(из цикла «Старый сказ на новый лад»).
А вот и было у купца-отца три дочери. А и были-то оне такие разные. А и одна-то душа бела-лебёдушка, а и другая — как есть ясна зоренька. Ну, а третья — краса всех красавиц милей: ай, стройна да нежна, как берёзонька...
Только это из другой оперы, то есть сказки. Может быть когда и расскажу её Вам, если... попросите хорошо. А эта. В общем, жили не тужили тоже три сестры в богатом же купеческом доме отцовом. Мать давно померла, а отец не спешил по новой жениться: может дюже по умершей жене тосковал, а может для дочерей не хотел мачехи, известно ведь: не родная мать во семью – что тать. Ну, не суть. Так и жили. Две старших дочери — белоручки да привереды, а младшенькая, мало того, что красы неписанной, так ещё и тихоня ласковая. Отец всех дочерей любил-баловал, а особливо младшенькую. За что сестрицы несколько ту недолюбливали. Всё, как положено по классике сказочного жанра. Так вот...
Собрался наш купец как-то во края чужедальние, неведомые. А поскольку поездка такая через моря-окияны в те времена являлась делом долгим да не больно-то предсказуемым — наказ дочерям дал строгий: друг за дружку держаться да меж собой не ссориться, а за послушание наказу отцовскому пообещал привезть своим умницам подарки особые под заказ для кажной. Ну, старшие и давай наперебой заказывать папане доставку на дом. Молвит старшенькая:
- Привези-ка мне, отче ты, зеркальце.
- Да, не вопрос, доча, - купец ей ответствует.
- Ан, нет, не спеши, папочка, - хитро прищуривается, - зеркальце не простое, а такое... Чтобы глядя в оное я красоты становилась неописуемой! Чтоб все люди вокруг на мою красоту, так и пялились! И что б краса моя с годами не старилась.
Усмехнулся купец в густу бороду, говорит своей старшей с ухмылкою:
- А и будет тебе, свет-Гордеюшка, моложавое чудо-зеркало. Чудо-зеркало с фото-шоппингом, для куражу хоть, хоть для селфи-от. А тебе, - обернулся тут к средненькой, - что привезть из заморского странствия?
Подхватилась охотно Любавушка, говорит:
- А мне хочется блюдечко. Не простое токмо, а затейливое. Чтоб далёки моря, дальне странушки были в нём для меня на ладони как!
Усмехнулся опять горемычный наш, отвечает ей:
- Ан я слыхивал то. Говорили намедни на сходке купцов: есть такое блюд0 в крае Китае. Запамятовал лишь, как то диво заморское прозывается.
Подскочил тут к купцу главный прихвостень, из-за двери что в щёлочку слухивал. За полу камзола купца дёргая, шепчет в ухо хозяйское угодливо:
- Телевинтер, кажись, купец-батюшка.
- Добре, - кивает отец, - будет, доченька, телевинтер тебе. А тебе, - повернулся к меньшой он тут, - а тебе привезти что из рейса-то?
Помолчала чуток малый Настенька и не вдруг отвечает родителю:
- Не хочу напрягать тебя, батюшка, но... видала во сне чудо-диво цветок. Сам невзрачен, совсем ростом ма-а-аленький. Да на свете цветов всех приятнее, да всех в мире духов слаще пахнущий. Коли встретишь такой — привези его, а не встретишь — ничто мне не надобно.
Тут обнял всех своих привередниц купец и ушёл с ветерочком попутным во плаванье.
И год, и другой проплавал торговец-купец, все товары продал для себя с большой выгодой. Приобрёл и для старшей дочери цифровую камеру с фотошопом, и для средней портативный ТВ, а вот младшенькой... Как ни разыскивал, кого в пути ни расспрашивал — никто такого цветика-семицветика с запашком тем... изысканным не припамятывал.
«Эка, закавыка» - думает: «Задала мне Настёна заданьице. Хуже двух сестёр своих изобретательных. И чего мне теперь с этим делать-то?»
