Вера

Mi ameresti come io ho amato te?*
 
Несколько дней назад, на кладбище Флоренции, над одной из могил появился необычный памятник из белого мрамора в виде женщины-ангела, стоящей возле мольберта и держащей в руках кисть. На самом же каменном белоснежном полотне выступает фраза, словно только что нанесённая руками ангела: “ Mi ameresti come io ho amato te?” – «Любил бы ты меня, как любила тебя я?». Тот, кому любопытно читать надписи на надгробьях, смог бы прочитать:
Vera Zvereva
15.05.1968- 11.08.2021

С Верой я познакомился пятнадцать лет назад в момент, когда моё сердце разрывалось от мук расставания со своей любовью. В те дни я ощущал потребность бежать из города, в котором случилась моя драма. Решение отправиться во Флоренцию было не случайным – этот город всегда перешивал меня по швам, заставляя забывать о реальности. Именно в городе лилий, неизменно вызывающем во мне эстетический восторг, я надеялся излечить или хотя бы притушить свою боль. Отправляясь с раненым сердцем во Флоренцию,
я и подумать не мог, что отправляюсь туда на встречу с другим раненым сердцем, Которое, как и я, нуждается в помощи свыше, в помощи свыше. Ирония, но мы и были друг для друга той самой «помощью свыше». Но пока мы об этом не знали…

