Моя мама прошла всю войну санитаркой разведгрупп, вытащила из-под огня сотни раненых, включая командира дивизии – генерала. После войны, уже родив меня, закончила юрфак ЛГУ и как-то мгновенно стала народной судьей огромного Петроградского района.
Она не боялась никогда, никого и ничего.
В конце зимы 1953 года, мама подозвала меня, волнуясь, с необычной серьёзностью.
- Боря, ты очень умный и храбрый мальчик. Я хочу тебе поручить важное дело, защитить двух взрослых и двух их детей.
Мы оба помолчали.
- Ты же знаешь Лёку Марковну, и как я к ней и к её детям отношусь?
Я кивнул, слова всё ещё были лишними.
- Так вот, я ей многим обязана, я сейчас должна ей и её детям помочь, но могу это сделать только с твоей помощью, фактически, это ты всё будешь делать.
- Мама, а что нужно делать, я справлюсь?
- Я не могу тебе объяснить всех деталей, тебе всё расскажет Лёка Марковна. Ты у них поживёшь несколько дней, может быть, и месяц. Я буду тебя навещать в школе, но редко.
О том, что такое «Дело врачей», и что оно было в тот момент в самом разгаре, и что такое антисемитизм, я узнал в деталях через много лет. И не понимал тогда, что для Лёки Марковны и её мужа это был страшный, тяжелый период.
Вот какой разговор у нас с ней состоялся, когда я с небольшой сумкой вещей и с ранцем с учебниками пришел к ней «в гости».
- Боря, мне мама твоя сказала, что она тебя никак не готовила к разговору. И она права. Потому, что только здесь, на месте, ты сможешь всё понять и подготовиться.
Смотри, мы с Ильёй Борисовичем будем спать в запроходной комнате. Дверь там старинная, толстая, прочная, с замком, закрывается на ключ. Окно нашего второго этажа выходит на проезжую часть, если что …
Она не договорила, но мне уже стало страшно, и она это поняла.
- Нет-нет, ты не бойся, тебя вообще не тронут, ты же совсем белобрысый… Она оглянулась на своих черноволосых и кудрявых детей.
Слушай дальше.
- Вы будете спать с Анечкой и с Игорем втроем здесь, - она показала на переставленную сюда, в проходную комнату, их супружескую широкую кровать. Если будут в квартиру стучать просто, легко, не обращай внимания. И мои дети будут молчать. А вот если будут со всей силы бить в дверь ногами, ты должен подойти к двери и сонным голосом сказать:
- Никого взрослых нет, я один, что вам нужно?
- Они, скорее всего, будут продолжать бить в дверь, грязно ругаться и угрожать тебе. А ты не бойся. Мама сказала, что ты храбрый, весь в неё!
Я весь уже в ужасе, не находя слов, с сухим языком, кивнул.
- Так вот, если будут бить в дверь и угрожать, ты открой защелку, а цепь не снимай, смотри, какая она толстая, кованая. Вырвать её они быстро не смогут, а увидев твоё лицо, скорее всего, и не захотят.
- И открыв дверь, ты спокойно-спокойно скажешь, что твоя мама скоро будет судьей, как и была до 1949 года, что её портреты сейчас наклеены по всему району, поскольку выборы скоро, и что ты сейчас ей позвонишь по телефону. И спросишь: можно я маме позвоню?
- Эти, что придут, скорее всего, будут пьяные для храбрости, потому, что только трусы ходят ночью воевать с детьми. И увидев тебя, такого беленького (Лёка Марковна прижала меня к себе), услышав про «мама-судья», они просто уйдут.
- А если всё же ворвутся, мы с моими детьми будем за ещё одной дверью, откроем окно на улицу, у нас и веревки есть, а тебя точно не тронут.
Утром я уходил в школу. Иногда в школу приходила мама, давала что-то вкусное, целовала меня. Потом, опять же через годы, я понял, что она не хотела огласки из-за приближавшихся её выборов в судьи.
Вечером Лёка Марковна нас кормила, укладывала спать. Научила меня класть ладонь под щёку, так я и сплю всю жизнь.
Через пару недель умер Сталин. Мы с родителями стояли в толпе, почему-то на набережной, где обычно бывают салюты, слушали долгие траурные гудки.
А ещё через пару недель Лёка Марковна сказала, что она более не видит опасности и я могу возвращаться к родителям. Обнимая меня на прощание, она сказала:
- Боря, хорошо, что тебе не пришлось геройствовать, но ты мой герой на всю жизнь.
****************
Прошло лет 30. Мы с Лёкой Марковной встречались, обычно у родителей в праздники, не каждый год. Когда она, видимо, почувствовала, что ей скоро уходить, позвонила мне, пригласила – не попрощаться, а поговорить. И рассказала часть истории своей жизни. Может быть, предположила, что я захочу это уложить на бумагу.
Я был поражен беседой, долго не мог вообще разговаривать. Я понял тогда, как много я не знаю о жизни.
Ещё через 30 лет, у меня по памяти получился рассказ. В нём я только чуть изменил имена.
«Маленькая Женщина, Большой мужчина и авианосец». http://proza.ru/2014/02/05/2560