарм. Женька с Ленкой никогда не ходили за руку, он не носил её портфель, и всегда у него была при Ленке такая кислая мина, словно она ему надоела до чёртиков. Вот я и ляпнула, не подумав:
- Так найди другую, ты Ленку всё равно не любишь.
- А, что, так заметно? – Женька изменился в лице, и в миг стал каким-то пришибленным, словно я его поймала за руку, при краже колхозных яблок.
- Что заметно? – Не поняла я.
- Что я Ленку не люблю. – Отозвался Женька.
- Ну, ты даже не смотришь на неё, когда она рядом. – Сказала я, и пошла навстречу приближающемуся поезду.
Женька плёлся за мной и чего-то бубнил. Я уловила только, что в том то и дело, что он не может на ней не жениться, они уже деньги на свадьбу копят. Они – это могли быть только родители Ленки, которые ради единственной дочери не пожалеют ничего. Женька же вырос без отца, и его мать тянулась, как могла, чтобы дать ему образование. Я всё это знала, и мне не хотелось слушать Женькино нытьё. Он не понимал, что ущербным его делает не то, что он из небогатой семьи, а то, что он этого стесняется, и страшно завидует той же Ленке, у которой всегда водились деньги на всякие безделушки и сладости.
Наконец, поезд подошёл к перрону, и мы вошли в вагон. «Только не это», подумала я, когда поняла, что мы с Женькой поедем в одном купе. Я уже представила, что мне придётся разговаривать с Женькой, вместо того, чтобы спокойно читать на своей верхней полке. А ехать нам было целую ночь, которая ещё не наступила. Я посмотрела на часы, и подумала, что как минимум три часа придётся выслушивать Женькины разглагольствования. Но всё обошлось. Нашими попутчиками оказалась семейная пара неопределенного возраста. Муж сразу залез на верхнюю полку и уснул, а жена, этакая тётечка, похожая на провинциальную учительницу, принялась рассказывать Женьке истории. Я лежала на своей полке и прислушивалась. Ирина Георгиевна, так она представилась, мастерски обходя, и точные места действия, и имена героев, поведала Женьке душещипательную историю, как в её родном посёлке долго искали пропавшую девушку. А нашёл её подросток, который шишковал в неположенном месте. Он подошёл к кедру вплотную, и посмотрел вверх, готовясь залезть на дерево бить шишку, и увидел висящую девушку. Уже потом выяснили, что сначала убил, а потом повесил эту девушку, парень, с которым она дружила, и сделал это из ревности. Когда девушку нашли, парень этот тронулся умом и всё время повторял – «Это я её убил!», а потом утопился в колодце.
Больше я не прислушивалась к рассказам этой Ирины Георгиевны, слишком страшные вещи она рассказывала, на ночь глядя. Женька же долго сидел с этой странной попутчицей и, засыпая, я слышала, как он рассказывает ей про свою Ленку. Поезд пришёл на нашу станцию на рассвете и стоял там всего пять минут. Наши попутчики ещё спали, когда мы с Женькой покинули гостеприимное купе. Меня встречал отец на машине, он предложил Женьке его подвезти, хотя нам надо было совсем в другую сторону. Но мой папа просто пожалел Женьку, которому предстояло несколько часов ждать попутку до своей деревни, а утро выдалось необычайно холодным для июня.
С того утра я не видела Женьку пять лет, и даже ничего о нём не слышала. Если бы я задумалась о том, что ничего не слышала про Женьку целых пять лет, я бы сочла это странным. Мы всё-таки одноклассники, и Женька, как хозяйственный стипендиат, должен был уехать работать в нашу родную школу. Но никто при мне про Женьку не упоминал, даже когда я приезжала домой. Я осталась работать в городе, потому что вышла замуж, а потом родила сына, и мне некоторое время было не до родной деревни. Да и родители перебрались поближе к нам, купив себе дом в частном секторе города, деревенский же дом использовали как дачу, уезжая туда на лето.
Однажды я получила повестку, где следователь Матвеев предлагал мне явиться к нему по делу некого Сироткина Е.Б., которое этот следователь пересматривал. Я удивилась, потому что Сироткиным Е.Б., был тот самый Женька, мой одноклассник. Рассказав об этой повестке отцу, я узнала, что после окончания института, Женька приехал, как и планировалось, работать в родную школу. Но не проработал ни дня, потому что убил свою невесту Ленку, и сел в тюрьму на десять лет. «Ну, ничего себе! Недаром он рассказывал мне, что не хочет на Ленке жениться. Но не до такой же степени, чтоб убить» - сказала я отцу. А отец мне рассказал, что дело это тёмное, что Женька свою вину так и не признал, но доказательства были неопровержимыми, вот его и засудили.
- А почему вы мне не рассказали? – Спросила я отца.
