Кикимора Василиска, что обреталась возле Старобабьего болота, надумала выйти замуж и обзавестись потомством. Женихом был положен леший Игнашка, не замшелый ещё нетопырь, а потому наипервейший буян на Суходолье. Да и сама Василиска ещё полсотни лет не отгуляла в девичестве, если считать по человечьим меркам. Всё пряла по ночам, как и любая из их бесовского рода, заготавливая для работы не только овечью шерсть, но и людскую поросль со спящих не ко времени человеков. Василиска знала себе цену, так как происходила из самоутопленниц по любви из купеческого сословия, поэтому и Игнашку выделила, как самого ветреного из всех знакомых лесных духов. Не успеешь о нём подумать, а он уже тут как тут в одно весеннее дуновение. А уж как лес любит, как доглядывает за каждой осинкой, за каждой вербочкой, любо-дорого посмотреть! Не в пример леснику Ивану Головину из Ольховки, который и сосну на растопку без жалости пустит, если короеда на дереве приметит. А Игнашка нет, Игнашка жука изловит и изведёт, но деревине не даст засохнуть на корню. Хозяйственный и бережливый Игнашка всему, что касается тёмных дел. Из всех леших и лесовиков выделяется. Вот его-то и заприметила Василиска для семейственных нужд. Ну, не лесовика Шишкодрала в мужья брать! Тоже, вроде, из лесной глуши не вылезает, тоже, вроде, на кикимору Василиску свой больший левый глаз положил, но всё равно не та стать. Вечно в лыковых лаптях на босу ногу, весь мохом обросший, и рыжие космы ниже плеч, а что толку? Только ребятню пугать, а нет, чтобы с посвистом да гиканьем путника гонять до полного помутнения в мозгу, или бабу вместе с клюквой в болото заманить одним видом живого корча с головой скворечником! Да, что тут говорить! Игнашка на выдумку лихой, как раз под стать Василиске. Бывало, встретятся на просеке, он не разбери кто, пень пнём на кобыльих ногах, а она синяя старуха на курьих лапах. То-то радости от такой нечаянной встречи, то-то смеху один с другого на весь лес, да так, что ни конный, ни пеший мимо живым не проскочит! Замертво падали от испуга либо заговаривали сами с собой до победного конца. Лет пять, а не то и все десять Василиска с Игнашкой на свиданки бегали. Порой и узнать друг друга стеснялись, все личины на себе испробовали, а сколь народа обочь дороги положили, пока ожениться не надумали! И то, сторонние лешачки да кикиморки следом хороводом ходят. Того и гляди дорогу перебегут кому бы то ни было. Вот на осеннего Егория и решили окрутиться, да по заугольям народ напрасно не пугать. Вся окружная нечисть такой приклад одобрила, тем более, что давно потусторонние свадьбы не затевали и местному народу укорот не устраивали чёртовой свистопляской, равняя воды с землёй, чтоб каждому- любому небо с овчинку казалось.
Болотник Слизень так прямо и сказал лешему женишку Игнашке:
—Свадьбу справим прямо в моей трясине на страх и ужас всей округе. Стол обоснуем одним концом на сухом месте для наземной нечисти, а другой, для мокрохвостой нежити, прямо в болото спустим. Потом-то все перемешаются, но для начала всё должно быть по уставу нашего тёмного воинства. Так что созывай Игнатий гостей со всех волостей.
С волостей, не с волостей, но с ближайшего зарубежья не добрую силу на пиршество быстро залучили. Тут тебе и кика, и мора, и шишимора от берегов Днепра, а следом самопряха с пустодомкой из Полесья. Считай, хоть и дальняя, но самая, что ни на есть, настоящая родня Василиске. Из одного людского корня безвременно усопших, кто просто без причастия и отпущения грехов, а кто и самопальным способом от утопления или в петле.
И со стороны Игнашки всё старые знакомые: шатуны да моховики совместно с лешаками. Тоже в родстве, как ни крути. И с дальней стороны много общих знакомцев насобиралось. Не успели толком и кликнуть, а уже корейские и японские черти, доккеби и они до свету первыми припожаловали, несмотря на расстояния. Да адову племени и сто вёрст не круг. То же самое и еврейским диббукам, которым нельзя ни в рай, ни в ад, ходячим скелетам ветола из самой Индии, китайским гон-гонам в змеиной шкуре. А вот, кто поближе, те по европейской нерасторопности припоздали. К примеру, стригои, то есть, мертвецы из Румынии или же страшные хвостатые бабы хильдры из Норвегии. Однако, вся нечисть успела вовремя. Последними нагрянули ужасные женщины-птицы керы из Греции. Если не считать шотландских табунов келни, невиданных на Руси огромных лошадей с человечьими лицами, да венгерских, с железными клювами цыплят, лидерцов.
