Война и мир

Андрей Оредеж
Тимофей чуть приоткрыл глаза. Ночная темнота за окном, начала понемногу разбавляться первыми лучиками рассвета. Он дома в своей кровати. В их, с Ульяной, кровати.

«Как рано, надо попытаться снова уснуть», - промелькнуло в голове, - Тимофей закрыл глаза.

Между ног почувствовалось приятное нежное прикосновение.

-Ой, - выдохнул Тимофей,- Ульяна.

Он двинул рукой, но Ульяны рядом не было. Он открыл глаза. Её половина кровати была пуста. Так она, что? Она залезла под одеяло? Тимофей перевел взгляд на себя. Под одеялом, явно кто-то был, и терся о его гениталии. Но это не Ульяна. Это вообще не мог быть человек. Там под одеялом, между его ног, возился кто-то маленький и шершавый.

Из коридора послышались шаги. Наверное Ульяна. Какого лешего она там, бродит по квартире? И кто ж это там, под одеялом!

Тимофею вдруг стало неприятно и страшно. Он резким движением отбросил одеяло в сторону. Прямо на него уставилась морда летучей мыши. Маленькие черные глазки смотрели в его глаза, пронзительно, словно внутрь него. Курносый, похожий на свиной, нос и торчащие вверх уши. Голова чудовища была сантиметров пятнадцать, в диаметре. По всей видимости и сама мышь, примостившаяся между ног, была отнюдь не маленькой.

Тимофей на секунду отвел глаза и посмотрел на окно. Оно было открыто. Теперь понятно, как она попала сюда. Где же Ульянка?

Тимофей ощущал неприятное прикосновение мыши к своим ногам. Отвратительно, отвратительно!

Надо сейчас же, резким движением сбросить её. Но он успел лишь шевельнуть рукой, как мышь открыла огромную пасть, унизанную острыми клыками и издала жуткое шипение.

В следующее мгновение пасть захлопнулась прямо на его мошонке. Бледно голубые трусы, с розовыми цветочками, подарок Ульяны на двадцать третье февраля, окрасились кровью.

Сам не понимая почему, Тимофей не почувствовал боли. Возможно, парализовавший его, шок пересилил боль. Ощущалось лишь покалывание. Он открыл рот, пытаясь закричать. Но изо рта вырвался лишь хриплый стон.

Шаги из коридора приближались и вдруг в дверях спальни возникла фигура крупного мужчины.

На секунду забыв о летучей мыши, начавшей громко чавкать, Тимофей уставился на вошедшего.

Фигура приближалась. Тимофей разглядел поблёскивающую кольчугу, эфес сабли. Шаровары заправленные в сапоги. В руке у вошедшего была булава – шестопер.

Длинные усы и чуб. Серьёзные и пронзительные глаза.

«Тарас Бульба!» - пронеслось в мыслях Тимофея.

Тарас приближался к нему.

-Получай, кацап проклятый! – раздался громкий властный голос и в этот момент шестопер обрушился на голову Тимофея. – Москаляка!

Летучая мышь взвилась в воздух и начала кружить по комнате. Из её окровавленной пасти свисал кусок голубой, с розовыми цветочками, материи.

Удары продолжали сыпаться на Тимофея. Он дико и неудержимо закричал. На этот раз крик был громким.

Был слышен хруст костей, удары по плоти. Глаза заливала кровь. Тимофей попытался закрыть руками голову. Набрав воздух в лёгкие и изо всех сил, так громко, как никогда ещё в жизни, выкрикнул:

-Слава Украине! Слава Украине! Славаааа…

Тимофей резко крутанулся и слетел с кровати прямо под ноги Тарасу.

Голова ударилась о прикроватную тумбочку. Не прекращая кричать, он открыл глаза.

Комната была залита утренним светом. Тимофейлежал на полу, на давно не чищенном коврике. Голова страшно болела от удара о тумбочку и от выпитого вчера. Горло пересохло.

-Заткнись! Заткнись немедленно! – услышал он голос Ульяны, свесившийся с кровати.

-Мышь! Мышь улетела?! – заорал Тимофей и уставился на окно. Окно было приоткрыто, но за ним стояла москитная сетка.

«Она ведь не смогла бы сюда попасть из-за сетки», - мелькнуло в голове.

Тимофей схватился обеими руками за мошонку. Оттянул резинку трусов и осмотрел себя. Всё было на месте. Только сильная ноющая боль охватила всю нижнюю часть его туловища.

-Рехнулся совсем? Спятил! – слышался голос возмущённой Ульянки, - Ты хоть думай что ты орёшь!

-Да, приснилось, блин. Такое приснилось. Ой… ой.

-Так думай, что должно снится, а что не должно!Дебил. Не хрен самогонку жрать на ночь.

-А ты, можно подумать, не жрала.

-Ну я то не ору после этого, «слава Украине» на весь дом. Ты что хохлом заделался? Совсем долбанулся? Или белочка уже?

-Да, приснилось, говорю тебе.

Тимофей медленно встал и поплёлся на кухню. Сон не выходил из головы.

-Надо же какая хрень только не присниться.

Вода из-под крана ударила в нос резким запахом, напоминающим запах псины. Тимофей с горечью вспомнил свежую студёную воду из колодца, которую пил, когда был фермером. От воспоминаний защемило в груди.

Тимофей открыл холодильник, потом шкаф. Выпить ничего не осталось. Он взглянул на часы. Скоро откроется магазин, только денег, кажется, всё равно нет. До получения пособия ещё три дня. Надо как-то продержаться эти три дня.

Шлёпая босыми ногами по грязному линолеуму, Тимофей поплелся в туалет.

