Ночь казалась бесконечной. Ешу так и не смог сомкнуть глаз до утра. Он думал о вчерашнем дне.
Как ему было мучительно стыдно смотреть в глаза окружающих. Как он смог поддаться на их обман. Воскресил живого. Почему Лазарь согласился?
А почему ты принял их ложь, эту жалкую мистерию? Конечно, они свершили такое из добрых побуждений. Ради него.
Ведь не только он сам, но и собратья заметили, что от него в последнее время многие отвернулись, разочарованные его бездействием.
Но он сам-то почему согласился? Возможно - неожиданность. Нет, скорее усталость.
Как он устал от постоянной жажды чудес, требуемых от него со всех сторон. Они доводят до изнеможения и тогда становится всё безразлично.
Да разве в этом причина? Зачем искать себе оправдание, если давно уже понял сам, что дороги назад для него нет.
Или он должен исчезнуть для всех навсегда, затерявшись до конца жизни в многолюдье какого-нибудь греческого или римского города, или идти дальше, напролом, в первых рядах разгневанного народа, как предначертано ему в Писании.
Это же ему повелено самим Господом: - Я, Господь, призвал тебя в правду, и буду держать тебя за руку и хранить тебя, и поставлю тебя в завет для народа, во свет для язычников, чтобы открыть глаза слепым, чтобы узников вывести из заключения и сидящих во тьме из темницы.
Сам Господь предначертал ему путь и сойти с него несмываемый грех. Народ ждёт от него знака, чтобы восстать, ибо он в большинстве своём верит, что он Мессия, ниспосланный самим господом во избавления Израиля от киттий.
И это подтверждают не только его друзья-ученики, но и множество голосов, доносящихся из толпы, уже гораздо реже называющих его пророком, но чаще и убедительнее - Мессией.
Если это так, то только царь иудейский достоин быть Мессией. Значит он, Иегошуа сын Иосифа из Назарета, Царь Израиля!?
Буря чувств рвалась наружу. Он едва сдержал ликующий крик, готовый сорваться с губ. Он - царь! Невозможно поверить - он, Иешуа, - царь!
У него перехватило дыхание, он замер, испугавшись, что кто-то мог бы услышать его крик. Какой он царь! Никто ни разу не назвал его царём. Он даже ещё не помазан. О чём тогда речь, если...
Нетерпеливый стук в дверь прервал его грустные мысли. - Войдите! - крикнул Ешу. Дверь со скрипом открылась. В комнату вошла Мария Магдалина, празднично разодетая, с алебастровым кувшином в руках. Приятно запахло нардом.
За ней гуськом входили его неразлучные братья-ученики с необычайно серьёзно озабоченными лицами и сияющая Марфа, ведущая под руку всё ещё бледного Лазаря.
Последним вошёл хозяин дома. Когда-то в детстве Симон Прокажённый болел какой-то кожной болезнью, но вылечился, а детская дразнилка - прокажённый- приклеилась к нему, очевидно, теперь навсегда.
За его широкой спиной, закрывшей дверной проём, столпились жаждущие увидеть воскресшего Лазаря и воскресившего его Мессию.
Ешу вдруг догадался, словно прочёл мысли всех присутствующих в комнате и толпящихся возле дома, зачем они пришли к нему. Сердце его ёкнуло: не только он сам, но и братья-ученики и толпа за стенами дома признали его Царём Израиля.
Но если он царь, то это означает, что он помазанник божий и они пришли совершить его помазание. Он не ошибся.
Помазание на царство было совершено в соответствии с предписаниями Закона. Для этого потребовалось мирро из драгоценного нарда на 300 динариев, как потом он узнал от Марфы.
Мария разбила кувшин и возлила мирро на его голову под восторженные крики учеников, а потом и толпы, когда ей сообщили о помазании.
- Итак, я уже царь. Законное место царя - Храм. Значит надо идти в Иерусалим. Немедленно. Сегодня же. - Ешу задумался. - Если он Царь, то в Иерусалиме его должны встретить как подобает встречать царя.
- Се царь грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий с виноградной лозой в руке на молодом осле. Торжествуй дщерь Иерусалима!
Не о нём ли эти слова пророка Захария? Но где взять молодого осла?
Он вдруг вспомнил, что недавно где-то видел ослицу с ослёнком.
- Так это же в Вифагании у Авеля, - обрадовался Ешу, вспомнив, что два дня назад он ночевал в его доме и там был молодой осёл.
Ранним утром Ешу в сопровождении учеников и большой группы жителей Вифании вышли на главную дорогу, ведущую через Елеонскую гору в Иерусалим. Ешу подозвал Петра.