Всех родное болото Слизня приветило, всем нашло место по статусу, всех жених да невеста с радостью встречали и принимали дорогие подарки. Несли все, кто что мог. И осязаемую пакость, и костяной хруст, и неизбывную замогильную вонь на потребу местному населению. Надо же окрестного жителя иноземным подарком потешить до полного Кондратия, а то он к местным пугалам привык, так что порой даже и не содрогается от нечистого беспредела.
—Вот, и сами повеселимся, и народ перетряхнём на год вперёд,- потирал мохнатые лапки тот же лесовик Шишкодрал, большой затейник по части гробовой доски для любого путешественника.
—Защекочем до синих пузырей при такой-то могутности,- вторила шишимора Опонаска, разводя ручки-грабельки в стороны, как бы обнимая необъятное.
Да-а, изрядно нечисти привалило на праздник, и тутошних, и тамошних. Вот только монгольскому мангусу от ворот поворот указали. Все знали про чудище прожорливое, которое, ежели чужих не хватало, за своих принимался. Жрал, как наземных людишек, так и своего нечистого брата. По сортам не раскладывал, на первое-второе блюдо не назначал. А если так, то хорошая компания обозначилась. Весёлая, всеядная и без царя в пустых головах, у кого они были. То есть, безмозглые, что твой картуз на вешалке. Кощей с Ягишной за посаженных родителей, а все остальные за свидетелей. Водяной с русалками за дальним концом стола в болотине, барабашка с бабаехой и выводком анчуток на сухом берегу, а что до упырей, вурдалаков, ночниц и прочих злыдней, то где кто пристроился. А вот тяжеловекий Вий, да Лихо Одноглазое особицей, каждый сам по себе, как не артельная нечисть, а словно князья тьмы из самого пекла. Волчьи оборотни с мокрыми кровососами и вовсе отдельно ютятся, каждый со своим угощением, чтоб в одиночку кровушки попить, хоть стол и так ломится от всяких яств. Тут и живые парасюки, и курята непотрошёные, и коров не одно стадо в загоне под рукой, а что до огороднины или арбузной ягоды, то к полному неурожаю на крестьянских полях по осени, если не считать недочёта скотины в хлевах и свинарниках. По уму, так нечистая сила жрать не особо охоча, но отираясь среди человечьего населения, на своих праздниках и шабашах старались показать, что и у них всё как у людей. Мол, и изобилие до рвоты, и веселье через край, и какая свара, то от всей бездушной души. Не зря домовики с пустодомками всю домодельную брагу по избам разобрали и на краю болота в одну запруду слили. Получилось много, целый затон хмельного зелья образовался, а когда туда же ещё и мухомора с бледной поганкой в избытке накрошили, да волчьей ягоды насыпали, то такая окрошка получилась, что мама не горюй по остаткам разума, если хлебать не в очередь. А если кому и этого мало, то хвати башкой о любую каменюгу, чтоб всё перед оком закрутилось, чтобы пошёл плясать раскорякой, если хоть лягушачьи лапки у тебя в помине, а нет, так бей хвостом по болотной жиже, как все водяные твари, гони волну выше берега. Веселись болотный народ и все приглашённые, чтоб ведьмы на Лысой горе завидовали. Так ведь и они на месте не усидят, если праздник во всю ширь развернётся, слетятся косматые на болотные огни, словно мотыли на пламя. А кто устоит, когда сам Слизень болотный вонючий дух посреди ночи поджигать начнёт? Красота небывалая, огни всех цветов до неба, аж чертям жарко будет, особо, если пару деревень подпалить! Но это уже под конец праздника, да и то не всякого. А поначалу-то всё чинно-благородно, всякая нечисть фасон держит, друг перед другом выправкой красуется, мордой в грязь не упирается, обожравшись бледной поганкой пополам с мухомором. Всё, как у людей, но только большего размаха, так как и возможностей будет поболе человечьих. Как-никак сила, хоть и нечистая.