Боль из промежности понемногу уходила.Тимофей натянул треники, накинул толстую вязаную кофту и сунул ноги в остроносые модельные ботинки, сохранившиеся от старой, довоенной жизни.

На тумбочке в коридоре взял сигареты и зажигалку. Хорошо, хоть сигареты есть, правда на три дня их точно не хватит.

Собравшись уже выходить, он вдруг, что-то вспомнил и вернувшись подошёл к раскрытой двери в спальню, маленькую комнату их двухкомнатной квартирки.

-Блин, Ульянка, а у нас Гоголя не осталось случайно? Тараса Бульбы?

Ульяна недовольно подняла голову над подушкой.

«Ну точно, будто гадюка», - невольно промелькнуло в голове у Тимофея.

-Точно головой долбнулся. Может тебе ещё «Майн кампф» дать почитать?

-Ну да, да, конечно, - буркнул Тимофей и вышел из квартиры.



Все стены лестничной площадки были изрисованы и исцарапаны буквой Z и другими неприличными надписями и рисунками. На ступенях, кое где виднелись подсохшие собачьи кучки. Из давно забитого отходами мусоропровода, воняло. Полчища мух кружили по воздуху и облепляли закрытые наглухо, пластиковые окна с лопнувшими стеклопакетами.

Выскочив на улицу, Тимофей с удовольствием вдохнул утренний воздух, отдышавшись от смрада лестницы, засунул в рот сигарету и отправился к детской площадке, где с раннего утра сидели двое его приятелей, Славик и Лёха.

-Здорово!

-Здорово!

-О! Сигареты наши пришли.

-Пошли в жопу, это мне на три дня.

-Дай хоть одну на двоих.

-А это что у вас, пиво?

-Ссать будешь криво. Халявщик.

-Да ладно, ладно вот вам сигареты. Дайте хоть глоток. Подыхаю.

-То-то, другое дело, а то курево зажал.

Тимофей с наслаждением приник к пластиковой двухлитровой бутыли.

Пиво было тёплым и кислым, но функцию свою выполнило. Голова, хоть и стала ватной, но боль немного притупилась и переместилась со лба, куда-то в область затылка.

Вернув бутыль, Тимофей ощупал голову. Место ушибленное о тумбочку болело. Назревала шишка.

Все закурили.

-Ччё, Тимоха, с бодуна, что ли?, - спросил Славик

-Да посидели немного, подруга Ульянкина приезжала с мужем. Оксанка, раньше звали, теперь вот имя сменила, теперь она Настя. Вот и отмечали, как бы именины новые. Самогона привезли псковского. У них там дядька гонит. Отменная штука. Только голова с утра что то не своя, - Тимофей провёл рукой по своим седеющим длинным кудрям.- да снится потом всякая хрень.

-Бабы что ли,- заржал Лёха.

-Да нет, летучие мыши.

-А ну это понятно, вчера как раз, по телеку рассказывали, что в Белгородской бешеные летучие мыши на женщин нападают и те потом рожать не могут, - добавил Славик, затягиваясь.

-В Курской мужики всех летучих мышей ещё в том году перебили. Поэтому у них порядок с рождаемостью, - добавил Лёха.

-А я слышал, что перелётных птиц теперь можно весной отстреливать, а то они тоже заразу несут, всё из этих хохляцких лабораторий проклятых, - снова встрял Славик.

-А если её съесть, то не отравишься? – с сомнением спросил Тимофей.

-Кого, мышь? – заржал Славик.

-Да нет, птицу, конечно же.

-Нет если съесть, то ничего. Как вот змей к примеру же едят и ничего.

-Так то китайцы.

-Какой хрен китайцы, на Дальнем Востоке уже и наши фигачат за милую душу. Там уже давно одна китайская кухня.

-Так там и наших-то, походу, давно нет.

-А мы вчера со Славиком тоже отметили. Хотели до понедельника подождать, в понедельник же водка опять дешевеет, но не стерпели. Дорогой купили.

-Чего отмечали-то.

-Да наши там Мариуполь взяли.

-Да походу его ещё три года назад, взяли-то.

-Ну может Мелитополь, я не знаю, какая разница, главное наше всё это теперь, наше! – Лёха выдал барабанную дробь кулаками себягрудь, словно вожак горилл,- Нашеее!

-За спецоперацию! – крикнул Славик и приложился к пластиковой бутыли.

-За спецоперацию! – хором ответили Тимофей и Лёха и потянулись к пиву.



Во двор въехал полицейский джип, за ним темный бронированный грузовик. Машины остановились напротив подъезда, Тимофея. Из грузовика выскочили омоновцы в бронежилетах и касках и рассыпались по двору, держа автоматы наизготовку.

Из джипа вышли двое полицейских офицера и направились в подъезд.

-Чего это тут? – спросил Тимофей.

-Хрен их знает, может ищут кого, - Лёха и Славик переглянулись.

- Давай-ка, свалим-ка,- предложил Лёха.

-Чего вы натворили-то?

-Да вчера букву Z одному пидару на машине нарисовали баллончиком. Так он выскочил, стал матерится, оскорблять. Ну и вмазали ему, пару раз, чтоб лёг.

-Ну за это не заберут. За это скорее его заберут, - усмехнулся Тимофей.

-Ну, мало ли что, вдруг ещё чего всплывет, ну его нах, рисковать.

Лёха и Славик, поднялись и, оставив в руках у Тимофея бутыль с остатками пива, быстрым шагом удалились от площадки и вскоре скрылись за трансформаторной будкой.