Ещё год и другой проплавал купец, поистратился в тех своих странствиях, уж домой повернуть бы надумывал, да без подарка мал0й как-то совестно...
Вот однажды пригнал шторм неласковый поизношенный чёлн, чёлн купеческий к островку, как бы необитаемому, что на картах тех мест не отмеченный. Вся команда купца потерялася, лишь один он, как перст и причалил тут.
Вышел на берег купец, оправился, обтряхнул чуть песочек с ботиночек, да побрёл по холодку на холм возвышающийся, поискать-посмотреть с вышины свой люд. Взошёл на холм — батюшки-святы — тут в глазах стало резко болезненно. «Что за диво?» - смекает: «Неожиданное... то ли сплю я, то ль наяву тут всё».
А пред его глазами — не, не козы с козлами… стоит себе возвышается дворец всамделишний. Да такой красоты-цвета яркого, что в глазах заискрилось слезой умилительной. Как пошёл на тот свет... заманчивый, наш фартовый, а дворец пред ним так и стелется: скатертью самобранной в главной зале расстилается. А на скатерти той яства-пития, что ни глянь: одно другого аппетитнее. Не удержался купец — и то сказать, второй али третий день во рту маковой росинки не наблюдалося — и умял за милу душу подчистую всё. Как допил он чарку последнюю, так икнул молодецки, так и расслабил на пузе поясок сафьяновый. А с пояском вместе с тем и сам расслабился — ощутил вдруг себя здесь хозяином. И коль хозяин-барин — и пошёл оглядывать владения. Получать, так сказать, полномочия. Вышел в сад заповедный — а там! Ну, Вы сами-поди, уже знаете... И деревья неведомые с соцветиями невиданными, и что ни куст — то всё розы... плетистые. А и глядь, в посередь сада клумбочка, а на ней... Купца аж и пот прошиб, на радостях. И сорвал он цветочек тут ма-а-аленький.
Боже свят, что такое затеялось: земля ходуном заходила, небо тучами враз затянулося, ветерок-браток... покрепчал чуток; и явился пред очи купечески ни дракон, ни Кощей — Чудь Иудушко. Говорит тут пришельцу Иудушко:
- Ты пошто у меня тут хозяйничал? Как еду всю схомячил недельную — грех ещё невелик: на диете я. А цветок что сорвал мой тот маленький — я за это ужо порешу тебя. Это ж надо такое удумать-то! Это жизнь ведь моя — что Кощея яйцо...
Начал тут купец пред хозяином извиняться-каяться, дескать не знал, не со зла, мол. Да и вообще не при делах он тут — дочери поручение выправил. Ни в какую обиженный Чудь на переговоры не ведётся. Вот ведь чудило окаянное. Поник головой наш путешественник, смирился, видать:
- Ладноть, - говорит, - твоя взяла. Дай дочерям хоть подарки отвезть: не хухры, ведь мухры — деньги плачены.
Размягчился вдруг, то заслыша Иудушко, то ль про дочек узнав, то ль ещё с чего. И позволило чудо заморское навестить в сходний раз купцу доченек. Даже больше — отправило чудище прям домой, трансгрессировав пленника.
У резного окна Настя сидючи, горевала по батюшке р0дному. Уж с годок как вестей нет от тятеньки, ох, пропал, видать, сгинул, сердешный-то. Сестры, те всё ж не так убиваются — лишь горюют в подарков отсутствии. Тут как марево зыбкое перед ней проявился купец всей персоною: вот бликнул разок, походил чуток, порскнув дрожью моно-пиксельной да и предстал пред очи любимой дочки. Она, как сидела, так и... сидеть продолжила с испугу да изумления.
- Это я, я, Настенька!- как полностью собрался из воздуха, так и к доченьке кинулся воздухоплаватель.
