За два дня до Пасхи, в четверг, когда вся община собралась во дворе Авеля, в чьём доме ночевал Ешу, Пётр предложил отпраздновать Помазание учителя.
Предложение было воспринято с восторгом, единогласно, включая смущённого такой честью Ешу. Разгорелись споры о месте проведения праздничного застолья.
Последнее слово оказалось за виновником торжества.
- Все вы знаете, где живёт наш первосвященник Иосиф Каиафа. Так вот. Четвёртый дом слева от его усадьбы — дом менялы Иосафата.
Скажите ему - пусть к вечеру организует застолье на 13 человек. Передайте, что это просьба человека, излечившего его сына. Я думаю пошлём Андрея и Филиппа, у них ноги молодые и быстрые.
Чтобы не привлекать внимания рыщущих повсюду римских соглядатаев, поздним вечером, по одиночке, они входили в дом Иосафата и поднимались на второй этаж.
Их ждала просторная комната, заставленная столами и вдоль них лежанками с пёстрыми подушками. Пол был покрыт светлым с голубым орнаментом ковром.
Вдоль стен на полках горело множество светильников, чей свет отражала глазурь кувшинов и чашек для пития вина и воды.
Столы были заставлены мисками с сырами, жареной рыбой, маслом, мёдом, маринованными оливками, финиками, гранатами, сушёным виноградом, пучками иссопа, цикория и пышными пшеничными батонами.
Судя по обилию еды и пития, Ешу понял как искренне благодарен ему Иосафат за лечение его сына.
Каждый входящий в комнату оставлял за порогом пыльные сандалии и осторожно ступал по ковру : ноги у всех были покрыты пылью, устилавшей дорогу от Вифании до Иерусалима, и потому все боялись загрязнить ковёр.
Каждому хотелось омыть ноги, но это было обязанностью раба, но никого кроме них в комнате не было.
Ешу, уловив их стыдливые взгляды на запыленные ступни, встал, и как обыкновенный раб, снял симху и кетонеф, перепоясался полотенцем, налил воду в медную умывальницу.
Первым кому он стал омывать ноги был Андрей. В полном смятении чувств, в жгучем смущении он молча повиновался, даже не пытаясь возразить Ешу.
Омыв его ноги, Ешу бережно вытер их полотенцем. Остальные, следуя его примеру, словно зачарованные, в стыдливом безмолвии следили за омовением ног соседа, не смея остановить Ешу.
Только Пётр заартачился, пряча ноги под лежанку и вопя : - Не позволю! Не позволю! Тебе ли умывать мои ноги?
- Не надо заниматься самоуничижением, Пётр, и самовольством тоже. Волю мою надо выполнять беспрекословно. Если не умою, ты потерян для меня, - с печальной угрозою произнёс Ешу и Пётр покорно подставил ступни под струю воды.
Закончив омовение, Ешу, оделся и возлёг у стола.
- Вы догадываетесь, что я сделал сейчас для вас? Я показал как вам надо поступать друг с другом, как проявлять смирение и самоотречение.
Я показал вам проявление своей любви ко всем вам. И об одном прошу : - Выполняйте всегда мою заповедь любить друг друга. Вы считаете меня уже не только учителем, а царём.
Вы думаете, что я унизил своё царское достоинство мытьём ног рабам своим. Помните - нельзя унизить человека служением другим даже ниже тебя по рангу.
Будьте во всём смиренны. Никогда не притязайте на какие-то особые права, на преимущества только для вас. Если из вас кто-то станет великим, он должен быть самым смиренным.
У меня к вам просьба. Через два дня будет Пасха. Давайте наше застолье отметим как Пасху.
На всё воля божья и нам ли знать что нас ждёт сегодня, а тем более завтра. Для празднования у нас есть всё, кроме агнеца. Но не беда. В Писании разрешается обойтись без него. Согласны?
Все молча кивнули головой. Ешу приподнял кувшин и заполнил вином до краёв большую чашу.
Затем он произнёс короткую молитву : - Благословен Господь наш, сотворивший плоды лозы виноградной. Будь прославлен ты, сохранивший нам жизнь, уберёгший нас и наделившей нас силой дожить до завтрашнего дня.
- Дожить до завтрашнего дня,- повторил про себя Иуда и похолодел. Он понял, что ждёт его в сегодня ночью. Нет! Такое невозможно! Немыслимо! Это безумие! Он не посмеет! Иуда метнул полный отчаяния взгляд на Ешу.
Тот поднял чашу, пригубил и передал, сидящему рядом Петру. Чаша пошла по первому кругу, как было принято пить на Пасху.
Хотя красное вино было по обычаю на половину разбавлено водой, Иуде оно напомнило ливанское, что пил когда-то в Кане.
Видимо хозяин уважает гостя, коли не поскупился на такое дорогое, подытожил свои мысли Иуда, успокоенный явно счастливым видом Ешу.
Как всегда он был обаятелен, ласков со всеми, весел и Иуде сейчас вчерашнее показалось кошмарным сном. Ну не могло же произойти такое?
- Братья мои, - Ешу взглянул в глаза каждому из них и Иуде почудился в его взгляде многозначительный намёк на что-то, доступное только им двоим,
- у меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность за то, что вы согласились отпраздновать со мной наш светлый праздник исхода из египетского плена, нашу Пасху, именно сегодня, ибо завтра я уже не смогу встречать его с вами вместе, пока он не совершится в Царствии Божием.
- А когда это совершится?
- Ах, Андрей, Андрей. Я понимаю твоё нетерпение. Жаль, что ты до сих пор не понял, очевидно, по молодости лет, Царство божие уже в каждом из нас. Оно и в нашей трапезе, ибо вы уже народ избранный Господом нашим.
Разве вы не видите, что начался новый исход уже из римского плена и происходит он через меня и через вас. Но этот процесс требует времени, терпения и даже вынужденного смирения. А пока давайте начнём трапезничать.
После традиционной четвёртой чаши, обошедшей круг, Иуда заметил как помрачнел Ешу. Лицо его осунулось, даже как будто состарилось : появились морщины на лбу, в подглазьях.
Он держал в руках буханку хлеба и, казалось, пристально разглядывал её. Затем осторожно, не спеша, разломал её на куски и протянул возлежащим, уже слегка расслабленным от еды и вина.
- Братья, я прошу вас вспоминать меня всегда, когда будете преломлять хлеб. Вкушая его представляйте меня, мою плоть в образе в коем я стою перед вами.
И когда будете пить вино вспоминайте о моих притчах, моих поучениях вам. Пусть они вливаются вместе с вином в вашу кровь, чтобы вы помнили и чтили их всегда.
Очевидно, никто кроме Иуды не ощутил смрадное дыхание смерти, таящееся в словах Ешу. Холодной волной страха окатило Иуду. Затаив дыхание он не спускал глаз с рук Ешу.
На кусочек хлеба он положил два листочка дикого цикория, затем опустил на него другой кусочек, обмакнутый им в соусе и зажав их тремя пальцами, протянул Иуде.
От его пристального и властного взгляда страх Иуды внезапно улетучился и появилась уверенность в необходимости выполнения предстоящего дела.
- Делай скорее, что должен сделать. - Голос Ешу спокоен и ласков. Иуда поднялся, на ходу дожёвывая куски, и вышел из комнаты. Большинство подумало, что Ешу поручил ему что-то купить.
Городские улицы были всё ещё многолюдны. Постоянно встречались римские патрули. Полная луна, повисшая над городом, высветила храмовые стены и башню Антония, где размещался римский гарнизон.