Тимофей с удовольствием допил пиво, сунул бутылку в переполненную урну, смачно рыгнул и поднялся со скамейки. Мысли забегали о том, где бы одолжить немного денег, до выплаты пособия и купить сегодня бутылочку водки и хороший кусок колбаски.

Вдруг из подъезда вышли полицейские и вместе с ними Ульяна. Один из офицеров и вместе с ним два омоновца направились к Тимофею.

-Щукин Тимофей Борисович? – спросил офицер.

-Так точно, - улыбаясь, по-военному ответил Тимофей,- а в чём дело?

-Поговори, сука, - пробормотал один из омоновцев и откинув автомат за спину, выхватил резиновую дубинку. Наотмашь ударил Тимофея его по голове. Затем ткнул дубинкой в солнечное сплетение.

У Тимофея потемнело в глазах и подкосились ноги.

-Хватит, -услышал он, - В наручники его.

Полусогнутого Тимофея потащили к грузовику. Слегка подняв глаза, он увидел в окнах своего дома, любопытные лица соседей. Увидел как Ульяну усаживают в полицейский джип. Сильные руки подняли и бросили его на пол грузовика.

Кузов грузовика начал заполнятся омоновцами, заурчал мотор.

-Не вставать,- услышал Тимофей.

И лишь простонал:

-За что?

Кто-то пнул его ногой в голову. Кто-то положил на него ноги как на подставку. Машина тронулась с места.



Ехали недолго.

-Поднимайся, мразь.

Тимофея выволокли из кузова и бросили на асфальт. Потом потащили сначала по двору, потом по коридору какого-то здания. Сняли наручники и толкнули в камеру-клетку. Скрипнула калитка. Громыхнул засов. Тимофей с трудом распрямившись от боли, огляделся. В камере, помимо него прямо на полу, сидел ещё один человек, примерно его ровесник. В зимней куртке, несмотря на то, что за окном было лето, и в вязаной шапке, натянутой почти до глаз.

-Привет, - кивнул ему Тимофей.

Человек не ответил.

Тимофей медленно опустился на пол у стены.

Во всем помещении нестерпимо пахло мочой.

-Какой сегодня день? – спросил сокамерник, хриплым голосом.

-Пятница - ответил Тимофей.

-Месяц, число.

-Июнь, двадцать седьмое.

-Спасибо.

-Давно ты здесь? За что?

-Знак пацифика в подъезде нарисовал, сосед в глазок увидел, позвонил. Два месяца почти уже тут. Сказали, буду сидеть, пока не соглашусь идти на фронт, добровольцем.

-Блин, за пацифик могут приличный срок вкатать.

-Знаю.

-Так может лучше на фронт?

-Не могу, я буддист, такая моя тантра - не брать в руки оружия. А тебя за что?

-Не знаю пока. Вроде ничего не делал. С друзьями во дворе пиво пил. Да мы все патриоты там. Весь двор. Мы уже три года за спецоперацию, топим, до победного, так сказать, весь мир в труху.

-Ну тогда тоже в добровольцы агитировать начнут. У них план по добровольцам.



Сокамерник, к облегчению Тимофея, замолчал.

Говорить было трудно, каждое слово отдавало болью в голову. И в поясницу. Сидеть на бетонном полу вскоре стало холодно, но и стоять было невозможно, ноги не держали.

Так в молчании прошло часа два.



Вдалеке послышался лязг открываемых дверей.

Вошли двое в полицейской форме. Оба, кажется, сержанты.

-Шинкаренков? – рявкнул тот, что выглядел старшим, - надумал?

-Нет, - буркнул сокамерник Тимофея.

-Последний шанс тебе. Отправят в тыл. Оружие не можешь в руки брать, так и не надо. Дрова колоть будешь или ещё там чего.

-Нет.

-Ладно, тогда завтра на суд. Не хочешь в армию, пойдёшь в тюрягу.

После секундной паузы сержант рявкнул:

-Щукин-сукин!

Тимофей вздрогнул, как только понял, что речь идёт о нём.

Второй полицейский отпер клетку.

-На выход, руки за спину.

Они вышли в коридор. На скамейке, Тимофей увидел заплаканную Ульяну.

Она встала и сделала шаг к нему.

-Попозже, дамочка. Церемония прощания попозже будет, - отстранил её сержант.

Тимофей попытался ей улыбнуться, но улыбка причинила резкую боль.

-Тимоша, раскайся, покайся во всём. Тебя простят Тимоша!

-Да я… - попытался что-то сказать, Тимофей, но тычок в рёбра заставил его замолчать.



Сержанты втолкнули его в кабинет.

За столом, спиной к зарешёченному окну, сидел полицейский с майорскими погонами.

Приведшие Тимофея полицейские, усадили его на стул перед столом майора.

-Руки на стол. На виду держать.

Тимофей повиновался. Страх, парализовавший его во время ареста, понемногу прошёл. Его место заняла обреченность и апатия.

-Чего такой невесёлый, Щукин?

Тимофей не ответил.

-А ночью, вон какой веселый был, «Слава Украине!» кричал.

Один из полицейских, стоявших за спиной, ткнул Тимофея кулаком в шею и процедил сквозь зубы:

-Сука, хохол.

-Ладно, ладно, сержант, может это и не он. Может соседям показалось, что рано утром из его квартиры, его голосом кто-то выкрикивал диверсионные реплики? А может и жене его это показалось? Вот у нас её показания. Тут чёрным по белому. Так орал, что всех разбудил.

-Ах это, - Тимофей облегченно улыбнулся, - Так я всё объясню. То был сон. Это приснилось мне. А так-то я патриот, я за президента!

-Сон? Как это?

