Буксир

Александр Харченко 2
 Жил-был на белом свете не такой уж и маленький; номерной, невзрачный, скромный желтый, - буксир.  Люди называли его просто «роботом», и за это он немножко был в обиде на них. Ну какой же он скажите «робот»? У него и душа и сердце горячее  есть – это его двигатели. Могли бы при рождении назвать немножко и по другому –  «Соколом» или «Ястребом», к примеру. Чем плохое имя? И все-таки впрочем, по большому счету к чему обиды, несмотря на свое неблагозвучное имя, на протяжении своей такой длинной жизни он трудился всегда честно на одном и том же месте.

  И никогда не гонялся за лаврами, их получали другие. И все же была у него не такая уж и маленькая мечта  Ах, как же хотелось выйти на широкий простор, куда - нибудь в дальний рейс, почувствовать крутую волну. Но увы, не суждено буксиру
осуществить свою мечту! В прозе жизни, люди определили ему другое не мене важное место работы. Вот и встречал он в течении навигации большие усталые теплоходы, приходящие из дальних рейсов, помогая швартоваться им к причальной стенке. А сколько работы ему выпадало в конце навигации - уму непостижимо!

 Всех согласно графика, он должен был разместить по своим закрепленным местам, ничего и никого не перепутав. Выставить и  надежно закрепить здоровенные  баржи – коробки, из-за которых даже мачты порой  не видно. Наконец, всё расставлено по своим местам на зимовку, и можно спокойно отдохнуть всем судам  после длинных рейсов. Но только не нашему маленькому буксиру, для него основная работа только начинается.

 Приходила  неприветливая зима с трескучими морозами со льдом до метра. Вот где  теплоходу было очень тяжело, выполнять роль ледокола. Но каждое утро, еще в сумерках, до самого обеда он ломал и ломал лед в районе СЛИПА. А затем затаскивал непослушные  обледенелые тележки в воду, освобождал стоявшие у стенки теплоходы  из ледового плена и подводил бережно к месту подъема. И так теплоход за теплоходом, подъем, спуск, опять следующий подъем, ждать с ремонтом некогда, весна не за горами

 И вновь при каждом жестком ударе об лед, казалось, что вот - вот полопаются у буксира ребра – шпангоуты, и вода сразу же хлынет внутрь, грозя затопить отважное суденышко. К вечеру наконец все стихало. Буксир становился к берегу до следующего ударного дня. Теперь и капитану, с натруженными, уставшими руками, можно, наконец, немного отдохнуть. И понял буксир, что не именем своим, а делами  был славен!
Наступала долгожданная весна. И вновь буксиру нет ни минуты покоя. Застоявшиеся теплоходы, как дикие стреноженные мустанги, нетерпеливо требовали  к себе особого внимания. И мечется вновь буксирчик между ними, услужливо разворачивая им баржи и напутствуя каждого в дальний рейс. А они важно, подав гудок на прощанье, уходили вдаль в навигацию к такому далекому неизвестному горизонту, о котором буксиру приходилось только мечтать. И все же он гордился своей работой: всем он был нужен, все его звали к себе на помощь, порой незаслуженно ругая  за медлительность.

Только летом, когда суда уходили в рейс, он получал небольшую передышку. Теперь уже самого буксира поднимали на СЛИП, и он гордо стоял на тележках, наблюдая свысока за родным ему затоном. Всю зиму  бессчетное количество раз он помогал другим судам становиться на это место, а теперь, наконец, и ему самому выпала такая высокая честь. Пришло и его время лечить старые болячки.  Сварщики старательно выправляли его морщины – вмятины. Слесаря снимали порядочно погнутые  о льды  винты и отправляли в цех на ремонт. Его сердце – двигатель – тоже не оставался без внимания, заботливые руки слесарей выявляли и лечили все его железные болячки. Теперь уже обновленного, пахнущего свежей краской и довольного проявленной  к себе людской заботой, буксир снимали со стапеля в свою родную стихию.

И опять «неожиданная» зима появлялась на пороге. Усталые потрепанные стихией, теплоходы вновь возвращались в свой затон на зимовку. И снова для буксира начиналась большая работа,  скоротечный отдых позади,  впереди  продолжение тяжелых трудовых будней.   
   Такая вот черновая работа, которую кто – то делать ведь был  обязан. И вдруг все разом почему – то резко изменилось. Очень многие теплоходы почему - то перестали возвращаться в свой родной затон на зимовку, пропадая в забугорном направлении за бесценок. Думает невеселую думу старый буксир: «Как грустно, когда затон покидают корабли навсегда не по своей воле"!  Понимая необратимость пришедшего времени, что не суждено им больше швартоваться у родной причальной стенки, родного затона.

