В то, о чём я вам расскажу, трудно поверить. Вернее, быть того не могло лишь по одной причине: каким образом мой кумир, Михаил Михайлович, вдруг постучал ко мне в дверь в час ночи. Представляете, сам Жванецкий. Что вы на меня так уставились? Да, живой такой, бодренький из себя. Голос бодренький. Неужели непонятно? Кстати, я, видно, был, как и вы, в первый момент... Ошалелый. Вот, и так ко мне запанибратски:
– Впустишь? В туалет надо. Ну, случается.
Я заглянул в глазок. Блин, он с портфелем и на одной ноге. Смотрю, запрыгал к двери напротив. Ну нет, такому не бывать! Быстро открыл оба замка, ну, вы знаете как там у нас, в Одессе.
– Мих-Мих, быстренько. Первая дверь направо.
Миша сунул портфель мне в руки, заскочил, не здороваясь. И..
– Боже, как дома хорошо.
– Ты меня звал! – Проскрипел простуженный голос.
– Нет, это по привычке. Иди лечись. Я скоро. Блаженство. – Раздались водопадные звуки и вздох нескрываемого наслаждения.
Я вошёл в гостиную. Интересно, с кем это он разговаривает. Автоматически ущипнул себя за ляжку. Никак живой. Я здесь на диване с рыжим, из невидано потрескавшейся кожи, портфелем, а Мих-Мих в моём туалете, тоже живой и непонятно с кем беседует.
– Абсюрд! – Проговорил вслух, вспомнив неподражаемое слово от Шурика Ширвинда.
– Ты прав. – Жванецкий окинул комнату безразличным взглядом. – Не нервничай. У меня командировка от Него. – Он указал пальцем наверх. – Чёрт побери! – Он никак не мог справиться с замков в ширинке. – Раньше были пуговицы, не было проблем. А теперь..., твою мать... Ну, слава Богу.
– То-то... – Хриплый голос довольно булькнул.
– Не обращай внимания. Я ненадолго. А ты молодец. Так сразу и запонибратски! Мих-Мих... Так ко мне не обращались. – Жванецкий счастливо улыбнулся. – Научу его (он поднял указательный палец кверху) этому имени. А то только товарищЪ Жванецкий и с твёрдым знаком на конце. Забавно. Забавно... А Вы знаете, рай, там мне койку отвели, примитивен. Думаю в аду веселей и жизнь ярче. Костры повсюду жгут... Неинтересно... отстал от жизни. Раньше кого не встречу, так улыбка девять на двенадцать. А Вы словно кол проглотили.
– Я могу Вам чем-то помочь? Микстуру? Может водки? Шнапса? – На лице явно проступало, придурковатое выражение. О ком это он так, и не верилось в возможность подобной ситуации. Только вот похоронили всей страной. Чуть больше года. Сижу, боюсь моргнуть. Вдруг мираж.
– Какая микстура? Он же Бог! Я ему мозги протёр: не сиди на тучах, старый уже. Хоть бы хны... Да Бог с ним, с Богом. Так о чём это я? Жванецкий отобрал у меня портфель. Верните, моя реликвия. Да... Так он, (палец туда же) говорит не могу иначе к тебе обращаться, как товарищЪ. Тебя почитали больше, чем меня. Я первое время смущался, ощущал себя осьминожкой – прямо сейчас вилкой и в рот. А как же! А потом выторговал командировку. На час. И вот, я снова в Одессе. И такая незадача. Извини.
– С кем не случается. Словом-то балуетесь? Как в раю с чернилами? Машинка заедает или что?
– Так вы тоже по этой части. – Мих-Мих осклабился непритворной улыбкой. – Тоже со словами в домино? Да-да. Похвально. Надо же, только на покой, как тут же и... А поговаривали после меня долго-долго пусто, никого... Берегите слово, дорогой друг, краткость, меткость и другие атрибуты. Кстати, со мной на неделе произошёл конфуз. На одной странице я прочитал своими каракулями написанное:
“Не знаю, может быть, это всё сказки или действительно от Бога, но мы настолько с этим свыклись, что другая жизнь нас уже не удовлетворяет!!!”
– Я где-то это читал, писал, слышал... Не помню. Вас смущает? Что??? – На всякий случай снова больно себя ущипнул: не сон ли это?
– Что что? Я так писать не могу! Одно слово, два, три, в конце концов... А если десять, я разболтался. И вдруг такая тирада. – Жванецкий недоуменно пожал плечами. – Рюмочку шнапса, если не возражаете. Запью... В этом, в раю такая тоска... Птички чирикают, чирикают, чирикают беспрестанно. Не сосредоточиться и, главное, писать не о чем.
– Не гневи меня, отправлю в соседнюю дверь. – Хрипотца голоса потихонечку стала проходить.
– Подумаешь, хуже, чем было, и ты не придумаешь и твой напарник тоже.
Такое впечатление,что эти двое просто пренебрегают мной, как личностью.
Вдруг раздался противный звонок в дверь.
– А Вы популярны по ночам. Пойду открою сам дверь. – Мих-Мих, немного сгорбившись, прибитый навалившейся проблемой, засеменил к дверям. – Лев Николаевич? Какими судьбами? Борода как из пакли, не расчёсана, а Вы как здесь?
– Постой, не тараторь. Где здесь туалет? Софья Анреевна на пол часа отпустила... – Ох, Господи, спасибо за радость, – донеслось уже из-за закрытой рвери.
– Эти русские Боги выше рангом, – прошептал Создатель. – Кто их поймёт?!
Повторный звонок ввёл в ступор. Будильник, твою мать. Сегодня суббота. Кто-то снова лягнул в то же истерзанное бедро. Что за жизнь?!
В холодильнике со средней полки с укором на меня уставилась недопитая бутылка шнапса, оставленная Лёнькой Филатовым. На бедре красовались три синяка: большой жёнин и два от щипков. На столе рыжий портфель, брошенный кем-то после вчерашней попойки. Надо же, а портфель действительно совсем как у Жванецкого, только новенький, с замусоленной ручкой.
Приснится же такое, стукнуло в голову, пока в судорогах не добежал до туалета.