Рассказ солдата
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел во время моей срочной службы в Советской Армии. Наша часть принимала участие в крупных войсковых учениях, проводимых на территории Ленинградской и Псковской областей. Я был в составе экипажа автомобильной радиостанции в должности шофера-электромеханика. Автомобиль радиостанции был мощным и высокопроходимым по бездорожью, но в то же время, соответственно, тяжелым и громоздким.
В один из дней учений в расположение части приехал генерал. Я знал его по фамилии и видел много раз. Наша часть входила в состав войск, которыми он командовал. С ним приехал подполковник. Подполковник часто бывал в нашей части, но по службе я с ним никогда не сталкивался. Вскоре начальнику нашей радиостанции было приказано подготовить экипаж и технику к выполнению специального задания. Буквально в считанные минуты все, что требовалось для самостоятельных действий экипажа вне части, было выполнено. Пришел генерал с командиром части и упомянутым подполковником, поздоровался со всеми и сказал:
– Вам предстоит совершить марш, прибыть в заданный район и поступить в распоряжение офицера – руководителя высадки воздушного десанта. Десантирование решено выполнить посадочным способом с вертолетов. Старшим вашей команды назначается вот этот подполковник. Задача, стоящая перед вами, сложная. Выполните вы ее лишь при высокой организованности и дисциплинированности. Действуйте!
Тронулись в путь. Слова генерала о сложности задания мне не были понятны. Казалось, что может быть сложного в том, чтобы добраться до назначенного пункта в заданное время? Что касается меня – рули куда тебе прикажут и все будет в порядке. Когда садились в машину, подполковник спросил мою фамилию, имя, отчество и, соответственно, представился сам. В последующем он обращался ко мне по имени и отчеству. Мне было приятно, что он обращался со мной как с равным и поделился своей тревогой, что времени на дорогу нам отпущено мало и любые непредвиденные случайности в пути могут серьезно осложнить решение нашей задачи. Рулить, как я наивно думал вначале, оказалось совсем непросто. Дорога была сильно разбитой, давно не ремонтировалась. По этой причине увеличить скорость движения для экономии времени, что являлось на данном этапе главной заботой подполковника, не представлялось возможным. Окружающая местность казалась обезлюдевшей. Изредка встречавшиеся поселения были убогими и ветхими. В одном месте от нашей дороги ответвилась малоезженная грунтовая дорога. Этот путь, по словам подполковника, значительно сокращает расстояние к нашей цели, но нам приказано ехать по той дороге, на которой мы находимся. Продолжаем ехать далее и вдруг видим, что нашу дорогу пересекает колонна движущихся танков. Путь вперед для нас оказался закрытым. Это непредвиденное обстоятельство требовало срочного внесения изменений в план дальнейших действий. Сверившись с картой, подполковник решил ехать прямо по целине до встречи с грунтовой дорогой. Такое решение таило много опасностей, но при благоприятных условиях заметно экономило время. Двигаясь в указанном направлении, без приключений доехали до грунтовой дороги и поехали по ней. Вскоре вдали перед нами появилась высота, господствующая над окружающей местностью.
– Она, – сказал подполковник, – является конечной целью нашего движения.
Ехать пришлось на пределе возможного, потому что время, отведенное нам на дорогу, убывало с катастрофической быстротой. Высота все ближе, но боковым зрением замечаю, что подполковник чем-то обеспокоен. Наконец понимаю, в чем дело. Впереди река и мост. Подъезжаем ближе. Остановились. Река небольшая, но промыла глубокое русло с крутыми берегами в мягком грунте. Ни на карте, ни на местности брода не видно. Мост деревянный и по внешнему виду очень старый. Перед въездом на него знак «5т». Подполковник в задумчивости выходит из кабины и дает распоряжение начальнику радиостанции:
– Экипаж с полной выкладкой и все носимое имущество сосредоточить на противоположном берегу.