Мне нужен был проводник по городу, и мой близкий друг предложил контакт своей родственницы, живущей во Флоренции. Она работала в галерее Уффицы искусствоведом. Познакомился я с ней в тот же день, набрав итальянский номер:
– Привет, меня зовут Богдан.
– Привет, а я Вера.
После нескольких приветственных фраз выяснилось, что Вера была бы не против показать мне город и его музеи. Она даже предложила встретить меня на вокзале, сказав, что это лучшее место для начала экскурсии. Я подметил для себя тогда, что у моей новой знакомой довольно сильный итальянский акцент, что свидетельствовало о её долгом проживании в этой стране. Через пару дней я выходил из поезда, прибывшего из Милана, а на привокзальной площади меня встречала Вера.
Первое моё впечатление о ней – инопланетянка! Она была совершенно не похожа на всех известных мне женщин. Высокая, голубоглазая блондинка с вьющимися, упругими волосами, имеющими полную свободу. Они напоминали золотой пшеничный сноп, колышущийся при каждом дуновении ветра. Тонкие черты лица белоснежная кожа, отсутствие косметики, пшеничная копна из волос – во всём этом улавливалось что-то очень естественное и первозданное. Её одежда была в светлых тонах и очень простой, но в тоже время, стильной и даже изысканной. На шее и запястьях Веры я заметил украшения из дерева и кожи, очень похожие на амулеты. У меня возникло сравнение с образом богини из скандинавской мифологии. Но, пожалуй, главное, что бросалось в глаза –  это её манеры. Медленная речь, плавные, красивые движения тела и рук, ослепительная улыбка, мимика – воплощение гармонии и красоты.
Мне казалось, что она сильно контрастировала с темноволосыми итальянцами, особенно, когда говорила на русском языке с сильным итальянским акцентом.
– Я стараюсь сохранить свой родной язык, но год от года он уступает итальянскому, на котором я говорю чаще. Мне приходится строить фразы из полузабытых русских слов, поэтому моя речь кажется затянутой, – словно извиняясь, проговорила Вера.
Мы решили, что сперва просто пройдёмся по старинным улицам города, по дороге решая куда зайти и что посмотреть. Между разговорами об истории города, узнаю, что Вера живёт во Флоренции уже двадцать лет, приехав сюда сразу после окончания института в Москве. Ей сразу удалось найти работу по своей профессии. Вера видела в этом и закономерность, и удачное стечение обстоятельств. Меня поразило, с какой лёгкостью она играла датами, именами и событиями, рассказывая о том, что мы видели. Было очевидно, что её знания истории города были очень и очень глубокими. Прогуливаясь по Флоренции, по местам, где бывал множество раз, я узнавал от моей учёной попутчицы то, что не смог бы рассказать ни один гид. В этот мой приезд, несмотря на поздний ноябрь, погода во Флоренции была замечательная, что делало нашу прогулку по залитому солнцем городу восхитительной, а общение – радостным. К вечеру Вера предложила мне зайти в уютный, дружественный ей ресторанчик на берегу Арно и попробовать знаменитый флорентийский стейк. В ресторане замечаю, что мою попутчицу в нём многие гости хорошо знают и относятся к ней с большим почтением. Мы хорошо провели вечер, болтая обо всём.
– Если хочешь, я могу завтра позвать тебя на прекрасную экскурсию в коридор Вазари, – предложила Вера. – В нём собраны картины многих художников эпохи Возрождения. Уверена, тебе будет интересно.
Это было неожиданное предложение, и я сильно обрадовался:
– Вера, конечно же буду счастлив! Это моя мечта – побывать в этом музее.
Побывав во Флоренции множество раз, мне ни разу не удалось попасть в коридор Вазари. Экскурсии в него организовывались заранее и были редкими, так что оказаться в нём считалось большой удачей.
– За билеты не беспокойся, я всё организую, – с таинственной улыбкой сообщила моя спутница.
Уже находясь в своём номере, я долго размышлял о минувшем дне и поймал себя на мысли, что смог забыть на этот день о своей душевной боли. Боль и переживания растворились в потоке новых ощущений, которые подарили мне Флоренция и моя новая знакомая. Да, впервые за долгое время мне удалось вздохнуть с облегчением и ощутить радость.
На следующее утро я подошёл к коридору, где меня уже ждала Вера. К моему огромному удивлению двери музея распахнулись перед нами без каких-либо билетов, просто по звонку Веры. Служащие коридора тепло поприветствовали мою спутницу, и мы без заминки проследовали по ступеням вверх. Заметив моё смятение, Вера с улыбкой пояснила:
–  Я сейчас воспользовалась своим служебным положением. Коридор является частью галереи Уффицы, а я, как ты помнишь, работаю в ней, отсюда и привилегии.
Как только мы очутились в абсолютно пустом коридоре, увешанном сотнями картин, время перестало существовать, сжавшись в мгновения созерцания искусства. Вера превратилась в хозяйку коридора, с упоением и страстью рассказывающей о каждой картине. Её знания были настолько грандиозными, что я оцепенел от восторга. Всё тот же поток из дат и имён, замешанный на человеческих историях и захватывающих сюжетах из средневековья.
– Вера, как такое вообще возможно? – только и смог выдавить из себя я, потрясённый её рассказами.
– Это же моя жизнь, Богдан. Представь, что этот коридор для меня – всего лишь тоннель, соединяющий далёкое прошлое с настоящим. Я прохожу по нему не метры, как другие, а столетия. С лёгкостью могу преодолеть этот путь в оба направления. Не случайно много лет назад Вера Зверева оказалась во Флоренции, в этом есть какая-то кармическая связь. Я жила в этом городе в прошлых жизнях и оставила в нём что-то очень важное, что мне ещё предстоит найти, поэтому я снова здесь в этой жизни. Иногда, идя в тишине среди картин, начинаю ощущать, что вот-вот получу прозрение и услышу ответ. Наверное, поэтому я и посвятила всю себя картинам, ожидая от них этот самый ответ. Думаю, что такое чувствуют все те, кто изучает творчество великих мастеров. Сугубо эгоистическая позиция – узнать что-то про себя от тех, кто говорит со всем миром посредством красок, холста и своего таланта. Тебе кажется, что я всё знаю, а я же страдаю от того, что всё ещё не вижу ответа, поэтому продолжаю ходить по этому коридору в поисках. Меня считают неплохим специалистом по искусству эпохи Возрождения, а я укоряю себя за слабые знания. Перфекционист, ничего с этим не поделаешь.

