Приготовление крестов к казни много времени не занимало - пара кованных гвоздей вбитых в перекладину и крест готов.
Кресты разложили на земле так, что основание каждого нависло над приготовленной для него ямой.
К изголовью креста для самозванного царя прибили ещё одну доску с надписью Царь Иудейский-на трёх языках : латинском, греческом и еврейском. Крест его был значительно длиннее и положен между другими крестами.
Смертников раздели донага, чтобы ещё больше увеличить позор рабской казни.
Каждого из них в окружении четырёх солдат подвели к кресту и уложили на спину.
Двое солдат прижали к перекладине раздвинутые в стороны руки, третий, сложив одна на другую ноги смертника, прижал их к столбу, чтобы пригвождаемый не вырывался и не мешал четвёртому точно между косточек в запястьях и в щиколотке вбивать гвозди в дерево.
В напряжённом молчании стояла внизу толпа, оцепенев от бессилия и сострадания к лежащим на крестах сородичам.
Центурион Лонгин буквально физически ощущал волны ненависти и боли исходящие от толпы.
Стоит ей не выдержать, она сметёт всех, раздавит своей массой. Давно он не испытывал страха. Он подошёл к солдатам, сидящим на корточках у крестов и дал команду начать процесс с убийц легионера.
Казнь иудейского царя он решил придержать, на что-то надеясь, возможно на помилование Пилата, хотя знал, что тот никогда не меняет принятого им решения, а может и на непредвидимый счастливый для смертника случай.
Два молота одновременно взметнулись вверх и также обрушились вниз. Звонкий удар металла о металл заглушил дикий вопль боли.
Ему вторит стон толпы. Женщины словно по команде захлестнули покрывалом лица, низко опустив головы. Такое видеть и слышать не для слабонервных.
Лонгин отвёл взгляд в сторону. Ещё дважды утреннюю тишь взорвали ужасающие крики.
- Теперь его, - произнёс обречённо Лонгин, окончательно потеряв тлеющую в душе надежду. Солдат замахнулся молотом, раздался металлический звон, растаявший в мёртвой тишине.
Лонгин опешил, не веря своим ушам. - Неужели мёртв?- первое что пришло в голову. Он шагнул к кресту. Лицо самозванного царя было белее мела, но он был жив : губы его шевелились в неслышном шёпоте, а глаза пристально глядели в небо.
После пригвождения второй руки, а за тем и ступней лицо его лишь искажалось от боли, обнажая стиснутые зубы.
И снова тишина. Немыслимая, чудовищная тишина. Ни единого звука, даже стона.
- Простой человек такое не может. Нет, во истину он святой. - Окончательно убедил себя Лонгин.
Столбы с распятыми с помощью вил с длинными ручками подняли, опустив их концы в ямы и чтобы они стояли вертикально, забили щели между стенками ямы и столбом каменными плитами.
Закончив работу, воины, как это было принято в армейских кругах, приступили к дележу одежды осуждённых.
Талиф царя они разделили на четверых. Разорвав его по швам на четыре части, а хитон, будучи не шитым, а тканным из мягкого верблюжьего волоса, без единого шва, разорвать, значит испортить, они решили разыграть по жребию.
Хитон достался тому, кто забивал гвозди, но владельцем его он был недолго.
Какой-то юноша из толпы вскоре предложил выкупить его, на что владелец незамедлительно согласился.
Лонгин оставил те же три четвёрки воинов у каждого креста для охраны, а сам с центурией вернулся в крепость.
Толпа, затаив дыхание, после каждого удара молотка вслушивалась в странную своей необычайностью и зловещей непредсказуемостью тишину. Такое невозможно! Только мёртвый не чувствует боли.
Желающих смотреть на мёртвое тело при начинающем припекать солнцем, становилось всё меньше. Небольшая группа женщин, дотоле стоявшая поодаль, почти вплотную подошла к Иуде.
Иуда понимал, почему Ешу не чувствует боли ни в руках, ни в ногах - он заставил себя не чувствовать, как и тогда в пустыне не чувствовать голода и жажды.
Это он умел и не только для себя. Об этой своей чудодейственной способности Ешу однажды поведал Иуде.
Но его мучила явно другая боль, судя по выражению лица. С высоты креста он, очевидно, искал в толпе лица своих учеников-апостолов и не находил.
Смертная тоска одиночества буквально сочилась из его глаз, пронизывая сердце Иуды.
Иуда стоял в первых рядах толпы напротив креста. Покрывало плотно облегало его голову, оставив лишь прорезь для глаз.
Он не хотел, чтобы Ешу видел его страдальческое лицо, зная, что тот всегда болезненно реагирует на чужое страдание.
