Эркин, спустившись с топчана, снял с себя рубашку и майку и побежал до туалета. Пока Гули готовила ужин, парень умылся по пояс прямо в арыке, сев на его краю. Затем он побрился, нервничая порезался, прилепив к ранке кусочек от старой газеты, расчесал короткие волосы и вновь оделся. Затем, решительно направился к калитке в дувале, он хотел сам спросить у Зухры, что случилось с его матерью. Он, конечно, был в тревоге и нетерпении, но оттягивал время, ему не хотелось видеться с Зухрой. Пересилив себя, он решительно вошёл во двор к соседям. Зухра стояла под навесом кухни и что-то готовила в казане. Шум от жарки лука и маленьких кусочков мяса, с приправами, не позволил ей услышать, как Эркин подошёл ближе. И когда он окликнул её, она, вздрогнув, обернулась и три раза сплюнула себе за ворот платья.
- Что же ты подкрадываешься, Эркин? Напугал меня! - воскликнула Зухра, глядя на парня и правда испуганными глазами.
- Ассалому аляйкум, Зухра опа. Я не хотел Вас напугать и подкрадываться, словно трус, не имею привычки. Спросить хотел, что случилось с мамой, почему её увезли в больницу? - спросил Эркин, держась за стойку навеса кухни.
Навес и держался на четырёх, наспех отструганных брёвнах из тополя, настил был покрыт рейками и сверху покрыт толем. Рубероид достать было непросто, у Мехри опа навес кухни и крыльцо к дому, где снимали обувь, входя в дом, был покрыт рубероидом, Шакир акя, по случае, на базаре доставал. Батыр искал его на железной дороге, но не нашёл, вернее, не смог купить, это считалось государственным имуществом. Годы тогда были непростые, в Ташкенте тоже нет-нет, производились аресты, но об этом не могли говорить вслух, считая, что лучше промолчать, ведь с властью не поспоришь. Хотя, многие понимали, что аресты зачастую происходили по навету и чаще, виновных, как таковых, не было. Это была закрытая тема, её обсуждали в верхах и то очень осторожно, ведь и там были свои доносчики.
- Я утром зашла проведать Мехри опа, а ей плохо стало. Я побежала за нашим доктором, Зинаида Семёновна вызвала карету скорой помощи, Мехри опа увезли в больницу, а в какую... как же... первую городскую, на Кукче, - ответила Зухра.
Она ещё была зла на Эркина, но его прямой, смелый взгляд подавлял женщину, она говорила и лишь мельком поглядывала на парня.
- Спасибо, что помогли, - собираясь уйти, ответил Эркин.
- Наверное, ты меня винишь, что матери стало плохо, да? Но и ты меня пойми, Эркин! Мумин - мой сын, зеница моего ока, а вы с Кариной так с ним поступили. Сказал бы мне заранее, что вы это... ну... я бы вообще не начинала этот разговор. А что теперь? Вы унизили моего сына! - выговорилась Зухра, гневно посматривая на Эркина.
- Я никого не виню, со свяким может случится. А насчёт меня и Карины, Вы глубоко ошибаетесь. Мы с ней просто учимся в одной группе и всё! Я пойду, поедем с Гули к маме, она тоже волнуется, - ответил Эркин и тут же направился к калитке.
- Конечно... просто учишься ты с ней... я сама видела, как вы учитесь с ней, - глядя вслед парню, пробормотала Зухра и оглянувшись на казан, ахнула, лук едва не пригорел.
Эркин вернулся домой, Гули пожарила картошку с яйцами, мясо долго готовится, да и свежего не было.
- Ну что, скоро будет готово? - спросил Эркин, подходя к сестре.
- Минут десять потушится и будет готово, - ответила Гули.
- Конечно, в больнице тоже кормят, но нужно ещё купить лепёшки, может фрукты... хотя, сорву виноград и яблоки, я быстро... - уходя в сторону виноградника, сказал Эркин.
Но когда, собравшись, они с сестрой выходили из дома, прибежала Зухра, с банкой кислого молока.
- Мехри опа отнесите, а я завтра зайду к ней, привет передавайте, - сказала женщина, протягивая Гули банку.
Поблагодарив её, Эркин и Гули вышли на улицу и пошли к остановке. Приехав в больницу, они замешкались у проходной.
- Если маме было плохо, вероятнее всего, её положили в отделение кардиологии, пошли, спросим там, - уходя по двору к отделению, сказал Эркин.