Ко дню свадьбы Игнашка, как и подобает жениху, приосанился. Одел новый армяк приятного болотного цвета со ржавчиной, красным кушаком перетянулся, зелёные свои волосья под горшок обстриг и заодно бороду обкорнал до подбородка, а ходули свои в новые лапоточки обрядил, то есть, по обычаю, правую в левый и наоборот. Глазки как уголья горят, мордой посвежел, безо всякой мшистости по щекам и никакого сухостоя заместо носа и ушей, а мягонькие крендельки и плюшки из лягушачьей кожи. И то сказать! Кого же пугать за свадебным столом? Даже упыри с вурдалаками не особо своим видом угнетают и свирепствуют, одни водяные с глазами навыкат да синюшным оттенком утопленников тоску наводят. Но у них иначе не выходит, как ни рядись под сухопутного, а всё равно без солнца не тот загар, одна слизь да пиявки по тулову.
—Экий ты франт стоеросовый,- заметил жениху лесовик Шишкодрал,- выглядишь на зависть любому упокойнику. У людишек краше только в гроб кладут, а тут тебе любой из наших позавидует. Всё натурально и без прикрас. Твоя кикимора только бы не подвела, а то ихнее сословие переняло моду мукой бледность наводить да свёклой натираться до ядрёности. Глядеть страшно.
—Не боись,- бодро отвечал Игнашка,- Василиска из строгого семейства утопленников. Ни углём, ни сажей не разукрасится. Да к тому ж, не грибников пугать собирается, а готовится со мной к свадебному обряду.
—Это правильно,- одобрил лесной товарищ,- пусть и у светлого народа праздник, пусть сил набираются, а мы ещё успеем покочевряжиться, успеем спесь болотную да удаль лесную во всей красе предъявить.
На том и разошлись с верою в природную красу Всилиски. Да и она не думала терять марку перед гостями. Чисто вымылась с головы до ног, губки, чтоб не болтались в разновес, в одну кучку собрала, глазки, чтоб волосам по бокам головы не мешали струиться, под лобик закатила, тогда как остальной волосяной запас на затылке в крендель уложила да венком из чертополоха придавила, а уж прочие и вовсе за оттопыренные ушки упрятала. Даже острые ноготки на своих оконечностях пообкусывала, чтоб за гостей ненароком не цепляться. Королевна болот, если глядеть издали. Вблизи, правда, всю красоту нос мешал разглядеть. Но кто же, кроме жениха, с молодухой нос к носу столкнётся? Разве, что какая зелёная муха либо жук-навозник. Так ведь их в любой момент языком смахнуть можно, даже если воробей, и то соплёй в полёте перешибёшь! А остальные гости издалека любоваться должны, тем более, что воспитание позволяет и вовсе на чужое не заглядываться, если это своих касается. А поверх-то Василиски красный сарафан до пят, как у девок на деревне. Бабья мода быстро от одной к другой по ветру передаётся, только успевай выкройки перенимать. И тут уже особо не разберёшься, где чистые, а где нечистые. Да всё бабье племя, считай, одним миром мазаны. И самая с виду кроткая может бесом в юбке оказаться, когда ей это надобно.
А на перепончатых ходульках у Василиски блескучие галошики с красной подкладкой внутри. Как раз к свадьбе у одной пастушки одолжила. Да та девка особо и не сопротивлялась, когда без памяти от страха в обмороке таилась. Вот так и случился подарок к свадьбе от земного человека. Всё честь честью и без особого злобствования, считай, полюбовно, так как Василиска пастушке своё старое веретено отдарила.
Когда гости подвалили, то нацелились всем приходом свадьбу справлять три дня, чтоб как у людей в светлом мире. А как же иначе, если многие понаехавшие и пришедшие, все привычки ещё при прошлой жизни переняли? Ведь не вся нечисть исчадие ада, а чуть не половина сквозь насильственную плотскую смерть прошла. Поэтому и держатся за земные ритуалы, как за свои корни. А потому, в первый день и ленты в подарок, и хороводы у сухопутных, и брызги до неба у водяных прямо из-под рыбьих хвостов, и обливание молодых брагой из затона вместо обсыпания сухим хмелем.
Сама Ягишна сказала:
—Всё едино в каком виде дурман, лишь бы по свадебному закону!
По этому правопорядку на второй день веселья Игнашка вывесил нижнюю рубаху Василиски прямо на кол для всеобщего обозрения. Мол, любуйтесь на непорочность невесты. А чтоб как у людей, то весь подол исподницы клюквенным соком изгваздал. И подходили, и любовались на такую картину, хоть многие иноземцы не понимали в чём тут изюмина и загвоздка. Кое-кто из упырей пытался ясность внести, но кто, кроме вампиров, про кровь понятие имел? Та же баба-вамп, понтианак из Индонезии, и та в толк не брала, мол, при чём тут ночная рубаха и та же шея, как самый лакомый в её понимании кусок, далёкий от бабьего подола? Разве что светлый, но неразумный человек.