Вечером мы снова пошли в ресторанчик и на этот раз говорили только о себе. В этот, уже второй наш вечер,нас интересовали только мы сами. Я рассказал Вере о своём расставании с любимым человеком и о муках, которые испытываю в связи с этим. Она же в ответ поведала историю своей безответной любви. Оказывается, на протяжении двадцати лет она любила единственного мужчину, который не мог быть с ней. Джакомо, так звали её избранника, был известным специалистом в среде учёных, изучающих искусство эпоху Возрождения. И когда-то стал первым человеком, кто покровительствовал молодой русской девушке, взятой в штат сотрудников музея. У неё не было ни единого шанса не влюбиться в него. Сначала он восхитил её своим авторитетом, значением в мире искусства, знаниями, благородством, аристократизмом, а уже потом она почувствовала притяжение к нему как к красивому мужчине. К сожалению, у Джакомо была семья, и их отношения были невозможны. Первое время она пыталась забыться в коротких отношениях с другими мужчинами, но быстро поняла, что никогда не сможет вырвать Джакомо из своего сердца, приняла судьбу женщины, которая до конца своих дней будет просто рядом с тем, кого беззаветно любит. Чтобы быть достойной своей любви, она полностью посвятила себя науке и достигла тех же высот, что и Джакомо. Из рядовой сотрудницы его лаборатории она превратилась в учёного, способного разговаривать с ним на одном языке. Они стали равноценны. Джакомо испытывал к ней уважение, а она продолжала его любить, помня о единственном поцелуе, который он ей подарил.
– Он не мог предложить мне места в своей личной жизни, но мог предложить место рядом с собой в профессии. Мне было этого достаточно, чтобы просто оставаться с ним. В конце концов мы всё же разделили на двоих одну любовь – любовь к искусству.
Я был потрясён историей Веры, и не смог заставить себя в ответ сказать даже слова. Она же продолжала говорить:
– Знаешь, я не просто смирилась со своей участью, я нашла в нашей версии любви преимущества, возможно, это как защита или оправдание невозможности стать женой любимому человеку. Женой ему не стала, но стала самым близким человеком в жизни. Я не делю с ним супружеское ложе, но делю то, что он считает самым главным. «Разве этого мало для счастья?» – подумала я и убедила себя в том, что мы – счастливая пара. Пара странных
учёных, поделивших один мир на двоих. Навсегда. В нашем союзе есть гораздо больше, чем есть в союзах, отмеченных двумя обручальными кольцами. Наш союз воистину заключён на небесах, изображённых на картинах художников Ренессанса. И они же являются нашими свидетелями. Реставрируя их картины по ночам, мы сливались в том самом экстазе, который случается между двумя влюблёнными. И неважно, что этот экстаз – творческий. Это та же гармония. – Вера снова на мгновение замолкла, разбавив моё молчание, словно собираясь с мыслями, и снова продолжила:
– Но я совру, если скажу, что не мечтаю о большем и не жду его. Конечно, жду. Женщина, вожделеющая возлюбленного, всегда будет испытывать надежду, именно это чувство будет придавать ей сил ждать и жить дальше. Я жду и живу дальше. А пока вглядываюсь в полотна уже родных мне художников, с которых я давным давно сняла века и считаю своими современниками. И читаю на них истории, очень похожие на мою. И мне становится легче, что я не одна такая. Завтра в галерее Уффицы познакомлю тебя с некоторыми из них. Кстати, это было приглашение на экскурсию. Ты ведь не откажешь даме эпохи Возрождения в прогулке в её эпоху? – сказав последнюю фразу, Вера звонко и задорно засмеялась.
Это снова было неожиданное предложение, как и предложение посетить коридор Вазари, и я даже не старался скрыть свою радость:
– Вера, ты знаешь хоть одного современного мужчину, способного отказать проводить даму из Средневековья в её эпоху? Буду счастлив!

В эту ночь мне не спалось. Сказать, что я был потрясён тем, что услышал в минувший день и вечер от Веры – ничего не сказать. Её ошеломляющая история вечной любви глубоко тронула моё сердце. Я тут же сравнил её с историями из «Юноны и Авось»  и «Алых парусов». Но то были придуманные истории, а мне же встретилась настоящая. Ещё мне пришли на память слова Паустовского: «Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе „Алые паруса“, то и этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей, тревожащих человеческое сердце призывом к совершенству». Мне захотелось перефразировать сказанное им, имея ввиду Веру: «Если бы мои современники знали историю любви Веры, то этого было бы довольно, чтобы растревожить их сердце призывом к совершенству». И ещё мне подумалось, смог бы я посвятить всю свою любовь одному лишь человеку, отказавшись от любви к другим? И ответил тут же: «Нет, не смог». Но, всё же я услышал этот самый призыв к совершенству, внезапно переосмыслив свою последнюю историю любви, которая стала для меня сейчас драмой. Может, мне не удалось использовать все способы, чтобы сохранить её?