Тимофей стал серьёзным и чуть подавшись к майору, доверительно заговорил:

-Приснилась летучая мышь, засланная из спец лаборатории, но не одна, а с нею был Тарас Бульба и стал меня такой дубиной железной бить.

Майор что-то чиркнул в блокноте.

-Кто такой этот Тарас? Откуда его знаете?

-Да не знаю… Это… Это… персонаж такой. Это из книги Гоголя, ну и из фильма тоже. Он просто приснился, понимаете?

-Ах Гоголя? Гоголя читаем? А может ещё Шевченко-Короленко?

-Нет, нет. Не читаю. Кино смотрел давно, когда ещёинтернет был. А сейчас нет, конечно. Все украинские книги что были, сдал на макулатуру, как и было приказано. И Евтушенко, и даже Мережковского сдал.

-Мережковский? Кто это? – спросил майор, - да неважно. Фамилия польская, значит правильно, что сдал. Только сдал-то не всё, как выяснилось при обыске.

-Как не всё? Всё! – запротестовал Тимофей.

-Всё? А это что? – в руках у майора появилась зеленоватая затертая книжка. Майор привстал и стукнул Тимофея этой книжкой по голове.

-Читай, кто автор! – закричал майор так, что стены затряслись.

-Зо…За…Зощенко, - проговорил Тимофей.

-Ага, признаёшь! В указе № 3897 пункт 56, подпункт 3, что говорилось: Все книги украинских авторов должны быть сданы на макулатуру. А ты Зощенко утаил. В тот момент, когда страна нуждается в бумаге!

Майор взял исписанный карандашом серо-желтый листок с показаниями Ульяны и потряс перед носом Тимофея.

-Ты хоть представляешь, сколько стоит такой листок! А всё потому, что в тот момент когда вся страна борется за своё выживание, встает с колен, такие гниды, как ты, прячут украинские книги. Это ты оттуда набрался экстремизма?

-Да, нет. Нет это же Зощенко. Он не украинский. Он наш, питерский…

-У наших фамилия на в заканчивается. Даже те, у кого по недоразумению фамилия оканчивалась на о, давно её поменяли. Полтавченков, Матвиенкова!

-Но Зощенко же давно жил, до войны…

Тимофей похолодел и замер. В комнате на несколько секунд воцарилась тишина. Полицейские тоже, замерли и молча смотрели на него. Слышен был щебет воробьёв на улице и жужжание мухи, где-то под плафоном люстры.

-То есть… то есть… я хотел сказать… до специальной… военной… спецоперации, - забормотал Тимофей, опустив голову.

-Даааа, - протянул майор

Полицейские за спиной Тимофея начали качать головами и о чём-то переговариваться. Их слов Тимофей не разбирал. От удара резиновой дубинкой одно ухо было заложено, в голове шумело.



-На пять лет, за слово «война», что является дискредитацией вооруженных сил, ты только что, сейчас, в этом кабинете наговорил. Плюс хранение подрывной литературы, пара лет. Плюс экстремизм, призывы к победе вражеской страны, это тоже лет пять. Итого двенадцать. С хорошим адвокатом десять, если судья будет добрый, то, может быть, восемь.

Тимофей сидел опустив голову.

-Но только на адвоката тебе денег не хватит. Ты же уже год как безработный и живёшь на милость народа, выплачивающего тебе пособие. И ты как отблагодарил свой народ? Из-за чего ты так обозлился на страну?Может из-за того, что ты бывший фермер,и государство изъяло у тебя твой сраный клочок земли в связи с угрозой продовольственной безопасности? И ты так вот решил отомстить за это, нам, всему народу?

-Нет… нет, это не связано…- захлюпал Тимофей.

-Тогда с чем связанно? Может с тем, что ты когда-то в институте учился? Может с тем, что ты умный? Умнее народа? Так мы тоже не дураки и знаем о чем Зощенко писал. Он народ критиковал, власть. Подрывной элемент был. И ты туда-же? Начитался!



Майор встал. Убрал бумаги со стола в ящик.

-Пойдёмте, пообедаем, коллеги, - обратился он к полицейским.

-А с этим что?

Майор немного подумал и положил перед Тимофеем лист бумаги и короткий карандаш.

-А этот пусть пока пишет чистосердечное. Если всё напишешь, Щукин, пока мы обедаем, то я сам буду ходатайствовать перед прокуратурой о смягчении наказания.

Полицейские направились к выходу.

-Сволочь ты бандеровская, - бросил в сердцах на последок один из сержантов.

Дверь лязгнула. Тимофей остался один. Подвинув листок бумаги, начал выводить : Я Щукин Тимофей Борисович, являясь истинным патриотом…»

Вся жизнь промелькнула перед глазами. Майор прав, да он учился в институте, потом с десяток лет работал в разных фирмах, но везде недолго. До первого корпоратива. Так уж получалось. Один раз был даже руководителем проекта, но напился ночью, перед встречей с важным клиентом. Вот незадача.

Потом по дешевке удалось купить гектар земли, на границе с Новгородской. Кредит взял, вагончик притащил, сарай построил. Козочек завели с Ульяной. На своей земле жили. Неплохо вроде, но недолго. Через год, после начала войны, тьфу ты, опять это запрещённое слово лезет, спецоперации, конечно же, предписание пришло, все сельхозземли из частного оборота вывести. Типа из-за санкций и угрозы продовольственной безопасности. «Майор говорит, что я на власть обиделся, нет, не обиделся я. Раз так лучше для страны, разве я могу быть против. Тем более, что компенсацию дали. Небольшую правда, но хватило, чтобы назад в город в свою родную девятиэтажку вернуться. На том спасибо».

Мысли Тимофея прервал звук открывающейся двери.

