Однажды, мой дядя и его жена, взяли меня с собой в деревню, куда поехали закупать картошку на зиму. Мне было лет двенадцать, и прокатиться на дяди Юрином «Москвиче» до деревни, было самым настоящим приключением.
Мы ехали до места около часа, и я всю дорогу с удовольствием смотрела в окно. Когда мы, наконец, доехали, я даже расстроилась. Но тётка погладила меня по голове и сказала, чтобы я не огорчалась, скоро поедем обратно, и отпустила погулять.
- Только далеко не уходи, чтобы я тебя всё время видела. – Наказала она.
Мы заехали в деревню со стороны небольшой «площади», где был колодец. У колодца начиналась короткая улочка, по четыре или пять дворов с каждой стороны. Я прошлась по улице туда, сюда, но кроме высоких, глухих заборов ничего там не обнаружила, и вернулась к машине. Потом, по улочке туда и обратно прошла тётя Тамара – дом, в котором они собирались покупать картошку, был в самом конце этой улочки. Тётя сообщила хозяевам, что мы приехали. Дядя Юра всё это время возился у машины: доставал и считал мешки, разгребал вещи в багажнике, готовил прицеп под погрузку мешков с картошкой.
Главное, что меня удивило в деревне, это совершенная, почти гнетущая тишина. В городе так не бывает, чтобы с одного конца улицы, услышать, как на другом её конце, поскрипывают дяди Юрины кирзачи. И вот, наконец, по улочке пошёл дядя Юра, он нёс в руках мешки, и почему то всё время озирался. Я уже нарвала осенних цветочков, и устроилась около колодца, подстелив под себя мешок. Я пыталась сплести венок и тихонько напевала. И вдруг, гнетущая деревенская тишина буквально взорвалась истошным собачьим лаем. Я поняла, что в каждом дворе была собака, а то и две, и все они почему-то враз залаяли. Причём было слышно, как они скребут когтями свои заборы.
Собаки замолчали так же внезапно, как и залаяли. Я успокоилась, и снова принялась сплетать непослушные васильки. Когда я увидела, что дядя Юра вышел из калитки с мешком картошки на спине, снова залаяли собаки, да так яростно, что у меня невольно похолодело внутри. Пока дядя Юра, таская мешки с картошкой к машине, ходил туда-сюда по улочке, собаки за заборами, то замолкали, то вновь срывались на неистовый лай.
Когда дядя Юра притащил последний мешок, к дому пошла тётя, чтобы рассчитаться с хозяевами. Она спокойно шла по улочке, и ни одна собака даже не пискнула. Тётка вернулась, и мы стали собираться в обратный путь. Дядя Юра уложил мешки с картошкой в прицеп, тщательно их привязал, и тут оказалось, что он забыл во дворе свои брезентовые рукавицы. Он бегом побежал по улице к дому, но лучше бы он этого не делал, а послал за рукавицами меня. Собаки разлаялись так, как будто бы в их дворы, разом залезли воры.
Вот дядя Юра вернулся, и тётка спокойно его спросила:
- Ты собак что ли боишься?
Дядька посмотрел на неё из подлобья и тихо сказал:
- А вдруг они не привязаны…
Тётя Тамара расхохоталась так, что снова залаяли все собаки за заборами. А дядя Юра, махнул на неё рукой, и сказав: «Я до ветру», отошёл в кусты.
Мы мирно беседовали с тётей, когда из кустов выскочил дядя Юра, одной рукой, на ходу, застёгивая свои армейские галифе, другой держась за лоб. Он смешно подпрыгивал в своих кирзачах и голосил:
- Помогите!
За дядей Юрой бежали четыре козы связанные между собой за рога.
Дядя Юра уселся в машину, и с силой захлопнул дверь. А когда отдышался, рассказал, что не успел он справить нужду, как его кто-то боднул в мягкое место. С перепугу, он даже не посмотрел, кто это был, и со всех ног побежал к машине. И только теперь увидел, что это были противные козы. А козы остановились у ближайшего кустика, и спокойно объедали с него последние листики.
- А почему ты за лоб держался? – Спросила тётя Тамара. – Боднули то тебя в пятую точку.
- Я не стал останавливаться в кустах, меня оттуда было бы вам видно, отошел подальше, и пристроился у дерева. А когда коза меня боднула, припечатался лбом о ствол. И откуда эти козы взялись?
- А ты собак непривязанных за заборами боялся! А получил удар в "спину", от гуляющих на свободе связанных коз! – Тётя Тамара снова хохотала в голос. А потом, всю дорогу, посмотрев на дядю Юру, всхлипывала, и снова смеялась до слёз. А дядя Юра, молча, вёл машину, и только изредка искоса поглядывал в зеркало на шишку, которая выросла у него на лбу.