А потом чашки-плошки, чугуны-горшки, что домовые из чужих хором понатаскали, нечисть в черепки разбивала, заставляя молодуху показать свою расторопность в приборке и опрятности. Опять, не понятно для чего, но по уставу людской свадьбы. Вот ведь зараза обезьянья даже в потустороннюю суть въелась, не вытравить. Но с другой стороны, всё понятно. Ведь ничего нового от себя не придумали, кроме гадости, а вольно погулять, ох, как хочется. Вон, болотник Слизень даже клич бросил:
—Пора молодым одну свечку зажигать на долгую совместную пакость,- и выпустил болотный вонючий газ на волю.
И подожгли молодожёны на дальнем конце болот. Так умеючи подожгли, такой болотный огонь верхом пустили, что людишки потом кряду недели две пожар тушили. А этим-то всё равно, нечисть невидимой стеной свой мир огородили и дальше гуляли, как могли, но не долго. Как раз на третий день невесту и украли. Так своровали, что и через неделю Василискина следа не нашли. Даже Кощей, осердясь, пригрозил:
—Дружки, шаферы и свидетели, не портите праздник! Отдайте кикимору Игнашке, а не то велю Горынычу лес обратить в головешки, а болото в ядовитый пар.
Стали всем нечистым миром невесту искать. С лёту не нашли, тогда и подал свой голос злыдень Молох:
—Это пакостное дело рук лесовика Шишкодрала. Он давно за Василиской ухлёстывал, не раз облизывался, на кикимору глядючи, будто одна такая маруха на всём болоте.
—А помогали ему собратья по духу Микешка да Савушка,- подал доносительный голос бабайка Мухомед, сующий свой нос во всякие прорехи отношений нечисти.
Тот же час всё и прояснилось, так как Шишкодрала со брательниками нигде не обнаружилось, а где искать потаённую компанию, тоже никто не знал.
—Ноги обломаю, но найду злодеев моего счастия,- твёрдо заявил Игнашка и тот же час сколотил сыскную артель из добровольцев.
В следствие к жениху вошли два лешака Авдотий и Савватий, горячий до скандальных дел ведьмак Сопрон, опытный злыдень Молох и знакомая по молодым ещё годам шишимора Спиридония, страшенная с виду, но добрая внутри. Весь нечистый сыск собрался в буераке под корневищем векового дуба. Слово повёл Игнашка:
—Все мы тут с одного поля ягоды,- строго сказал новобрачный суровому собранию,- а поэтому, как один, организуем поиск невесты, где бы то ни было, хоть даже на погосте среди крестов.
—Не будем сразу затевать панихиду,- остановил злыдень заупокойную речь,- тем больше, что кикимора смерти не боится, опасается лишь мужских портков, если по морде,- и он в голос заржал.
—Что правда, то правда,- осуждающе махнула на злыдня рукой шишимора Спиридония,- от чужих штанов мы дервенеем на месте, хуже и дольше, чем от матерного слова. Однако, лучше всего с нашей сестрой совладать, если крест из любых сучков либо веточек на голову наложить, тогда нас бери голой рукой, пока под знамением находимся.
—А кто ж тот крест сложит и на кикимору накинет, если никому из нас нельзя?- разом спросили Савватий с Авдотием.- Это же выше всех адовых сил.
—Не всё так плохо,- возразил опытный ведьмак Сопрон.- К примеру, безголовый упырёк Самоська с этим делом справится, если пообещать ему оберег из змеиных шкур. Давно этого добивается, дитё неразумное, во чреве погибшее без крещения.
—Это верно,- подтвердил и злыдень Молох,- у него и головы нет, одни зубы. От выкидыша произошёл, и сгодился лишь для испуга людей на кладбищах в Радуницу. Ему что крест накинуть, что могильник разворошить, всё едино. Одним словом, безмозглая нечисть.
—Если так, то с Василиской порешили. Самоська её успокоит, если по уговору с Шишкодралом в бега пустилась,- подвёл черту жених Игнашка.- А что с вором делать? Может, охотников нагнать, чтоб медной пулей надолго лиходея к столбу пригвоздили?
—Стрелков нельзя,- наложил запрет ведьмак Сопрон,- того и гляди, сам под пулю попадёшь, не только медную, но и серебряную.