Он вздрогнул. Что? Уже пообедали?

Но в комнату вошел другой майор. Не в полицейской, а в военной форме.

Тимофей попытался привстать, но майор, который был моложе Тимофея лет на десять, похлопал его по плечу.

-Сиди, сиди, сынок.

Майор уселся за стол полицейского, и внимательно стал смотреть на Тимофея.

Затем взял листок бумаги и прочёл начало чистосердечного признания.

-Как насчёт послужить родине, Тимофей Борисович?

-Кто… я?

-Головка от термоядерной ракеты, - заржал майор. Насмеявшись, он продолжил:

-Время нету особо рассиживаться. Обстановка сам знаешь, какая. Три года идёт спецоперация. Три года украинские националисты и бандеровцы взрывают мирные дома, убивают мирных жителей. Сжигают всю инфраструктуру, мародерствуют по всей Украине. Непрерывно атакуют наших военных. С этим надо покончить и для этого предлагаю тебе, Тимофей, написать сейчас заявление и добровольцем контрактником вступить в ряды лучшей армии в мире.

-Да мне тут… это… полиция…

-Не парься. Напишешь заявление и ты полностью под юрисдикцией армии. Дело будет закрыто.

-Но я. Я даже не служил никогда. Я и стрелять, то не умею.

-Не умеешь научим, крепыш, когда-то надо начинать долги родине отдавать. Да ты что же думаешь, что тебя сразу в бой пошлют? Сначала всему обучат, потом на учения поедешь, в Белоруссию. Ну и поспокойней тебе работёнку подберем. Тебе сколько годков, крепыш?

-Сорок четыре.

-Ну если не хочешь, то как хочешь. Говорят, тебе двенадцать годков светит. Так что или в армию или в тюрьму. Выйдешь в пятьдесят шесть, когда всех будут чествовать как героев и страна радостно будет купаться в богатстве и веселье. А ты кто будешь в этой стране? Бывший зек?

-Нет, нет. Я согласен.

-Ну так пиши быстрее заявление. Желаю начать службу по контракту с сегодняшнего числа, нет с завтрашнего, - майор взглянул на часы, - На сегодня мы тебе уже продаттестат не успеем выписать.

-Что ж, сразу в войска? А надо с женой попрощаться. Надо собрать вещи.

-С женой сейчас и попрощаешься, она ведь тут. А вещи все тебе родина даст.

Подхватив заявление одной рукой, а Тимофея под руку, другой, майор выпорхнул вместе с ним в коридор.

Ульяна, увидев их, вскочила со скамейки и поспешила к ним на встречу.

-Три минуты, - скомандовал майор и отошёл в сторону.

-Тимоша, Тимоша, как ты?

-Я, Ульянка, в армию ухожу. Родину, типа это, защищать

-Это правильно, это ты молодец.

-Ну, это, могу погибнуть, я.

-Ну, если так бог даст, что же делать? Весь мир ведь против нас. А президента нашего вон как обижают, что ж мы его не защитим? А если, что, если тьфу, тьфу, убьют, то за меня не беспокойся, мне, сказали, что за тебя деньги хорошие пришлют, говорят, что я голодать не буду.

-Это, наверное, в контракте будет написано, я его ещё не видел.

-Ну так ты там в контракте напиши, побольше, побольше. И ещё вот что, ты напиши, чтобы зарплату твою мне пересылали, тебе то она там зачем. В магазин же там не будешь ходить. Там всё даром.

-Хорошо, хорошо.

-Ты не бойся. Вон сосед, Геша, хоть контуженный, но живой вернулся, и нога почти вся целиком осталась. Зато с медалью, а сколько всего привёз. И из одежды кое-что и тостер.Даже кофемашину трофейную достал. Так что нормально всё, не переживай. Я тоже кофемашину хочу.

Тимофей горько усмехнулся.

-А кофе то где возьмём?

-Ну Гешка с Нинкой желуди жарят, кофе из них даже лучше, и полезнее. Да не важно это. Конечно, шучу я, не за кофе воюй, за родину.

-Ладно, пора, - скомандовал майор.

Тимофей и Ульяна неловко чмокнулись в губы и разошлись в разные стороны.



Майор вывел Тимофея во двор и кивнул на «Уазик -буханку»:

-Садись, крепыш, пойду ментам скажу, что ты теперь военный.

Он пошел к стоявшим в стороне полицейским с заявлением Тимофея. С полминуты они о чём то поговорили.

Рядом с полицейскими Тимофей заметил своего сокамерника-буддиста. Тот стоял с ними, как с равными и курил.

Так и не поняв, почему буддист здесь, а не в камере, Тимофей уселся в буханку.

-Здорово, - поприветствовал его круглолицый водитель в форме с погонами прапорщика, -что, брат, повоюем?

-Повоюем.

-Волосню то, придётся состричь.

-Сострижём.

Майор вернулся в машину. Водитель завел мотор и «Буханка» плавно выехала из ворот полицейского участка.













Через три дня, пятьдесят новобранцев, одетых в широкую, у всех на один размер военную форму высадили на полустанке и сопровождавшие их, несколько офицеров, велели строится. Коротко остриженный Тимофей, спрыгнул со ступеней вагона и встал в строй вместе с остальными. Голова кружилась, слегка подташнивало. Двое суток, которые контрактники тряслись в поезде, они накачивались спиртом, проданным им проводником. Все проездные деньги, выданные военкоматом, были потрачены на этот спирт и на пиво, которое удалось купить на станции, где-то за Брянском.