Мне велит следовать за ним для осмотра моста. Мост небольшой, метров двадцать пять – тридцать. В настиле несколько дыр. Результат его осмотра неутешителен. На мой взгляд, ехать по нему на нашей машине невозможно – мост старый, а нагрузка на него более чем в два раза превышает допустимую. Такой нагрузки он не выдержит и развалится. Что делать в этой ситуации, я не знаю и по этому поводу своего мнения не имею. Подполковник молчит и о чем-то сосредоточенно думает. Как мне кажется, он пришел к тому же выводу, что и я. Жду его решения. Наконец он говорит мне, что мы не поедем через мост, а «переползем» через него. Мост не выдержит никаких динамических нагрузок. «Переползем» – это что-то новое. Выясняется, что это «новое» является личным творчеством подполковника и состоит оно в том, чтобы въехать на мост и двигаться по нему на минимально допустимой скорости без остановок и рывков. Смысл всего этого в том, что машина медленно накатывается на опору, создавая на нее лишь вертикальную нагрузку. Горизонтальная нагрузка в этом случае, за счет медленного движения, гасится настилом. Я не очень понимаю взаимодействие вертикальных и горизонтальных сил. Подполковник имеет инженерное образование и знает, о чем говорит, но мне от этого не легче. Какие силы, вертикальные или горизонтальные, сгубят этот мост – мне все равно. Важно одно: я смертельно боюсь «ползти» через него. Боюсь-то боюсь, но сказать об этом не могу. Это будет прямым признанием своей трусости и предательством тех хороших отношений, которые сложились между нами. Меня не покидает другая мысль. Подполковник еще достаточно молодой человек, но повидавший в своей военной жизни многое. Судя по его наградным лентам на планке, он участник войны и зря рисковать своей и моей жизнями не будет. Перед тем, как вкатиться на мост, дважды попробовали, как это будет получаться. Обсудили меры предосторожности на всякий случай. Решили ехать с открытой дверцей кабины. Машина у меня хорошая, мотор заданный режим работы держит без сбоев.
Занял исходное положение для начала движения. Жду, волнуюсь. Подполковник, стоя на мосту, спокойным голосом говорит мне:
– Двинулись!
Медленно, медленно накатываюсь передними колесами на мост. Испытываю неконтролируемый панический страх. Внутри все дрожит. В голове стучит: «Сейчас провалимся». Так же медленно продолжаю движение вперед. Что будет, когда машина всей тяжестью окажется на мосту? По пройденному расстоянию вижу, что это уже произошло. По-прежнему весь в страхе. За что мне в мои девятнадцать лет такое жестокое испытание? Пока все спокойно. Мост стоит, потрескивая, и не раскачивается, как я предполагал, из стороны в сторону, а дрожит мелким бесом, таким же, каким дрожу и я. Подполковник впереди, в пяти-шести метрах от меня, все тем же жестом манит меня двигаться вперед, что я и делаю. От напряжения постепенно все тело сковывает судорога. Управлять машиной становится все труднее и труднее. Пальцы крепко сжимают руль. Хочется немного ослабить захват, но я совсем не уверен, что потом вообще смогу держать руль. Аналогичное положение и с ногой на педали газа. Невыносимая боль начинает раздирать все тело. Уменьшить ее можно лишь изменив свое положение за рулем. Однако я твердо знаю, что сделать это, не изменив режима движения, невозможно. С особой ясностью понял замысел подполковника. Постоянство скорости движения – жизнь, ее изменение – катастрофа. Умом понял все, но боль подавляет сознание. Терпеть ее становится просто невозможно. Перед глазами какие-то желтые круги. В отдельные моменты я не вижу ни моста, ни подполковника. Именно тогда, когда, как мне показалось, я окончательно теряю контроль над своим телом и все мысли сосредоточились на том, выдержу ли я эти муки, говорю подполковнику:
– Я немного газану!
Из-за боли я полностью не разобрал его ответа. Уловил лишь часть фразы: «на том свете». Запрет на смену режима движения продолжал действовать, а вот мое сознание начало отказывать. На оставшемся отрезке настила моста я управлял машиной лишь на одной кричащей боли. Команда «Стоп!» прервала мои мучения. Хочется плакать громко навзрыд, не потому, что живой, а потому, что выдержал такое испытание болью. И я плачу. Мне стыдно реветь на глазах всего экипажа, но сдержаться не могу. Все, однако, молчат, а потом начинают занимать свои места в машине. Постепенно и я успокаиваюсь. На свое место старшего машины садится подполковник. Он говорит:
– Поедем прямо по целине. Времени ехать по дороге не остается.