—Не ждать же Ерофеев день, когда лесовик в спячку заляжет?- справедливо спросили Авдотий с Савватием.
—Да, не дело всё на самотёк пускать до первого снега,- согласился Сопрон.- Придётся кошек да котов по деревням собирать, особо трёхцветных. От этих хвостатых тварей любой лесовик будет удирать без задних ног, позабывши всё на свете.
—Это ты ловко придумал,- подала голос шишимора,- лешаки котов на дух не переносят. Шишкодрал и Василиску кинет, едва кошачьим духом за версту понесёт,- и она въедливо захихикала, свернув нос на сторону, чтоб не мешал губам шлёпать по подбородку.
—Вот только где они, аспиды хоронятся,- прервал веселье Игнашка и рассудил:- Надо звать бабайку, он про всё знает и в любую дырку пролезет.
На том порешили и стали ждать Мухомеда, ибо самим его искать было без пользы. Бабайка самостоятельно совал свой нос во все тёмные дела по ту и эту сторону света. Поэтому и дня не прошло, как всунул он свой носопырь и под корневища старого дуба, прямо в логово к тайным заговорщикам.
—Ну, чем потешишь наше собрание, раз припёрся без спроса?- строго спросил гостя ведьмак.
—Тут такое дело,- не стал по обычаю кочевряжиться и набивать себе цену бабайка перед лицом такой грозной компании,- Шишкодрал со всем своим табором попросил убежища у овинника Огарыша, а тот со своим другом банником Опарышем упрятали всю компанию на заброшенном гумне, что за деревней Старые Броды. Тут недалеко, если по ветру лётом, а если в обход, то сотня вёрст по бороду в грязи.
—А ты откуда такую точность навёл?- переспросил Игнашка.
—Так про то мой друг лисий прихвостень Кичица поведал за понюх табаку.
—Тогда твоя правда, Мухомед,- согласился ведьмак Сопрон,- это рыжее охвостье, как репей, к кому прицепится, не отстанет пока до самого края не дойдёт и любого ни за грош продаст, а токмо за ради своего удовольствия от вредности.
—Значит, возьмём приступом всю деревню,- решил злыдень Молох,- а потом полоним Шишкодрала и освободим Василиску, если она ни при чём.
—Верное дело,- поддакнули и Авдотий с Савватием,- а пока вы дорогу намечаете, мы пойдём по хуторам к знакомым домовикам, чтоб помогли котов насобирать для сполоха лесовика с брательниками.
И суток не прошло, как ведьмак путь до укромной деревни наметил, а когда Авдотий с Савватием принесли два мешка дворовых котов, отряд вступил свободным лётом прямиком на задворки Старых Бродов. К старому гумну подобрались тихой сапой и выпустили из мешков всех котов на разведку. А когда вломились в строение, надеясь, что вражье племя забилось по углам от страха перед кошачьим племенем и бери беглецов голой рукой, оказалось, что на гумне никого нет. А раз даже следа нет, то сама погоня впала в такую оторопь, что хоть плачь, хоть смейся, хоть бейся беспутной башкой о стены, а не то и вовсе теряй веру в доносительство бабайки и верши над ним скороспелый суд, как только Мухомедка попадётся на глаза. Спасибо, как раз в дальнем углу играли в карты два на вид невеликих мужичёнка, но со свирепостью в разноцветных глазах. Как ни есть овинник Огарыш и банник Опарыш, так они и разъяснили этот поросячий просак, куда попали домодельные сыскники.
—А что мы?- сразу взвился Огарыш в ответ, весь в соломе по дёгтю и со свежей плесенью в бороде.- Наша дело сторона. Пустили на роздых свадебный поезд и вся недолга!
—И если б не коты, особенно трёхцветные, так гости бы не переполошились и не вылетели в трубу, прикрывшись угарным дымом,- добавил банник Опарыш, накрытый одною белой бородой по голому розовому телу.- Так что вините себя, раз со свадебниками не свиделись.
Из дальнейшего расспроса выходило, что Ваксилиска не лаялась с Шишкодралом и его компанией, а наоборот, веселилась, как и подобает невесте в красном сарафане и опрятных галошиках.
—Новым веретеном соблазнил лесовик кикимору,- определил положение ведьмак.
—А может и вовсе новой прялкой,- добавила со знанием шишимора и вздохнула:- Вот бы и меня так-то!