Разного возраста, телосложения и роста, все они казались одинаковыми, с короткими стрижками и в широкой, у всех одного размера, тёмно-зелёной форме. Поодаль от полустанка виднелись два трёхэтажных дома из белого кирпича, какие-то сараи.

Рядом с Тимофеем стоял молодой, азиатской наружности парень, от которого воняло, будто бы из уличного туалета, что стоял за вагончиком у Тимофея, когда тот был фермером. Запах напомнил то короткое счастливое время. Потом он вспомнил, как санитарные врачи забивали всех его коз и кур, а потом дали им с Ульяной пятнадцать минут на сборы, перед тем как сожгли и вагончик, и туалет, и сарай.

Настроение от воспоминаний испортилось, но потом снова поднялось, когда он вспомнил, как вчера в поезде они слушали выступление президента. Президент говорил, что победа близка и российским фермерам скоро будут давать землю на Украине.

-Ты откуда? – спросил Тимофей парня.

-Дакстан, - ответил парень.

Тимофей покивал головой.

Поезд звякнул сцепками и медленно отчалил.

Как только шум стих, перед строем появился, вылезший из «Уазика», плотного телосложения подполковник. И начал свою напутственную речь:

-Слушайте вы, мрази. Вы контрактники, самая низшая разновидность людей в армии. Усекли?

Вы, суки, пришли воевать за деньги, а значит вам хочется не умереть за родину, как кадровым военным, а получить деньги и свалить домой, к жёнам под бок. Так этого не будет.

Армия теперь ваша жена! Каждый кто дезертирует будет расстрелян на месте. Помните за вами идёт росгвардия, и если надумаете притормозить атаку, то получите хороший чеченский кинжал в жопу. Это пон…



Договорить подполковник не успел. Раздался страшный грохот и одновременно с ним, огромный огненный столб возник на том, месте где он стоял.

«Уазик» упал на бок и вспыхнул. Все офицеры и первая шеренга новобранцев моментально обуглившись попадали на землю. Их одежда горела. Тимофея сбило с ног. От взрыва он моментально оглох. Лишь страшный, всё заглушающий шум в ушах, будто фон телевизора, когда прекратилась трансляция.

Следом прозвучало ещё несколько взрывов. Потом ещё и ещё. Снаряды рвались всюду. Два трёхэтажных дома исчезли в дыму и пламени. Столб огня и дыма поднял в воздух железнодорожную насыпь вместе с кусками рельсов и шпал.

В дагестанца, стоявшего рядом с Тимофеем попало несколько осколков, вперемешку со щебнем.

Он пытался что-то крикнуть, но упал, весь залитый кровью.

Несколько камней ударило в грудь и в живот Тимофея.

От боли потемнело в глазах, затошнило, Тимофей провалился куда-то в черноту и в тишину.



Очухался он довольно быстро. Канонада звучала где-то в стороне. Из пятидесяти новобранцев лишь около десяти шевелились и пытались встать. Одежда на многих дымилась. Слышались крики и стоны.

Кто -то перекрикивал всех. Тимофей обернулся. Это был прапорщик, кажется водитель того подполковника.

Прапорщик был ранен. Лицо и грудь были залиты кровью. Он стоял на коленях, и орал в мобильный телефон.

-Да они по своим бьют! Передай! да это наши, тут новобранцы! Начштаба убило взрывом!Какие бандеровцы! Им досюда не добить! Срочно звони на батарею, чтоб прекратили огонь!



Тимофей оглядел себя. Вроде цел. Посмотрел вокруг. Те кто смог встать на ноги, бежали в поле, залегали в канавах, под кустами. Прапорщик вскочив на ходу громко заорал:

-Кто двигаться может, спасайтесь, прячьтесь пока кто-где! Скоро огонь прекратят!

Подгоняемый этими словами и страхом Тимофей бросился бежать к горящим домам.

За спиной прогремело ещё несколько взрывов, но он в исступлении бежал, даже не думая о том достанут ли его осколки.

От первого дома остался один этаж. Стена была обрушена. Из под груд кирпича торчали чьи-то ноги, пахло горелым мясом, едким дымом, где-то вдалеке, раздавался женский крик, потом затих.

Тимофей вошел в первую попавшую комнату, вернее в то, что от неё осталось. Открыл шкаф.

Повезло. Тут было полно всякой одежды.

Сбросив с себя всю военную форму, даже бельё, он натянул джинсы, и какой-то свитер, прямо на голое тело. Тяжелые, натиравшие ноги, берцы, заменил на новенькие кроссовки, лежавшие в коробке, купленные, наверное, когда-то давно. Кроссовки были ему великоваты, но выбора не было.

Едва он успел переодеться как снова раздался взрыв.Куски бетона и кирпича полетели в Тимофея. Его обсыпало штукатуркой, но ему повезло. Сильно не задело. Стена комнаты в которой переодевался Тимофей тоже обрушилась, за ней бушевало пламя. В это пламя он кинул ворох своей новенькой военной формы.



Выбравшись из дома, он огляделся. Всё было окутано коричневатым дымом. С трудом дыша, Тимофей бросился через развороченное полотно железной дороги к перелеску. Прозвучали ещё два взрыва. Он оглянулся. Весь полустанок, дома, то место где стояли новобранцы, были окутаны дымом.



Через три, а может четыре километра, преодолеваемых, то по полю, то по перелесками, то по дну канав, он остановился. Куда теперь идти? Что его ждёт?

Сориентировавшись, он мысленно определил, где запад. Надо двигать туда. Там должны быть колонны беженцев, их там миллионы, надо затеряться среди них, а там, бог даст, из этой заварухи можно будет выбраться. Эх, знать бы украинский. Ладно, разберемся, главное хгэкать побольше, и говорить шо, вместо что. Может и прокатит.