Молодые люди нашли свою мать в палате, где лежали ещё три женщины. Увидев своих детей, Мехри опа улыбнулась, но подняться не могла, женщина лежала под капельницей.
- Ойижон, как Вы? - спросил Эркин.
Гули заплакала, она никогда не видела мать в таком состоянии.
- Со мной всё хорошо, дети, не плачь, Гули. Доктор сказала, что с сердцем что-то, уколы делают, лекарства дают. Вы бы шли домой, отец с работы придёт, волноваться будет. Дома ни меня, ни вас нет, идите, дети, - сказала Мехри опа, с трудом сдерживаясь, чтобы не встать.
Лежать женщина не привыкла, она не отдыхала даже при головных болях, но так поступала и её мама, и бабушка тоже. Лежать женщинам, у которых семья, считалось неприличным, а если ещё и свекровь со свёкром были, то и вовсе передышки не было.
- Я должен врача увидеть, поговорить с ним, - направляясь к выходу из палаты, сказал Эркин.
Выйдя в коридор, он спросил у медсестры, где можно найти врача и ему указали на кабинет, куда парень и прошёл.
- Здравствуйте, я сын Курбановой Мехри нисо, могу я узнать, что с моей мамой? - спросил Эркин, войдя в кабинет.
- Курбанова поступила сегодня, у неё был приступ сердечный, но не инфаркт, переутомление и переволновалась ваша мама. Я назначила по пять кубов кардиомина и капельно глюкозу. Витамины поколят и успокаивающие таблетки попьёт. Дней пять-семь пусть полежит, а так... ничего серьёзного. А Ваша мама с такой гордостью о Вас говорила, Вы воевали и поступили в ТашМИ? Поэтому я говорю с Вами о состоянии Вашей матери, как с будущим врачом, - сказала женщина, лет сорока пяти, ухоженная, симпатичная, с миндалевидными глазами, с высокой причёской, немного полноватая, но стройная и высокая.
- Да, воевал и поступил, мать есть мать, сами понимаете. Спасибо Вам. Я понял Вас, до свидания, - ответил Эркин, так и не присев на стул.
Он вернулся в палату и присел перед матерью на корточки.
- Прошу Вас, ойижон, ни о чём не думайте, отдыхайте больше, ешьте и лечитесь, всё будет хорошо, - тихо сказал Эркин, целуя руку матери.
- И вы не волнуйтесь, отцу скажи, что со мной всё хорошо, идите, дети, идите... - кивнув головой, ответила Мехри опа.
Эркин поднялся и попрощавшись со всеми в палате, вместе с сестрой вышел в коридор и быстро спустившись вниз, они вышли за ворота больницы.
- Эркин акя, что доктор сказала? Мама ведь поправится? - осторожно спросила Гули.
- Доктор сказала, что с мамой всё хорошо, ей просто нужно отдохнуть, вот и всё. Пошли быстрее, трамвай идёт! - сказал Эркин, схватив сестру за руку и перебегая с ней через дорогу.
Когда они приехали домой, на улице было сумрачно, Шакир акя был дома, правда, не мог понять, куда подевались все домочадцы. Он только хотел было зайти к Зухре, как во двор вошли Эркин и Гули.
- Эркин? Где вас носит? Мать где? - строго спросил Шакир акя.
Гули застыла, видя, что отец злится. Эркин подошёл ближе к отцу.
- Ассалому аляйкум, адажон, мы с Гули едем из больницы. Маме стало плохо, ей вызывали врача и забрали в больницу, - сказал он, глядя прямо в глаза отцу, лицо которого менялось по мере того, как говорил его сын.
- Что с мамой? Ты видел её? - стараясь сдерживать эмоции, спросил Шакир акя.
Он прожил с Мехри опа двадцать семь лет. Конечно, о любви говорить стыдились, да и поженили их потому, что так решили взрослые. Но Шакир акя был доволен женой, она никогда ему не перечила, а последние годы, по взгляду узнавала, что хочет её муж. В любви, Шакир акя не был изощрённым любовником, да и где бы он этому научился, когда даже прямо смотреть на женщину было неприемлемо и стыдно. Но ласковым он всё же был и ему никогда и в голову не приходило, что есть другие женщины, есть более нежные и умелые, ему этого было не нужно. Он всегда считал, что крепкая семья - это самое ценное, что может быть. Мужественное сердце Шакир акя сжалось от тревоги за жену.