Суть да дело, роздал подарки купец всем дочерям. А как стал отдавать цветик Настеньке — помрачнел он вдруг тучи грозней. Поняла тут любезная дочь его, не к добру видно тятя нахмурился. И пока там Гордея с Любавушкой умилялись подарочкам розданным, подошла, обняла крепко батюшку и расспрашивать стала родимого:
- Ты о чём пригорюнился, папенька? Отчего нашей встрече не радостен?
Что тут поделать? Не сумел скрыть от младшей дочери дела свои скорбные горе-путешественник. Рассказал как на духу милой Настеньке, почему-отчего сокрушается. Как услышала дочь те сказания, так взяла в руки цветик неласковый — заходила вокруг неё зыбь-земля, и в мгновенье одно дочка сгинула. Понеслась она в вотчину Чудушки: был порталом цветок, знать, тот ма-а-аленький.
Видит девица царские хоромы: всё роскошно кругом — любо-дорого. Зажила Настя там припеваючи, со цветочком в садочке приятственном. Для одной лишь неё всё тут деется: хочешь платьев, хошь еды — да, пожалуйста! А и всё же скучина горючая: куда ни глянь, всё одна сиротинушкой. Вот и стала просить красна девица:
- Ты явись, покажись мне, хозяин хоть.
Не хотел на глаза он казаться ей, но однако не выдержал всё-таки. Как увидела Настёна то Чудо-Иудушко — захолонило тут сердце девичье. Жаль ей стало чудовище страшное и... дружить предложить ему вздумала.
Долго ли коротко, а и даже в компании Иудушки по родным заскучала Настасьюшка. Запросилась проведать семью она, на глаза показаться горюющим. Надавал тут он ей пару ласковых... не, не слов-тумаков — даров барственных. Сёстрам двум — по серьгам бриллиантовым, а купцу — гм... привет с благодарностью. А вернуться велел ещё засветло: знамо, нечего шастать потёмками.
Как увидели сестры Настасьюшку, во шелка да атласы одетую — даже брать отказались подарочки:
- Отдавай, - говорят, - нам чудовище. Мы и сами с усами! С ним управимся!
И правда то — есть под носом пушок у двух старшеньких. Коли рыльце в пушку (не свезло их отцу) вот, подставу придумали младшенькой. Утащили цветок, в подпол спрятали да оттудова — шасть сами к чудищу. Как увидело этих чудовище, так и малость само испугалося: что такое с Настёной содеялось, что прислала ко мне этих... страшненьких?
Так и спросил-не постеснялся у понаехавших, мол, откуда такие, прекрасные. Те, ума-палата не будучи, всё за чисту монету и приняли: понабрали полны подолы злата-монет по полу всюду рассыпанных — впопыхах собиралась сестрица же. Пожалел тут Иудушко пришленьких, не, ну как пожалел... восвояси отправил их. Только, вот неувязочка выскочила: по дороге-в прыжке меж-пространственном порассыпало их по ухабам, знать — воротились домой не собравшись всклад. Так и жить-поживать приосталися у отца все такие несобранные. А Иудка, не будь сам разинею, в путь-дорогу отправился с сёстрами, тем же самым маршрутом пространственным, в то же время и с той же оказией. И его, нашу Чудушку Юдного, по дороге туда тож рассыпало, а как в гости к тестю потенциальному принесло — собрало в парня гарного.
Заалела, увидев красавчика, раскраснелась Настасья, как маков цвет. Ну, сама как цветочек тот ма-а-аленький стала цветом Настюша-красавица. И позвал Настю замуж чудовище (называть его так уж неправильно). Говорит:
- Я ведь принц заколдованный. А цветочек — горшок, в смысле лампочка. Тьфу-ты, в смысле портал — кубок огненный. В общем, к делу оно не относится....
- Вот и славно, - сказал тут купец-отец, - вот и ладно: живите все дружненько. Приезжайте-гостите когда-никогда... так, не часто: сестрицы завистливы.
И, как говорится, тут же все давай жениться, ну, не сплошь все, а токмо красивые. Жить супруги остались на острове, но к отцу так… прыжками захаживали. Так и жили в доступности шаговой, пусть не шаговой — а так, прыжковою.