-Где наша не пропадала, - жалобным голосом проблеял - прошептал он и вновь пустился бегом.



*



Славик открыл глаза. Оглядел комнату. Маленькую комнату – спальню, в квартире Тимофея. Славик взглянул на спящую Ульяну, затем медленно поднялся. Как же хорошо, что не пили вчера. Как это приятно проснутся трезвым, без головной боли и ужасного щиплющего и отравляющего всё существование, запаха во рту.

Поднявшись, он поплелся в туалет. Вода не спускалась, а лишь всё время текла тонким родничком. В туалете стоял застоявшийся смрад.

-Дебил Тимофей, не мог раньше унитаз починить. Я, что ли, теперь должен, - пробормотал Славик, - грёбанный сифон стоит теперь как раньше весь унитаз.

Прошествовав в ванную он умылся и почистил зубы. Зубная щетка, и расческа, это были единственные две вещи, которые он принёс с собой, когда он ушел от своей жены, жившей с сыном в доме напротив, и пришел к Ульянке, через день после того, как Тимоху забрали в армию.

Пройдя на кухню, выглянул в окно. Темень, снег припорошил двор. На детской площадке не посидишь, холодно. Новый год, скоро. А денег блин, нету. Надо где-то занять. Или продать что-то. Славик оглядел кухню. А что тут продать?

Взгляд упал на конверт, лежащий на столе. Внутри письмо. Вчера они несколько раз перечитывали его. Потом ещё Лёха зашел, тоже читал.

Это из-за него Ульянка выхлебала вчера почти весь корвалол и съела полпачки пустырника. Вот и дрыхнет теперь, как подкошенная. Всё из-за этого проклятого письма.

Полгода ни слуху ни духу, от Тимохи, а теперь вот взял, да и письмо прислал. И открытку «Мэрри Крисмас!» Дебил, до Рождества ещё как до Киева по-пластунски. Купается там в роскоши, предатель, а они тут не знают на что закусь купить. Да ещё долбанный новый год на носу.

-Это же надо, с нами сидел на одной скамейке, пиво пил, а оказался кем? Предателем, вот сука, - снова начал бормотать Славик.

Он не заметил, как бесшумно в старом махровом халате, затертом местами до дыр, в дверях кухни появилась Ульяна.

-Что ты там бормочешь? – спросила она. Славик вздрогнул.

-Да вот, письмо хотел ещё раз прочитать. В шоке я. И все пацаны во дворе в шоке будут. А всё из-за чего? Из-за того, что образованный он. В институте учился.

-А что толку-то, что учился,- ответила Ульяна. – Если б не бухал, может и был бы толк. Теперь вон пишет, что не бухает. Теперь наверное эти, блин, устрицы жрёт. И не вспоминает, как мы тут, распродажу на вареную колбасу ждем.

На глаза Ульяны навернулись слёзы.

-Предатель он и есть предатель, - добавил Славик, -Я вот думаю, как же он фермером был? Раз он учёный, у него должно быть руки-то под хрен заточены.

Ульяна не ответила.

-Вот тебе блин, и зарплата военная и пособие по потере кормильца и кофемашина. Столько всего, сука, наобещал, - с горечью выпалила она,- наобещал и предал.

-Ты в военкомат-то писала в этом месяце?

-Как всегда один ответ, на учениях в Белоруссии, в мирное время, из-за несчастного случая, по его собственной вине. Никаких выплат не положено. Теперь понятное дело, почему не положено.



Ульяна подошла к столу, достала письмо. Славик начал разглядывать новогоднюю открытку, крутя её со всех сторон.

Ульяна начала читать вслух:

- …шёл пешком, держась на запад. Украинцы кормили и помогали. Прятали меня. Месяц в подвале скрывался от наших, чтобы не приняли за бандеровца. Бандеровцы же ничем не отличаются от обычных людей, поэтому наши мочат всех, без разбора. Добирался почти три месяца. Сейчас в Польше. Даже не знал, что тут такие хорошие дороги, поля ухоженные, коров полно, другой скотины тоже, города чистые, богатые дома, хорошие машины. Живу в центре для беженцев, здесь ещё и кормят и пособие платят. Поработал у фермера на уборочной, простым рабочим. Купил небольшой электромобиль. Когда в России сменится режим, приеду на нём и заберу тебя сюда. А пока держись там…



Чтение прервал длинный звонок в дверь.

-Кто это в такую рань. Лёха что ли? Может выпить нашёл? – встрепенулся Славик.

Ульяна прошла в коридор и открыла дверь.

Двое омоновцев схватили её под руки и бросили на пол. К голове прижали ствол автомата.

-Не двигаться!

-Вы арестованы!

Ещё двое ворвались в кухню и ударами автоматов сшибли Славика на пол. Руки заломили за спину и к голове, тоже приставили ствол.

-Ладно, ладно, спокойно, усадите их на тубаретки, - раздался командный голос вошедшего в квартиру полицейского офицера.

Офицер отправился на кухню, взял со стола письмо и принялся читать.

Омоновцы притащили Ульяну и Славика в большую комнату и усадили рядом, затем двое встали за их спинами двое других принялись за обыск квартиры.



Ульяна подняла глаза и узнала офицера. Это был тот-же, что приходил тогда, летом, за Тимофеем.

-Ну что, знакомая квартирка, рассадник экстремизма.А всё из-за этого, - полицейский указал на небольшой книжный шкаф, с книжками ещё из тимофеевого детства.

-Нет, нет, - запричитала Ульяна, - тут ничего запрещённого нет.