- А мы думали ты знаешь. Вы же одноклассники…
Следователь Матвеев был усталый пожилой мужчина. Он попросил у меня разрешения курить, и начал задавать вопросы, хорошо ли я знаю гражданина Сироткина, и когда я его видела в последний раз. Я как на духу рассказала, что мы с Женькой одноклассники, и в последнюю встречу, ехали вместе домой на каникулы, после третьего курса. Мы с отцом ещё подвозили его до дому, сделав крюк в тридцать километров. Казалось, что следователь только и ждал, когда я заговорю про поезд, которым мы с Женькой ехали домой на каникулы.
- А вы не помните ваших попутчиков, кроме гражданина Сироткина, разумеется? – Спросил следователь.
- Да помню, это была семейная пара среднего возраста. Мужчина сразу лёг спать, а его жена ещё долго разговаривала с Женькой, то есть с гражданином Сироткиным. Кажется, её звали Ирина Георгиевна.
- Понятно. – Сказал следователь и положил передо мной две фотографии. Женщину я сразу узнала, а вот мужчину нет. Ведь я его почти не видела, ну кто разглядывает спящих попутчиков в поезде.
Следователь ещё долго расспрашивал меня о том, как мы в этом поезде ехали, и что именно рассказывала эта Ирина Георгиевна. Потом он отпустил меня, и сказал не расслабляться. Теперь я прохожу свидетелем по уголовному делу гражданки Пименовой, и гражданина Стольникова, тех самых наших с Женькой попутчиков из поезда. Я ничего не понимала, пока не начался суд над этими гражданами Пименовой и Стольниковым.
Оказывается, они были серийными убийцами. На протяжении нескольких лет они «гастролировали» по стране, и совершали дерзкие убийства, не забывая грабить свои жертвы. Русские Бонни и Клайд, ни больше не меньше. Но были в их убийствах жертвы, которые никак нельзя было назвать обычными. Взять с таких жертв было нечего, и гражданка Пименова призналась, что они их убивали просто для души, или чтобы помочь избавиться от них людям, которым эти жертвы очень мешали жить. Что значит – для души, я так и не поняла, как можно совершить убийство для души, например тридцатилетнего мужчины, которого встретили у цветочного киоска. Пименова поговорила с ним и выяснила, что тот покупает цветы своей жене на день рождения. Мужчина был в ссоре с женой и шёл мириться. Пименова тоже решила сделать его жене подарок. Через два дня этого мужчину нашли с огнестрельным ранением в городском парке. Он скончался до приезда скорой помощи.
- Я знаю, что с женой он так и не помирился. – Говорила Пименова. - Вот я и подумала, пусть жена лучше пенсию на детей оформит, чем ждёт алиментов.
Ещё, в одной деревне, они убили, и повесили за сараем старика, который пожаловался им на своих детей, которые часто выгоняли его из дома. Я слушала истории только доказанных убийств, и вспоминала фразу из какого-то фильма – «Когда убьёшь одного, дальше количество не имеет значения. Входит в привычку».
До дела Женьки Сироткина суд «добрался» только на третий день. Мне пришлось отвечать на вопросы прокурора, и пересказывать историю, которую Пименова рассказывала Женьке. Оказалось, что это был пересказ первого убийства Пименовой. Так она избавилась от родной сестры, чтобы остаться единственной наследницей хозяйства родителей. А гражданку Сушинову – Ленку, Женькину невесту, Пименова и Стольников убили из жалости к Женьке. Чтобы этому славному парню, не пришлось всю жизнь прожить с такой деревенщиной. Женька слушая, как Пименова спокойно рассказывает с подробностями, как они со Стольниковым убивали Ленку, закрыл лицо руками. Его затрясло, и он упал в обморок. Пришлось вызывать скорую помощь.
Женьку освободили прямо в зале суда. Мы с ним обнялись, и разошлись, как я думала, теперь уже навсегда. Потому что его мать рассказала мне, что она давно живёт у сестры в другой области, а ехать Женьке в наш посёлок нет никакого смысла. Там всё напоминает про Ленку. А воспоминания могут отравить жизнь.
Через несколько дней после суда, мне позвонил Женька и предложил встретиться. Я поняла, что его что-то гложет, то, о чём он не может никому рассказать кроме меня. Мы встретились в парке и, поблагодарив меня, за то, что согласилась выступить в суде, Женька сказал:
- А я ведь двоих похоронил. Ленка была на пятом месяце, должна была родиться девочка, мы и имя ей придумали – Наташа. Но следствие не установило Ленкину беременность, а я не стал говорить, чтобы не добавлять горя её родителям. Они и так считали меня злодеем, а если бы узнали про ребёнка, вообще…
- Жень, но справедливость восторжествовала, этих убийц судят. А тебе могли срок накинуть это крутая мотивация для убийства - нежелательная беременность...
- Их то судят, и наверняка они получат высшую меру наказания. А вот мне не в жизнь не забыть, как я отказался от своего ребёнка, пусть убитого вместе с Ленкой.
Мы помолчали. Я не знала, что ещё сказать Женьке.
- Только жаль, что ты зря отсидел два года.
- Нет, не зря. У меня было достаточно времени, чтобы понять, что никогда никому ничего не надо рассказывать, и всё тогда будет хорошо.