Следующим утром всё случилось точно так же, как и у коридора Вазари –  мы с Верой прошли в музей беспрепятственно, минуя огромную очередь. При входе до меня донеслось доброе приветствие Вере от служащего музея: «Доброе утро, профессор!». Заметив удивление на моём лице, Вера с той же таинственной улыбкой поинтересовалась:
– Разве я тебе об этом не говорила? – и засмеялась. – Ну что же, тогда пойдём в мой профессорский офис пить кофе перед экскурсией.
Меня обуяла гордость и предвосхищение того, что моим гидом по галерее Уффицы станет профессор. Думаю, немногие таким могли бы похвастаться.
И снова часы сжались в мгновения. Вера водила меня по залам галереи, рассказывая невероятные истории, переданные великими художниками , которые мне без неё невозможно было бы услышать. В какой-то момент я очень реалистично почувствовал, что подобно Вере, смог перейти через границу времени и очутился во Флоренции шестнадцатого века, услышал голоса, почувствовал запахи, увидел живые лица.
– Знаешь, почему мне так близки мастера Ренессанса? – вдруг поинтересовалась Вера и, не дав мне возможности ответить, тут же продолжила, – Их искренность, чистота, светлые помыслы и величайшая мудрость, которую они передавали через своё искусство. Используя символы и коды, они рассказывали языком метафор о том, что было очень важно. Язык очень сложный для наших современников, привыкших к простому изложению и пониманию. И, в тоже время, простой и понятный для тех, кто читал картины прямо из-под кисти автора. Когда ты имеешь возможность читать такие картины, вскрывая символы и знаки, то, внезапно, начинаешь слышать голос самого художника. Посмотри на эту картину, что ты на ней видишь и что из увиденного понимаешь? – Вера указала на большое полотно, на котором было изображено множество пеших и конных людей, идущих колоннами.
– Вижу несколько колонн людей, идущих друг за другом из одного конца картины в другой. Они в руках несут оружие и флаги, значит, это солдаты идут на войну, – предположил я.
Услышав моё объяснение, Вера улыбнулась и заговорила снисходительным тоном:
– Дорогой Богдан, тебе сейчас очень повезло – ты смотришь первый мультимедийный фильм в истории человечества, созданный художником шестнадцатого века. Те колонны, которые ты видишь на полотне, на самом деле, являются одной колонной людей, только размещённой художником в разных частях картины и в окружении разных декораций. Художник рассказывает историю похода одного войска, идущего на войну через реки, горы, поля, пустыни. В одном углу картины ты видишь начало похода, который длился целый год, а в другом – его конец. Художник показывает и сезоны года: то помещая колонну в снег, то в осенние пейзажи. На одной картине – целый год событий и сюжетов. Да, это мультимедиа. А теперь посмотри на эту картину, – на этот раз Вера указывала на портрет знатного вельможи, – Что ты видишь?
– Вижу средневекового мужика. Могу предположить, что он богат, учитывая роскошную одежду на нём и богатые интерьеры.
– Вот! – воскликнула Вера. – Ключевая мысль картины: роскошная одежда и богатые интерьеры! На этот раз перед тобой первая нарисованная реклама товара, а вовсе не портрет человека. Художник нарисовал заказной портрет купца, имеющего лавку с тканями. Но основной акцент, как ты можешь видеть, он делает на тщательную прорисовку ткани одежды, в которую одет купец. Ты видишь мельчайшие детали. Ткань настолько реалистична, что кажется, будто она просто накинута на картину. Тебе хочется даже потрогать одежду руками, чтобы ощутить её текстуру. На самом деле, купец на этой картине рекламирует свой товар. Он словно говорит: посмотрите, какая у меня в продаже роскошная ткань. Такой нет ни у кого. Богатые интерьеры, в которых изображён купец, говорят о том, что он очень успешен и богат. У такого действительно может быть хороший товар. Он заявляет на этой картине о себе, как о бренде.
Кстати, картины кисти самого Ботичелли, – как бы между прочим добавила Вера. – Помнишь, я вчера тебе говорила, что у меня есть свои «родные» художники, чьи собственные истории жизни и сюжеты на картинах похожи на мои? – произнесла Вера, подводя меня к картине, на которой была изображена девушка в монашеской накидке.
– Так вот, смотри, перед тобой я, и всё обо мне. –  Вера взяла паузу, словно давая мне прийти в себя, – эта картина очень важна для меня, так как именно с неё началась история моей любви. Она предопределила мою судьбу, дав мне её такой, какой я её сейчас имею. Проще говоря, она стала руководством по моей дальнейшей жизни. Её нарисовала женщина-художница из того же шестнадцатого века. Ты, наверняка, знаешь, что в эпоху Возрождения художниками были мужчины. И лишь за редким исключением – женщины, которые, как правило, подписывали свои картины мужскими именами. Эту художницу зовут Плаутилла Нелли, и на своём полотне она изобразила Святую Екатерину Сиенскую де Риччи. Близко я познакомилась с этой художницей и её картиной почти двадцать лет назад, когда вместе с Джакомо занималась её реставрацией. Тогда я буквально сгорала от любви к нему, ловила каждый его взгляд и каждое его слово. Сперва мне было не до картины, пока она случайно не раскрыла одну тайну, сшившую меня с ней стежком судьбы навсегда. Неожиданно мы обнаружили под слоем краски почти утерянную надпись: «Mi ameresti come io ho amato te?». В переводе на русский она звучит так: «Любил бы ты меня, как любила тебя я?». Мы заинтересовались этой картиной и историей жизни художницы, создавшей её. Оказалось, что Плаутилла была монахиней. Но до того, как ею стать, перенесла сильные муки любви. Она беззаветно любила одного художника, который имел семью и не мог быть с ней. Чтобы заслужить его внимание, она стала рисовать и преуспела в этом, затмив собою неизвестного никому возлюбленного художника. Поняв, что она никогда не будет с любимым, Плаутилла приняла обет безбрачия и стала монахиней. Считалось, что на этой картине Плаутилла изобразила саму себя в образе Святой Екатерины, но после того, как мы нашли её послание, это стало утверждением. Её картина, и эта надпись, стали символическим посланием художницы своему возлюбленному. Возможно, он так никогда и не увидел это послание… – Вера замолчала.
Мне стоило огромных усилий, чтобы не разрыдаться от услышанного прямо у картины. Я в одно мгновение осознал всё, что услышал от Веры за последние три дня. Вернувшись в отель, я всё же дал волю своим слезам, проревев до самого утра.