-Помню, помню. Ещё ваш муженёк, увлекался подобной литературкой. И к чему это привело? Дезертирство, национал-предательство.

-Да я… мы….

-Вы вступили в сговор с национал-предателем и планировали побег в недружественную страну. Я только что всё прочёл. И про падение режима тоже. Вот чего ждёте, оказывается.

В руке у полицейского было письмо Тимофея, которым он помахал.

-Вот тут всё написано. А это значит что? Это по пятнадцать лет, как минимум, с конфискацией, а то и высшая мера. Хорошо, что с почты позвонили, бдительность проявили, а то бы, ищи вас свищи.

-А я то… А мне то за что? Это всё она! – закричал срывающимся голосом Славик, но тут же получил подзатыльник крепкой полицейской рукой в тактической перчатке.

-А тебе за недонесение. Письмо когда получили? Вчера. И что дальше делали? Всю ночь план побега продумывали?

-Нет, ничего не продумывали… - воспротивился Славик.

-Вас выдает, что вы трезвые. Были бы бухие, поверил бы. А вы ни в одном глазу, значит сидели и планировали. Замышляли, как по хитрее родину предать. Но родину не обманешь. Родина похитрее вас будет, - отрезал офицер.

-Ладно,-продолжил он, открыл папку, и убрал письмо Тимофея. Достал оттуда чистый лист желто -серой бумаги и карандаш, и положил на стол.

-Время не буду тратить. В отделение вести, в обезьяннике держать, - полицейский обернулся к коридору, - вот, товарищ майор, полюбуйся, какая сладкая парочка.

В комнату зашел военный майор. Он весело улыбнулся Ульяне и Славику.

-Хотите родине послужить, крепыши, кровью измену искупить ? Не слышу ответа? Отвечать, так точно товарищ майор.

-Мы не при чём, товарищ майор, мы просто письмо получили, - сквозь слёзы прохрипел Славик.

Майор усмехнулся.

-А вот полиция считает, что очень даже при чём. Тебе, крепыш, сколько лет?

-Сорок три, - уныло промямлил Славик.

-Сорок три, а до сих пор добровольцем не записался? Это почему? Не веришь в успех спецоперации? В то время, как наши ребята уже три с половиной года защищают родину от нацистов, а ты в это время живёшь с женой врага народа?

-Я верю, верю, -затараторил Славик, - я за спец… операцию… коварный запад…лаборатории, вооружённые до зубов натовские наймиты… бандеровцы…

-Даже нанесение ядерного удара, мы можем только приветствовать! – выкрикнула Ульяна.

-Отлично, отлично! Они же политически подкованные ребята, а вам бы полицейским, только врагов везде искать, - разулыбался майор, глядя на полицейских, -пишите заявление, коллективное, одно от обоих, бумагу экономить будем. Внизу две подписи.



Славик и Ульяна переглянулись. Его рука потянулась к бумаге.

-Я же женщина? Разве и меня можно на фронт? – спросила она у майора.

-Почему нельзя? -встрепенулся майор, - Женщины у нас в стране равны. Найдём тебе женскую работёнку, полегче, в тылу. Или в разведке. Детей то ведь у тебя нет?

-Нет.

-Значит, раз не родила защитника, сама и пойдёшь родину защищать.

Ульяна согласно покачала головой и когда Славик закончил писать, взяла карандаш и поставила свою подпись.



«Буханка», покачиваясь на ямах, отъехала от подъезда.

За рулём прапорщик. Спиной к лобовому стеклу, лицом к новоявленным новобранцам, майор.

Ульяна и Славик на первом сиденье, а сзади ещё один прапорщик, с автоматом на коленях.

Майор достал сотовый телефон и набрал чей то номер.

-Аллё, привет, военкор. Материал шикарный везу. Про семью новобранцев. Муж и жена, одна сатана. Небывалый дух, подъём. Сам понимаешь. Ну и укажи, какой военкомат, и их наставник мол, майор Кочубеев. Понял?Ну хорошо.

Майор удовлетворённо убрал телефон.

-Товарищ майор, - робко спросил Славик.

-Ну?

Славик покосился на Ульяну, уставившуюся в окно на магазин, мимо которого они проезжали и куда она планировала сегодня, заняв денег у соседки Нинки, отправится, купить бутылку водки чтобы залить горечь от тимофеевого письма.

-Дело в том, что мы, что мы не женаты.

Майор, удивленно посмотрел на них, - и строго сказал:

-Минуточку.

Тут же достал сотовый и снова набрал чей-то номер.

-Товарищ полковник? – майор вытянулся и как будто бы даже привстал, - Такое дело, телевидение надо подключать. Сюжет обалденный. Свадьба добровольцев. Любящая пара решила пожениться перед боем! Полковой батюшка венчает семью патриотов! Украинская гадина дрожит от мужества любящих сердец. Отлично! Отлично! Спасибо товарищ полковник. Служу…

Майор с сияющим лицом посмотрел на Славика и Ульяну.

-Ну, крепыши, скажу я, повезло вам. В телевидение попадёте. Вся страна вас увидит. Ну и счастливый же день у вас. Вы хоть сами то понимаете?



Ульяна и Славик улыбаясь смотрели то, друг на друга, то на майора. В то, что всё это происходит, на самом деле верилось с трудом. Надо же. По телевизору. На всю страну.

-Когда будете речь говорить, перед камерой, скажете, что благодарим нашего наставника, майора Кочубеева. Поняли? Не забудьте. Майор Кочубеев, Ко-чу-бе-ев.



Слова майора вместе с урчанием двигателя, звучали где-то на втором плане, переполнивших их мыслей и надежд на какую-то новую, светлую и удивительную жизнь, в которую они едут.