Разбудил его Ешу. Он тронул его за плечо и ласково попросил пойти за ним.
Иуда открыл глаза, ища взглядом Ешу. Но вокруг были только кусты и небо в золотисто-алых тонах. За дальней горой выглядывал раскалённый до красна солнечный ободок.
-Что такое? Неужели я столько спал ? А что я буду делать ночью?-Расстроенный Иуда откинулся на спину, подложив под голову руки.
-Где теперь искать наших? Разбежались с перепугу и даже на Голгофе ни один не показался.
Нет, вроде был этот молокосос Иоанн. - Иуда недолюбливал его, ревнуя к нему Ешу. Слишком откровенно и тепло было почти отеческое отношение Ешу к этому молодому привязчивому парню.
- Где они теперь? На их месте я бы стоял у Сузских ворот. На Пасху ведь обязательно заглянут в Храм. Завтра пойду и уж кого-нибудь перехвачу. А где Ешу? На Голгофе?
Иуда в испуге вскочил и от удивления присел на корточки. Солнечный обод разросся, обхватив вершину горы и уже выпустил огненные лучи.
Где-то рядом заворковала горлица, звонко пискнула то ли птица, то ли мышь. Иуда понял, что это начало нового дня, утро, а не закат как ему показалось спросонок.
- Сколько же я спал? А если сегодня третий день и Ешу воскрес! Где его искать? - Окончательно, расстроенный, он сел на землю, обхватив руками колени.
- Нет, надо вначале убедиться - на Голгофе его нет, а потом уже идти в храм. Он обязан быть там. Все должны видеть - он воскрес.
Иуда встал и поспешил к страшному месту казней, уверяя себя, что Ешу там нет. Слёзы радости брызнули из его глаз, когда ещё издали он увидел на каменной лысине пустой крест, лежащий между двух столбов с обвисшими на них уже распухшими трупами.
- Воскрес! Воскрес, - вторил он каждому шагу, торопясь поскорее оказаться в храме и упасть к ногам Ешу.
Иерусалим уже просыпался. Ручейки паломников не спеша стекались к храму.
В одной из узеньких улиц, шириной в четыре руки, а таких здесь было много, дорогу Иуде перегородили четверо, идущих шеренгой, явно садукеев, судя по дорогим кетонам и тюрбанам, обшитыми золотыми нитями.
Обойти их было невозможно. Крайние шли почти впритык к стенам.
Иуда уже собрался попросить их пропустить его, но то, что он услышал в их разговоре, заставило его идти следом, вслушиваясь в каждое слово.
-...того, что вчера казнили. Очередной лжемессия. Но самое сногсшибательное, вы не поверите.
Наш Иосиф Аримафеский, вы даже не можете представить! Похоронил его в своей гробнице! Да-да, ну что вы!?
Из самого достоверного источника, именно он самолично просил Пилата разрешения похоронить.
А Пилат, говорят, не поверил скорой смерти и послал с ним легионера.
Тот ткнул копьём распятому в бок, а он даже не вздрогнул. А этот лжемессия обещал воскреснуть на третий день, то есть уже послезавтра. Очередная глупость, но верят.
Представляете?.. Кто ?.. Как думаете?.. Разумеется наши фарисеи. Это же их кредо и, конечно, - ам-хаарец из Галилеи.
Иуда от такой новости остолбенел. Его толкали, на него огрызались, он мешал проходу, но он этого не осознавал, пока кто-то не рявкнул ему в ухо : - Отойди к стене! Не мешай! Стоит как столб!
Он словно очнулся и отошёл к стене.
Усадьбу Иосифа Аримафейского отыскать было не трудно. В Иерусалиме он был известен многим как член Синедриона и как человек богатый, но честный и благородный.
Садовник Иосифа, пожилой египтянин, услышав, что для Иуды похороненный самый сердечный друг, сам предложил проводить его до гробницы.
Она, как оказалось, была расположена всего лишь в одной стадии от ворот усадьбы.
- Итак, послезавтра я должен придти сюда первым.
Иуда не хотел , чтобы посторонние глаза видели, как он любит Ешу.
Он ведь не сможет сдержать воплей и слёз радости при виде воскресшего Ешу.
За этой почти круглой плитой, закрывающей вход в гробницу, лежит его любимый раввуни пока ещё бездыхан и недвижим, но уже незримо готовящий себя к воскресению.
То что он послезавтра воскреснет и окажется в объятиях Иуды, сомнений не было : если он воскрешает мёртвых, то он воскресит и себя.
Как бесконечно томительно долго тянулись эти два дня и две ночи. Последнюю Иуда решил не спать совсем- он боялся проспать начало дня.