А тех еще оставшихся неудачников, буксиру приходилось  очень многих, подводить к СЛИПу в последний раз. Стояли уныло на берегу, терзаемые сварочными резаками от клотика до киля. Суда, не сумевшие вовремя утонуть, потому что были верны своему долгу, теперь пытались понять, почему они вынуждены умирать позорной смертью здесь, на суше, потеряв свое имя, свой экипаж, свой горизонт. И только лишь потому, что людям нужен был металл? И гудели уныло ребра - шпангоуты, сквозь которые  резвясь гулял неприветливый ветер. На палубе вторили им уже никому не нужные провисшие ржавые леера. Имя корабля, его гордость, уже давно было срезано и валялось под ногами у сварщиков ненужным хламом. Теплоход медленно превращался в безликие куски ржавого железа.
 
А наш маленький  буксирчик сегодня  все еще на посту, чувствует уже огромную усталость – возраст дает о себе знать. Шестьдесят четыре года стукнуло старичку - пенсионеру. С годами его механизмы все старели и старели, нового ему уже ничего не ставили. Корпус покрылся сплошными морщинами - вмятинами.  И вода  внутри корпуса появилась, проникая через невидимые трещины. Палуба и надстройка давно уже забыли запах краски – пенсионерам не положено.

 А по ночам над пустынным рейдом, обидно слезятся глаза его прожекторов  и всхлипывает уныло  на ветру его снасти. Черные тени пляшут на воде с фантастическим блеском, и  грустные задумчивые  берега рядом.  Так и стоит он сегодня на своем посту, одинокий, в забытом затоне. А днем солнышко пригревает его погнутые борта, ласковые волны плещутся вокруг, но  натруженные проржавевшие шпангоуты не чувствуют это, болят день и ночь.

 И не ведомо людям, что у маленького буксирчика тоже есть душа.  Есть душа!  Не только лишь одно железо внутри. И, бывает, очень сильно она болит, когда вспоминает безвозвратно ушедших  в небытие людей, работавших на нем Что делать? Вот такая получается сказка, переходящая в прозу невеселой жизни.

 
Ушли в прошлое те времена, когда он в затоне даже баржу не мог развернуть без проблем, от скученности зимующих судов? Никого., Лишь только сердитый ветер метет поземку по пустым причалам затона. Не в силах  теперь уже 64 летнему пенсионеру - буксиру  от старости ломать лед, да этого не нужно делать. Все думали, что он вот - вот утонет, а он на удивление всем еще живет.

 Пройдет еще немного времени, и его вслед за своими друзьями – теплоходами, отправят в последний путь на СЛИП. Порежут  автогеном на куски и превратится он сначала в безликую груду железа в безликой свалке. Прошедшее прошло неинтересно, будущее ничтожно, кончится единственная неприметная жизнь робота.

   Но он высоко  мечтает и точно знает, что  в новой жизни ему обязательно  повезет. Сквозь  огонь и переплавку станет он в будущем ни больше ни меньше флагманским военным кораблем на параде в честь Военно -  морского флота в Кронштадте, или же новым  красивым лайнером с гордым именем на борту!  И пойдет смело  по океанским просторам, которые набросятся на него девятибалльными штормами. Бешенные волны буйно и грозно с рёвом, и  остервенением  от горизонта до горизонта, будут  рвать его могучий корпус. А он наперекор стихии, взметнется гордо на гребень самой высокой волны, к самому небу, и нипочем ему ураганы и ветра, отступающие от него со стоном и грохотом в бессильной злобе.  Буйное,  грозное, вздыбленное и пенистое, с рёвом и сердитым остервенением набрасывающееся на теплоход  и уносящее с собою в морскую пучину все живое. Посражается в будущей жизни с крутым нравом безбрежного океана,


 Узнает его невиданные чудеса,  и будет он вечным пленником океанов и морей.  Потом уймется крутой циклон и побежит искать другую слабую жертву на океанских просторах. Обязательно появится умытая лунная радуга, видимая только единицам.  А потом заискрится в вышине ласковое солнце, любуясь храбрым лайнером. И заиграет бирюзовый цвет на волнах, какого он никогда не видел, отлетая с шумом от острого киля корабля.

 А вдалеке на закате из – за облаков обязательно выйдет широкий зеленый луч, рядом заискриться фиолетовый, переходящий в золотой с ярко  розовым  оттенком. И океан, сдаваясь на милость победителю, заискриться разноцветными радужными цветами. А он все также будет упорно рваться к своему такому долгожданному далекому  голубому солнечному вожделенному  горизонту, а за ним будет следующий
горизонт с новыми испытаниями , и новыми надеждами. И безотчетная радость будет наполнять его новую душу.  И пусть будет путеводной звездой в ночи ему светить призывно далекий приветливый маяк, да старый дедушка – компас и его покровитель – Николай угодник.  Будь же счастлив в новой жизни старый буксирчик!


А я в мечтах буду стоять на красивой – красивой пристани – по имени судьба. И буду молить – молить ее, чтобы этот самый красивый корабль на свете, пристал к моему берегу и увез меня безвозвратно в любые дали, от этого опостылевшего неприветливого берега.