Двигаясь по целине, точно к назначенному сроку приехали на высоту, где нас уже ждали. Моя часть общего задания нашей команды была выполнена. Каким напряжением физических и нравственных сил это далось, я вам рассказал. Теперь меня стал беспокоить вопрос: как отнесутся солдаты роты к моему плачу? Подумаешь, рулил по старому деревянному мосту! Другой сделал бы то же самое без рева. Может быть, и так. Откуда я знаю, как бы поступил на моем месте другой человек?
Наше пребывание на этой позиции было недолгим. К вечеру мы вернулись в расположение части. В роте уже знали о наших приключениях. Связь сработала четко. Думал, сейчас засмеют. Ничего подобного. Более того, некоторые солдаты при встрече даже высказывали одобрение моим действиям и сочувствовали мне по поводу перенесенных трудностей.
По результатам учений мне было объявлено поощрение в виде десятидневного отпуска с поездкой на родину. Формулировка: «За высокое воинское мастерство при выполнении солдатского долга и проявленные при этом решительность и мужество». Родители получили письмо от командования части, в котором было написано, за что конкретно я поощрен краткосрочным отпуском. Мои действия на учениях названы воинским подвигом. Скромность украшает человека, но приезд в отпуск надо как-то объяснить родным, друзьям и знакомым. Делать это самому очень непросто. Письмо из части избавило меня от этого.
Вначале я стеснялся повышенного ко мне внимания. Потом как-то пообвык, а поехав в отпуск, даже сам себя убедил, что совершил настоящий подвиг: поборол себя, преодолев мучительную боль. Почему возникла скованность тела и боль, я не знал и не знаю до сих пор, но уверен, что страх за свою жизнь постепенно как-то отошел на задний план, уступив место переживаниям, связанным с трудностями управления машиной. Вспоминая случившееся, свои ощущения и переживания, понял, что на меня выпало исполнение наиболее трудной части нашего общего задания и подвигнул меня на это старший нашей команды – подполковник. В процессе «переползания» через мост он постоянно находился со мной, внимательно следил за моими действиями, ни на миг не отвлекался на посторонние раздражители. А они, как оказалось, были. При движении из настила моста выпали два бревна. Я об этом узнал потом. Все время я видел глаза подполковника и спокойное выражение его лица. Это успокоило мой страх за свою жизнь и позволило мобилизовать всю свою нервную и психическую энергию на преодоление физической боли. В разговорах об описанном случае вся заслуга «переползания» через мост приписывалась мне и никто ни разу не упомянул о том, что рядом со мной все время находился автор разрешения стоящей перед нами задачи, по-видимому, считая, что это был его воинский долг и служебная обязанность. Да, это так. Выполнить их можно было по-разному. Мне лично кажется, что подполковник совершил больший, чем я, воинский подвиг. Скажем прямо: он принял рискованное решение, вероятность успешного выполнения которого была сомнительной, так как не могла быть оценена ни количественно, ни качественно, и взял всю полноту ответственности на себя. Думаю, он мог этого и не делать, а доложить генералу о нашем затруднительном положении и руководствоваться его указаниями. Связаться с генералом трудностей не представляло, но подполковник на это не пошел. Ведь это были учения с реальным участием войск и поступать в критических ситуациях требовалось так, как на войне. Наше психологическое взаимодействие явилось основой успешного разрешения этой, казалось бы, невыполнимой задачи.
На воинской службе нештатные ситуации, подобные описанной, встречаются часто. Все зависит от умения руководителя держать ситуацию под контролем, как, в частности, это сделал старший нашей команды – подполковник.
Воинская служба у каждого человека оставляет неизгладимый след на всю жизнь, и ею по-настоящему гордятся. И я горжусь своей воинской службой и тем подвигом, который совершил, проходя ее. Служить в армию я ушел зеленым юнцом, а вернулся из армии мужчиной, нашедшим свое место в воинском коллективе, а в последующем и во всей своей жизни.