Вернувшись в Москву, я в первый же день написал sms той, от которой бежал во Флоренцию: «Я по тебе очень скучаю. Я тебя люблю». И тут же получил ответ: «Я тоже тебя люблю».

С Верой мы стали очень близкими друзьями. Я не раз с тех пор приезжал к ней во Флоренцию, и мы снова и снова пересекали границу времени, гуляя по минувшим векам. Однажды поинтересовался у неё:
– Вера, скажи, почему ты вообще согласилась тогда встретится со мной?
– Ты же помнишь, что я девушка эпохи Возрождения? – тут же переспросила меня Вера.
– Конечно, помню! – засмеялся я.
– Так вот, в моём времени во Флоренции были дома, куда приходили люди с разбитыми сердцами. Они говорили между собой, облегчая друг другу страдания, а некоторые даже находили себе новую половину. Своеобразная группа поддержки. Когда мне позвонил Сергей и попросил быть с тобою рядом, он рассказал мне о твоей утрате. Я поняла, что мы с тобой найдём общий язык и поможем друг другу. Так что, когда ты только вышел из поезда, ты и не подозревал, что оказался членом средневековой группы поддержки для разбитых сердец.

Этим летом Веры не стало. Она и Джакомо заразились ковидом. Сначала умерла Вера, а через два дня скончался Джакомо. Вере было пятьдесят три года, а Джакомо – шестьдесят восемь.
 
***

*Mi ameresti come io ho amato te? (ит.) - Любил бы ты меня, как любила тебя я?
 
На фото: Плаутилла Нелли «Святая Екатерина Сиенская де Риччи» / Галерея Уффици, Флоренция