На эти её слова никто даже и внимания не обратил. Всё отродье думало, кто чем мог и не мог: как же поступить дальше? Куда лететь, куда идти, а не то и вовсе залечь лежнями около овинника с банником и ждать, пока всё само собой не рассосётся. Время-то не поджимает, тем более, что кикимор пруд пруди, а навок с мавками, кто через неправильную смерть прошёл, и того больше. Цельный хоровод за любым погостом либо капищем. Как ни крути, но всякому расторопному есть с кого выбирать. Русалки тут не в счёт, им живого человека подавай, да и сами лицом в наглядную страхолюдность не выходят.
Не долго горевал и убивался Игнашка по несостоявшемуся семейному счастию со скорым приплодом мелких анчуток один другого страшнее. А когда смирился с потерей невесты Василиски, то всем отрядом решили с горя устроить мальчишник на потеху окружным деревням, от Старых Бродов до неблизкого Забродья. Шишимору тоже пригласили повеселиться, да и овинник с банником от компании не отстали. Веселились два дня. На большее жителей уже не хватило. Разбежались православные кто куда, даже пожитки свои побросали на разор от страха перед разгулявшейся нечистью. Еле-еле пресвятой старец Софроний чрез седьмицу приход назад воротил, да крестным ходом отгородил деревни от полного разора. Только тогда вся нечистая сила угомонилась и подалася восвояси, как ни есть в своё болото, откуда весь свадебный сыр-бор и разгорелся.
Прибыло разудалое воинство в своё логово, а там никого. Один болотник на краю своих владений в мутной жиже лежит и пузо на солнце греет, весь засиженный мухами.
—Слизень,- окликнул голого брюхана ведьмак Сопрон,- а где гости?
—Кто где,- ответил, почёсываясь, болотник,- кто народ пугает, кто сам с перепугу в кустах валяется. У всякого свой настрой после долгой свадьбы.
—Погодь, болотная севрюга,- встрял в разговор Игнашка.- Какая такая свадьба без молодых?
—Так не без этого,- заверил Слизень.- И невеста тут была и жених, и отцы посажённые прямо из леса. Всё как у людей, чуть не неделю гуляли, притомились гости, вот и залегли на отдых.
—А кто за жениха?
—Известно кто, лесовик Шишкодрал.
—А невеста?
—Так кикимора Василиска в красном сарафане и галошах с чужой ноги.
—И что же, она своею охотой в замужество к Шишкодралу шла?
—Слезы даже не роняла, а так в обнимку с новою прялкой все дни и цвела болотной лилией. А по ночам пряла, не сходя с места. Видать, справная будет хозяйка, ни одной бабе не разобрать её тканину и в месяц.
—Как же так?- сам себя спросил Игнашка и закочевряжился в лютой тоске.
Ответила Спиридония:
—Придётся нам с тобой, Игнатий, праздник заканчивать, а то мы за время погони так сроднились, что дальше некуда. Пока гости не разбежались по своим вотчинам, свадьбу и замесим, чтобы ты авторитет не потерял, да и я в девках не засиделась.
—А как же пир горой и твой свадебный наряд?- спросил Игашка недолго думавши.
—Красный сарафан у меня давно наготове,- успокоила Спиридония,- А лапки у меня покрасивше, чем у Избушки на курьих ножках, не так заношены. Это Василиска свои перепончатые в галошики прятала, а мои коготки нечего от народа скрывать. Да и личиной я не в пример Василиске! Людишки при моём виде с первого раза в обморок падают, тогда как от Василиски лишь с третьего.
—Это так,- начал соглашаться Игнашка,- но уж больно ты страшенная и для нашего круга, а если с тобой один на один остаться белым днём…
—А что нам с тобой днём-то делать?- возразила шишимора.- Ты в лесу порядок наводишь, я при своём болоте ягодницам спуску не даю. Только ночью и свидимся для будущего приплода, чтоб земля нечистью не скудела. Правильно я разумею?- обратилась она к сыскной артели.
—Нам с лица не воду пить и с корявой можно жить!- пристукнул ногой ведьмак Сопрон.
—Оно и вернее,- поддакнули Совватий с Авдотием,- никто завидовать не станет, не то что воровать.
—Так и порешим,- поставил точку злыдень Молох.- Пока у нас не всё, как у людей, пока ихняя любовь никак не приживается, пока мы в страшной силе, пока будем жить своим уставом не во вред себе, пота в здешнем мире и пребудет наша лепота. Спиридония, надевай свой красный сарафан, Игнатий, обувай новые лыковые лапти, а вы, лешаки, поднимайте всё наше нечистое племя. Будем угощение у селян мздоимствовать, да свершать свадебный пир по новому кругу!