- Видишь тот дом у того огромного кипариса. Попроси у его хозяина молодого осла для меня . Так и скажи - для меня.
Пётр ушёл и через несколько минут вернулся, ведя на поводке молодого осла. Иуда снял свой талиф и набросил на спину осла. Ешу сел на него и торжественное шествие продолжилось.
Местные жители, примкнувшие к шествию, стали обрывать ветви смоковниц, олив и пальм и устилать ими дорогу под восторженные крики учеников : - Осанна сыну Давидову! Благословен грядущий во имя Господне! Осанна в вышних!
Ближе к полудню процессия подошла к Елеонской горе и, когда дорога резко свернула на север, им открылся вид на Иерусалим. Каждый раз при виде божественной красоты, открывающейся взору, у Ешу больно сжималось сердце.
Хотя он не любил большие города за их скученность и нечистоты, но всею душой понимал, что и для него самого и каждого иудея Иерусалим священный город, средоточие всей истории и культуры иудейского народа и если он исчезнет, может исчезнуть и сам народ.
Ешу давно уже предчувствовал гибель города и ужас ожидаемых бедствий для всего народа и от сознания своего бессилия предотвратить надвигающуюся беду, видя такую красоту и сознавая, что она вскоре может исчезнуть, вызвало в нём мучительный приступ скорби.
Он не в силах был сдержать слёзы и не скрывал их от удивлённых глаз своих учеников.
- О, если бы ты... в этот день узнал, кто служит... миру твоему, - каким-то придушенным скрытым рыданием голосом, запинаясь произнёс он, - но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги обложат тебя окопами, - голос его зазвучал громче и обличающе, - и окружат тебя, и стеснят отовсюду и разорят тебя, и побьют детей твоих, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего.
Восторженные крики учеников поспешно затихали и они в смущении от слёз их учителя шли потупясь и стараясь не смотреть в глаза друг другу, но когда от стен Иерусалима навстречу им направилась толпа паломников, размахивающая пальмовыми ветвями и кричащая : - Осанна! - радость и восторг вернулись к ним.
В экстазе они срывали с себя талифы и устилали ими дорогу. Очевидно в Иерусалиме в нетерпении ожидали галилейского пророка.
Весь город был взволнован и встревожен. Улицы были заполнены толпами любопытных и жаждущих увидеть в живую пророка.
Люди жались к стенам, пропуская ликующее шествие, славящее сына Давидова. У Сузских ворот, ведущих к Храму, шествие остановилось и народ стал расходиться. Ешу в сопровождении своей постоянной свиты учеников направился к Храму.
Как и в прошлом году двор язычников был заполнен гуртами овец, стадами волов, клетками с голубями; как и тогда множество менял сидело у своих столов, заваленных кучками разно-стоимостных монет.
Разноязыкий гомон покупателей и крики менял, рёв и блеяние скотины, звон монет и весов, зловоние загаженных мозаичных полов всё это соответствовало бы воскресному базару или скотному загону, но не дому молитв для всех народов.
Такого кощунства у преддверия Храма Ешу уже не мог вынести.
Как любой иудей он считал храм местом обитания бога израилева, сердцем Израиля, местом, где совершаются жертвоприношения для прощения грехов и очищения от скверны, порукой народу Израиля, что бог вступится за него и освободит от врагов.
А сегодня сам храм требует очищения от собственной скверны.
Храм прогнил и если он мессианский царь, облачённый божественной властью, то обязан очистить святое место от мерзости, поглотившей его.
Ешу буквально захлестнуло гневом.
- Святое место превратили в вертеп разбойников! Не позволю!
Он схватил моток верёвки, лежащей под ближайшим столом, и, размотав его, использовал как бич, выгоняя волов и овец со двора и опрокидывая столы менял.
Его ученики с угрожающими воплями бросились помогать ему гнать скотину за ворота и заодно с ней перепуганных менял.
Некоторые из них, придя в себя, стали звать на помощь левитов и римских солдат. Пётр понял, что вскоре может случиться с Ешу и с ними. Он подбежал к Ешу.
_- Надо срочно уходить. Неужели ты не понимаешь, что нам всем угрожает?
- Не волнуйся, меня не тронут. Моё время ещё не пришло. Но вам … Да, вам надо удалиться, - обратился он к остальным подбежавшим ученикам.
- Без тебя не уйдём, - категорично объявил Пётр и это прозвучало как приказ. Ешу понял, что ему никого из них не переубедить.