- С ней всё хорошо, отец, я говорил с врачом. Лёгкое недомогание, с сердцем стало плохо, но ничего страшного не случилось, уверяю Вас. Маме просто нужно отдохнуть и подлечиться, дней семь пусть полежит в больнице, - ответил Эркин.
- Да, конечно... ты прав, сынок, мама видимо устала, пусть отдохнёт... Гули, готовь на стол, ужинать будем, - подходя к арыку, чтобы помыть руки и умыть лицо, сказал Шакир акя, вспомнив, как часто она ночами плакала, ожидая весточку от сына.
А когда они сидели на топчане и ужинали, во двор вошёл Батыр. Его тут же пригласили сесть рядом с хозяином, Гули встала и ушла в дом, чтобы не оставаться с мужчинами.
- Эркин, как Мехри опа? Зухра сказала, её в больницу увезли и вы с Гули ездили к ней? - спросил Батыр, после обоюдных приветствий, как и полагалось в узбекских семьях.
Часто, такие условности напрягали, когда спрашивали о здоровье всех родственников, о работе и прочих делах, но так полагалось и все терпеливо, вот так приветствовали друг друга. Со стороны, наверное, было странно наблюдать такие обычаи, но это было проявлением уважения и соблюдения обычаев.
- С ней всё хорошо, Батыр акя. А Мумин что же не зашёл? - спросил Эркин, положив перед Батыром ложку и наливая ему чай в пиалку.
- Мумин уехал на работу, в ночь в Фергану уезжает, а Зухра сказала, что устала, - ответил Батыр, взяв в руки пиалку.
- Угощайтесь. Я, наверное, пойду, утром рано на занятия идти, - сказал Эркин, спускаясь с топчана.
- Спасибо, я только что ел, иди, конечно. Как твоя учёба? Не тяжело? Всё-таки четыре года учебники в руках не держал, - спросил Батыр.
- Ну... на войне как-то не до учебников было. Ничего, я справляюсь, в школе хорошо учился, - ответил Эркин.
В голосе Батыра, Эркин словно услышал иронию. Сам то он не воевал и наверное не представлял, что значит остаться в живых после четырёх лет той жестокой мясорубки. Но Мумин воевал, видать, отцу ничего не рассказывал.
Эркин ушёл в дом, раздевшись, он лёг на свою кровать и положив руки под голову, задумался. В такие минуты, в голове проносились совершенно разные мысли. Перед глазами встал образ Зайнаб, её смущённое личико, наивный взгляд больших глаз. Эркин поймал себя на мысли, что совсем не думает о Карине. Он не слышал, как ушёл Батыр, посидев с отцом минут сорок, как отец позвал Гули, чтобы та убралась с дастархана, сказав, что ночью кошки ходят по двору. Не слышал, как отец прошёл к воротам и закрыл их на засов, затем зашёл в свою комнату и лёг спать, следом и сестра зашла в комнату. Наступила тишина ночи, где-то слышался лай собак, мычала корова, визжали кошки, бегая по крышам, но Эркин уснул крепким сном, с сознанием, что нет войны, что утро настанет и новый день сменит эту тихую ночь.
Утром, первой проснулась Гули, с трудом, задыхаясь от дыма, она разожгла самовар, затем приготовила на стол, чтобы мужчины позавтракали, папа ушёл на работу, брат и она сама, на занятия. Уходя, Эркин закрыл ворота на засов и пройдя через калитку к соседям, вышел через их ворота на улицу. Эркин выходил пораньше, чтобы не опаздывать на первую пару, Гули пешком шла до школы, отец давно уехал на Чорсу.
Эркин поднялся в аудиторию, следом зашли Карина с Нигорой. Парень ловил себя на мысли, что ждёт Зайнаб, не обратив внимания на Карину.
- Эркин? Здравствуй! Ты словно и не видишь нас с Нигорой, - сказала Карина, подойдя к Эркину ближе.
- Привет, девушки! Почему не вижу? Не увидеть таких красивых девушек, невозможно. Тебя кажется Слава зовёт... Зайнаб? Думал, ты сегодня не придёшь, - увидев в дверях Зайнаб и подходя к ней, радостно воскликнул Эркин.
Карина была удивлена, она посмотрела на Зайнаб, на радостное лицо Эркина, ничего не понимая.
- Вот и суть мужчины, вчера одну, типа любил, сегодня другой отдаёт предпочтение. Так себе... посредственность, - подумала Карина, с усмешкой глядя на Эркина и Зайнаб.
Карина не хотела себе признаваться, что тень ревности закралась в её душу, она была уверена, что нравится Эркину, совсем не ожидая увидеть его с Зайнаб.