Охранный забор из человеческих тел, щитов, копий и обнажённых дротиков внезапно рассредоточился, чтобы выстроиться в колонну и поспешно покинуть это жутковатое для всех, даже для римлян, место.
Среди подошедших женщин Иуда заметил знакомые лица: Мать Ешу, Марию Магдалину, Сусану, жену Хуза.
Кто-то из распятых попросил пить. Женщины засуетились. Откуда-то появился кувшин. В руке Сусанны мелькнула белая губка и исчезла в горле кувшина вместе с ладонью.
Когда она вынула её, она была багровой и с неё стекали похожие на кровь струйки.
Иуда знал, что для облегчения мук распятым давали вино с добавлением туда крупиц мирры, чтобы помутить им рассудок и уменьшить страх перед смертью.
Сусанна шагнула к римлянам, сидящим у креста и прячущим от солнца головы под своими щитами.
Один из них встал, нанизал на кончик копья поданную Сусанной губку и поднёс его к раскрытому рту осуждённого. Тот ухватил её зубами и стал жевать.
Сусанна подготовила вторую для Ешу и солдат поднёс её к губам распятого. Ешу повернул голову в сторону, выразив явное не желание пить.
Иуда понял, что он предпочитал встретить смерть в полном сознании, ибо он сам призывал её и она была для него желанна.
Но почему он предпочёл смерть на кресте, а не в бою от меча или копья?
Разве он мог забыть, что крестная казнь воспринимается всеми с отвращением, ибо закон Моисея гласит: проклят всяк висящий на дереве.
Теперь для всех израильтян он презренный крестоносец и потому в гневе и презрении будет забыт и отвергнут всеми в Израиле.
Нет, нет, что-то здесь не так. Такое невозможно. Он же не раз предупреждал, что будет распят и через три дня воскреснет.
Это предначертано ему самим господом. Значит так нужно. И его боль и мучения на кресте будут оправданы после его воскресения.
Какие мучения испытывал человек на кресте, Иуда знал со слов Иоарама, зелота из их отряда, снятого с креста после ожесточённой стычки с римской охраной.
Через какое-то время у распятого по рукам пробегает волна судорог, вызывая дикую боль. Грудь парализует и человек ещё может вдохнуть, напрягая живот, но не может выдохнуть.
Задыхаясь, он выпрямляет колени, опираясь о гвоздь, забитый в ступни и едва не теряет сознание от боли.
Но это движение даёт возможность сделать выдох и успеть вдохнуть. Редко кому пришлось длительно выдержать такие мучения.
- И теперь эти мучения для Ешу?! - Ужас охватил Иуду и всё тело его пронзила боль, словно его самого распяли на кресте.
Он отвернулся всем телом, чтобы не видеть агонию умирающего, но подхлёстнутый чувством вины в предстоящей смерти друга, учителя, сломя голову понёсся вниз по склону, прыгая через камни, продираясь сквозь кусты, не соображая куда и зачем бежит.
- Ты убийца! Убийца! - бежал он, проклиная себя. - Зачем я согласился? Зачем послушался его просьбе?
Если он умрёт, я не смогу жить с этим! - И как подкошенный он упал лицом в траву и плечи его затряслись в рыдании.
Потом он долго провожал взглядом каждое, проплывающее над ним облако, надеясь увидеть на нём Иагве, чтобы высказать ему свою горестную обиду на него : - Почему так жестоко поступил со своим сыном?
Ведь Ешу так любил тебя. Он уверял , что ты милосерд, добр, любишь каждого и готов выполнить любую просьбу, раньше, чем попросят.
Иуда вдруг вспомнил Писание, где бог всегда гневлив, жесток, он утопил всё живое, оставив лишь семейство Ноя, сжёг города Содома и Гоморы, устраивал трёх годичные засухи, обрекая на голод, мучил святого Иова.
Кто же из них прав Писание или Ешу?
Ешу...Пророк, Мессия, царь. В памяти замелькало : первая встреча у грека Андрея, дорога на Иордан, крещение...Голубка, трепещущая над его головой и громогласие.
Это же, как я до сих пор не понял, что это сам Иагве в облике голубки и раскаты грома его глас. Что он мог сказать? Пётр предположил, что Господь сказал, что это его сын возлюбленный. Если сам Иагве подтвердил отцовство, Ешу не умрёт. Он воскреснет.
Он умрёт, чтобы воскреснуть. Этим он докажет всем, что он бессмертен и тем самым подтвердит, что он Мессия. И тогда народ поверит в него, поднимется на киттий и сметёт их с обетованной земли.
Иуда внезапно осознал, что иного пути у Ешу не было. Сам Господь указал ему путь к победе через страдания жертвенного агнеца к триумфу воина-Мессии.
У Иуды отлегло на сердце, он успокоился и измученный событиями прошлой ночи и ужасного дня, мгновенно уснул.