Он подошёл к гробнице поздно вечером, когда погас последний огонёк светильника в доме Иосифа и присел на ещё тёплый камень, лежащий в двух шагах от входа в усыпальницу.
Крупные звёзды полыхали в небе, роняя на землю скудный свет. Сонно и нескончаемо стрекотали цикады. Где-то далеко жалобно выл то ли шакал,то ли бездомный пёс.
Иуде самому захотелось взвыть от не заслуженной обиды. Для всех он продажный шакал. Предатель.
Они все : женщины, сопровождавшие Ешу в последнее время, Пётр, Симон, Иоанн, которых он видел, прячась в кустах, во дворе усадьбы - спят под крышей дома Иосифа, а он как бездомный пёс, всеми презираемый, не может даже приткнуться в заброшенном углу двора.
Конечно, он заслуживает такого отношения к себе со стороны своих собратьев.
- Надо потерпеть. Завтра всё изменится. Ешу объяснит им в чём было дело, - успокаивал себя Иуда.
Несколько раз за ночь, чувствуя что засыпает, он заставлял себя встать и ходить, ходить взад-вперёд, в нетерпении поглядывая на восток, где небо всё ещё не собиралось светлеть.
Наконец-то, после долгих хождений и молений укоротить ночь, небо над вершинами дальних гор начало зеленеть, гася звёзды.
Иуда подошёл к скале, протянул руки к плите, закрывающей вход в гробницу, и тут же опустил их, вспомнив, что по установленному закону день начинается с восходом солнца, а оно ещё где-то ночует.
Так что его торопливость напрасна и может навредить Ешу. Час воскрешения ещё не настал, но обязательно настанет. Господь не оставит своего сына. В этом он был уверен непоколебимо.
Когда, красный диск солнца ещё касался вершины дальней горы, Иуда уже стоял у открытого входа, чернеющего внутри непроницаемой тьмой и каким-то пещерным, мистическим ужасом.
Холодные мурашки рассыпались по спине, ноги подкосились и Иуда присел на корточки, не сознавая для чего он здесь, что ему нужно сделать там, в жутковатой тьме, но когда запах мирра коснулся его ноздрей, он пришёл в себя. Там его равви, воскресший Ешу.
Слегка приподнявшись, на полусогнутых ногах, он вошёл вовнутрь.
Когда глаза привыкли к темноте, он выпрямился и увидел что-то белеющее во тьме соседнего помещения.
Осторожно, крадучись, боясь напугать Ешу, он приблизился к неподвижно лежащему телу.
- Ешу, - шёпотом позвал он, - это я, Иуда.
Ешу молчал. По самое горло он был завёрнут в плащаницу. Голова, конечно, была открыта как у всех покойников.
Иуда не один раз присутствовал на похоронах. Левой рукой он нащупал волосы, но когда ладонь коснулась лба, он в ужасе откинул руку, ударившись тыльной стороной ладони о камни стены.
Лоб был холоднее камня на рассвете.
- Он мёртв... - Сердце отозвалось болью, острой как игла. - Он не воскрес. Нет-нет! Не может быть!
Ешу-у!- вскричал он во всё горло.- Ешу, проснись ! Сегодня твой день, ты обещал на третий день... Он настал. Вставай, вставай! Ну чего ты молчишь?
Мой раввуни, ну не молчи...Не молчи, - перешёл он на шёпот, плача. - А может? - Мелькнувшая мысль словно осветила гробницу. Иуда понял, что ему надо делать.
-На свет! На солнце! Да-да, к солнцу, к свету. Ведь в такой тьме ты считаешь что ещё ночь. День для тебя не наступил, - радостно бормотал Иуда, просовывая руки под плечи и бёдра Ешу.
Он не ощущал тяжести тела, оно казалось невесомым.
Иуда опустился на колени и положил тело на пол головой к выходу. Затем ухватив края плащаницы, приподнял Ешу так что его голова легла на полусогнутые колени Иуды и, пятясь назад, вытянул тело наружу.
Солнце уже поднялось, разбросав голубые тени от всего, что возвышалось на земле.
Иуда похолодел, когда отодвинув пряди волос закрывающие лицо и увидев бескровные, плотно сжатые в страдальческой гримасе губы, заострившийся нос, тёмные впадины глаз и восковой налёт на лбу и скулах Ешу, понял, что он ещё не воскрес.
Он до сих пор мёртв. Его раввуни, обещавший воскреснуть на третий день, всё ещё мёртв.
- Плащаница!? Конечно, из-за неё. ..Он запелёнут, скован. Надо освободить его.
Убрать...убрать, - лихорадочно шептал Иуда, вытягивая её из-под обнажённого, белого от порошка алоэ тела. Рука Ешу потянулась вслед за плащаницей.