- Как вчера доехала? Мама, брат, в порядке? - спросил Эркин для приличия и чтобы поддержать разговор.
Зайнаб стояла перед ним, покраснев от смущения, мельком поглядывая на всех присутствующих. Ей казалось, что все взгляды устремлены на неё, девушка была готова провалиться сквозь землю, хотя в данном случае, это был старый деревянный пол.
- Ассалому аляйкум, Эркин акя... да, спасибо, всё хорошо. Простите... но на нас смотрят... - уходя наверх и присаживаясь на место, тихо, словно украдкой, ответила Зайнаб.
- Не знаешь, кто она? - спросила Карина у Нигоры.
- О ком ты? Ааа... Зайнаб? Хорошая девушка, скромная, учится неплохо, а что? Дай угадаю... Эркин... неужели ревнуешь? - усмехнувшись, спросила Нигора, поглядывая на Зайнаб и Эркина.
- Ещё чего! Я что, похожа на влюблённую дурочку? Больно надо... просто спросила, - ответила Карина, недовольно фыркнув.
- Эркин красавчик! И мне он нравится, но в мою сторону он и не смотрит. Такой парень не может не нравится. Ты посмотри на наших ребят? Рустам и Гафур вроде ничего так... а Слава, ну только то, что он сын Виталия Ивановича, а сам... так себе. Хотя, сейчас любой парень на вес золота. А Эркин... повезёт девушке, которую он выберет, - сказала Нигора.
Карина прикусила губу, понимая или осознававая, что совершила ошибку и кажется, потеряла Эркина. А таких парней не просто вернуть, таких терять нельзя, это она поняла, когда тень ревности закралась в её сердце.
А Эркин, сидя рядом с Зайнаб, увлечённо объяснял ей вчерашнее практическое занятие в морге. Она с явным интересом слушала его, её глаза в недоумении расширялись, затем улыбались и она кивала головой, отбрасывая косу за спину, которая непослушно падала вперёд, как только Зайнаб склоняла голову. Карина была уверена, что она красивее Зайнаб, интереснее её. Поправляя густые, волнистые волосы, Карина внимательно смотрела на Зайнаб, пытаясь понять, что же в ней привлекло Эркина.
- Он обиделся на меня за то, что я вчера ушла со Славой, думаешь, эта серая мышка ему нравится? Это он мне на зло делает, чтобы вызвать мою ревность. Ну уж нет... - ответила Карина, склонившись к уху Нигоры.
- И это говоришь ты? Зайнаб красивая девушка, скромная и тихая, не стоит говорить того, о чём потом пожалеешь, - с укором ответила Нигора.
- Да ты что? Ты ж моя подруга, Нигора! А я нравилась Эркину, мы же жили с ним по соседству, я видела, что нравлюсь ему, - обиделась Карина.
- Да что вы там жили? Он ведь без году неделя, как вернулся домой. Три дня и жили по соседству. Оставь их, кстати, очень красивая пара, мне Зайнаб всегда нравилась, у неё отец на фронте погиб, - сказала Нигора, доставая из сумки учебное пособие.
- Отца её, значит, пожалела? Мой отец тоже погиб на фронте, мать и брат у меня на глазах погибли, их растерзанные после бомбёжки тела мне до сих пор ночами снятся! Да лучше бы я сама тогда погибла! - воскликнула Карина, привлекая к себе внимание сидевших в аудитории одногруппников.
- Прости, я не хотела... успокойся! Война была! Понимаешь? И мой брат погиб, и дядя тоже! Но мы выиграли ту страшную войну! Да, ценой многих жизней, но выиграли! А если бы нет? Что тогда? Даже думать об этом не могу... - так же громко, ответила Нигора.
Эркин поднялся и подошёл к девушкам, понимая, что что-то произошло.
- Девушки? Что это с вами? - спросил он, присаживаясь рядом с Нигорой, так как Карина сидела по другую её сторону .
- Ничего, Эркин, так... о войне вспомнили... о тех, кто не вернулся, - ответила Нигора.
- А мы и не должны забывать об этой войне! Мы морального права не имеем забывать о тех, кто остался лежать на полях сражений! Забыть, значит предать память наших отцов и братьев! Уж поверьте, девушки, память о них сохранится в веках, их подвиги будут помнить потомки, о них будут слагаться песни и стихи... - посуровев, произнёс Эркин.
Девушки, застыв, смотрели на него, не в силах произнести ни слова.