СРЫВ
(из "Повести о ненастоящем человеке")
---
Теперь она шла мне навстречу… Правда, чувствовалась какая-то
скрытая неуверенность, когда она как-то странно поправляла на
себе шубку… Нет, не тушевалась передо мной, было видно, но
сомнение ощущалось - в ином рисунке движения рук, походки.
Шаги, такие танцующие обычно, пружинящие, на этот раз будто
сдерживались какой-то мыслью, взгляд её норовил скользнуть
вниз и в сторону...
Визг метропоезда, набиравшего скорость, доносился как сквозь
вату... Мы долго, очень долго не виделись… Я её не ждал.
Старался забыться в делах, считал, что поссорилась именно она
со мною, не наоборот, причём из-за ерунды. Опять вышла из себя
по поводу этой дуры Хельги. Ну ладно было бы выяснять это без
ущерба для дела, где-то в личном пространстве, на кухне, а то
ведь выбрала момент, когда я дал обязательство нескольким сотням
человек из разных городов и даже других стран…
И поначалу всё шло складно: она - Йона со своей страшненькой
башкирской мордочкой, над которой сама смеялась, когда чуть
подкрашивалась перед зеркалом: "мой бывший Саша говорил, красься
не красься, всё равно страшненькая, но такая..."
Вот именно, такая обалденная. Стильная рыжая (крашенная, конечно)
причёска, прямые волосы до плеч, что-то от французской певицы,
обалденная фигурка, про которую недавно на свадьбе одной
женщины сказали: "надо же, дал Бог такую фигурку!", танцующая
походка «балеринки», как с изумлением отмечали все, кто её видел,
особенно один модный пожилой куратор: "такая сексуальная, блин,
аж у меня, старика, всё и везде вдохновляется!"
Летала она в полупрозрачном золотистом искрящемся платье без
лифчика, её взрослый сын говорил, усмехаясь: "эпатируешь ты
публику, мама, ох, эпатируешь..."
При этом она классный координатор арт-проектов, переговорщик,
ей удавалось решать, казалось, нерешаемое, я был просто счастлив,
предвкушая грандиозный успех и в этот раз.
Но перед открытием, дня за три, неожиданно прилетела Хельга. Хотя
я просил её не делать этого - прислала бы свои картины оказией, и
всё. Но она зачем-то опять встрепенулась перед этим памятным нашим
международным фестивалем, будто почувствовала что-то окончательно
ускользающее и отчаялась на последний шанс...
А Йона... Я давно всё рассказал ей, не люблю недомолвок. Поэтому
дипломатичная улыбка чуть тронула её губы, когда Хельга с морозца
вошла в галерею на Таганке, взгляд отстранённый, блуждающий, будто
она не в себе, в руках большой кофр с картинами...
Потом, вечером в этом зале, когда мы обыгрывали сцену перформанса
для открытия, когда Суровый режиссёр раз за разом швырял красную
книгу с тиснёной золотистой бабочкой на обшарпанный стул - первый
том Трилогии Славы Семилетова, "Чрево Фудзиямы", и заставлял вновь
отрабатывать эпизод, - Йона, я подумал, просто устала, когда грустно
сказала: вот побегу, перелезу через забор, скроюсь в зимнем лесу,
меня никто, никто не найдёт…
И вот теперь Йона пропала. На носу открытие фестиваля, её мобильник
не отвечает, я искал её по всей обширной территории, где она могла
оказаться. Но как в воду канула. На её работе, куда я заскочил,
а это было воскресенье, её Центром руководили полусонные вахтёры,
не пропуская никого, кроме редких сотрудников, меня они знали,
сказали, что она не приходила ни в субботу, ни сегодня.
Я изъездил всю округу, обшарил многие помещения и склады, ангары и
подвалы, где она бывала раньше. Люди, её знавшие, пожимали плечами,
я отвечал на удивлённые взгляды, что мобильник, вот, молчит, а нам
вечером надо открывать фестиваль, показывать перформанс…
Конечно, я побывал и в другом городе, её убежище, ключи у меня были,
но там оказалось тоже безжизненно…
Я не был в панике, просто работал, как оперативник при обыске, её сын,
работник МВД, так учил: методично и неуклонно, но время быстро таяло...
Промёрз до самого мозжечка, даже мысли, казалось, посинели, сжались в
дрожащий клубок, декабрь не май. Эмоции превратились в кремень, чтобы
не мешать логике и последовательности действий. Но под вечер, перед
открытием, стало подступать отчаяние. Её нигде нет, как в бездну канула,
я опаздывал к началу…
Суровый дозвонился мне: с ума, что-ли, съехал? Обойдёмся без этого
перформанса с Йоной. Сам приезжай, речь на открытии толкай!!!
Да причём тут перформанс, хотелось сказать мне, пошли вы все! Но я всё
же погнал на очередной попутке с пригородной базы в центр. На 40 минут
опоздал. Мои ребята, как могли, оттягивали начало. Фульга крутила свои
огненные шары, Магер доставал из воздуха разноцветные распускающиеся
цветы, публика с нарастающим напряжением ждала.
Я выскочил к микрофону красно-синий от мороза, произнёс вступительное
слово. Суровый дал отмашку за пультом, зазвучала музыка, поплыли ткани
и мегалиты в руках ребят из Литвы…
…
Прошло месяца три, наступила весна. Ноздреватый снег, скоро начнут
набухать почки… Но сегодня вдруг пошёл обильный и пушистый снегопад…
Теперь капельки растаявших снежинок покрывали волосы, когда я вошёл
в метро…
А тогда, на другой день, я всё же дозвонился ей, выдохнул: слава богу,
ты жива… Она молчала... Потом тускло ответила: спасибо, что ты сказал
именно это… прости меня, что я так поступила... я больше никогда так
не сделаю, вот увидишь… Но сейчас я должна уехать...
...А теперь она шла навстречу мне в метро. Я ещё не знал, какой сюрприз
ждёт меня, что у неё под шубой…
Она косила взглядом чуть в сторону и вниз, приближаясь ко мне…