- Жив!!! Ты жив! - Слёзы отчаянной радости брызнули из глаз Иуды. Он ухватил ладонь Ешу, прижал к щеке холодные вялые пальцы. - Ты ожил... Ты не обманул... Ты воскрес, как обещал. Открой глаза, посмотри на меня.
Но ничто не дрогнуло ни в обмертвелом лице Ешу, ни в застывшей груди, ни в одном его пальце, прижатом к щеке Иуды.
- Мёртв? - Иуду словно оглушило, словно всё в нём внутри онемело, холодное безразличие к происходящему овладело им. Он зачем-то стал аккуратно складывать плащаницу, затем отнёс её в усыпальницу, положив на ложе.
Вернувшись, поднял тело на руки и куда-то понёс. Ноги, подчиняясь бессловесному зову, звучащему в голове, властно вели его к Елеонской горе.
Что-то необъяснимо значащее для Ешу было здесь, на горе, на её крутом склоне, ощетинившимся острыми скалами, где на поляне, окружённой пиниями Илия и Моисей встретились с Ешу.
Пётр видел, что они беседовали с ним. Он уверял, что видел их наяву, не во сне. Как они все ослепительно сверкали, а потом те двое скрылись в облаке. А Ешу запретил ему говорить об этом. Но ему, Иуде, он не мог не сказать.
- Если Ешу окажется на той поляне, то они вернутся и воскресят его.
Неожиданное решение так обрадовало Иуду, что земля вдруг ушла из-под ног, его подбросило и, роняя тело Ешу, он упал на землю. Раздался оглушительный треск и грохот страшнее раската грома.
Земля внезапно разверзлась, обнажив зеленовато-серую каменную стену с тёмной извилистой полосой почвы местами пронизанной белыми волокнами корней поникшей травы.
С остолбенелым ужасом, всё ещё не понимая, что произошло, Иуда увидел как тело Ешу медленно сползало на стену и вдруг стремительно скользнув по ней, исчезло.
- Ешу-у! - Свой вопль Иуда едва услышал сквозь нарастающий грохот за спиной. Он оглянулся. От Елеонской горы прямо на него в клубах пыли стремительно неслась лавина камней.
- Ведь раздавит, - ужаснулся Иуда и смертный страх, окативший ледяной волной, подхватил и понёс куда-то обезумевшее и слепое тело.
Он пришёл в себя, когда тело остановилось, запутавшись в ветвях куста. Странная пугающая тишина стояла здесь в зарослях тамариска. Вдали от Елеонской горы вниз по ложбине тянулась туманная, похожая на дым, полоса жёлто-серого цвета.
- Ешу?!..Там ...Ешу...под камнями...
Напрасно он надеялся, вернувшись к расщелине, отыскать место, где пропал Ешу. Повсюду разбросаны груды камней, от расщелины местами остался неглубокий ров, ноги тонут в пыли.
- Что же было?.. Землетрясение?.. Где он? Где его теперь искать?.. Как же так...О, Господь, как же так. Он твой сын. Зачем же так?..
Он верил, что воскреснет...Воскреснет. - В скорбной улыбке искривились губы Иуды - он понял, что это конец, конец всему, что длилось три года, наполненных, ожиданием чуда, надеждой на свободу и на ближайший приход Царства божьего, непоколебимой верой в мессианство Иешуа.
Всё закончилось и погребено под грудой этих камней. Нет больше Мессии.
Сейчас придут к гробнице братья и увидят её пустой... Что они подумают?.. А что бы ты подумал, окажись на их месте? Что? Ведь мы все верили в его воскресение...
Конечно, он воскрес и вознёсся к Господу, как Илия и Моисей.
Именно так они и подумают и будут ждать его возвращения, но уже вместе с Господом...
Зачем лишать их надежды и веры и не только их, а всех, тех тысяч и тысяч, поверивших в Ешу.
Пусть верят и надеются на его возвращение. Жизнь без веры, что без воды в знойной пустыне.
А как же я?.. Как мне жить без веры?.. Я не смогу... Как можно жить с постоянной болью вины в его гибели...
Я же мог остановить его, сообщив всем о его намерении.
Но я не сказал никому... Я поверил в его и мою с ним миссию...
Она оказалась напрасной. Никто не знает, что произошло, только я знаю один.
Я...один. - Неосознанное предчувствие неотвратимости чего-то зловещего, что он должен совершить, ужаснуло Иуду.
- А вдруг, - его словно обожгло, - я случайно проговорюсь и тогда...Нет-нет, тайна должна остаться со мной.
Я должен умереть и умереть с ней сегодня. Я унесу её с собой ради вас, полюбивших Иегошуа из Назарета.
Пусть он воскреснет для всех вас, поверивших в него как в Мессию.