Хозяин галереи ещё за неделю до презентации своей новой книги обратился ко мне с убедительной просьбой:
— Будьте добры, если вам не сложно, напишите, пожалуйста, двойной портрет. Вот фотография.
— Конечно, не сложно, — пообещал я. Тем более, что большинство моих картин экспонировались именно в его галерее.
Но неделя как-то быстро пролетела. На следующий день с утра в галерее уже должна была состояться презентация книги писателя-галериста. На мероприятии помимо журналистов, искусствоведов, да и просто ценителей прекрасного предполагалось присутствие спонсоров как нынешней, так и всех последующих книг арт-дилера. И от того, понравится ли двум братьям-близнецам, бизнесменам из провинциального городка, обещанный им в качестве подарка двойной портрет, зависело будущее произведений автора. Будет ли он, как диссидент, писать в стол, или его вирши все же увидят божий свет. И вот, буквально в десять часов вечера он мне звонит и спрашивает:
— А вы не забыли про картину?
— Нет, конечно. Картина готова, — растерянно ответил я. А что ещё можно было сказать.
Хочешь не хочешь, но пришлось взяться за работу. То, что предстояла бессонная ночь, так это ещё полбеды. Неожиданно выяснилось, что у меня на предыдущий проект ушли практически все краски. Я как раз утром собрался за ними в художественный салон. Из всех цветов остались только синие и голубые цвета. На ум сразу пришёл голубой период Пикассо. Правда, в наше время я бы толерантно назвал его светло-синим. Вот что значит скорость. В мелко-хулиганском порыве я разрушил не только всю традиционную культуру живописи, но и за компанию с ней поставил на колени эстетику и, даже, в некотором смысле — этику. Портретное сходство получилось близким к размытому отражению в троллейбусном стекле поздним зимним вечером. Ладно, сойдёт и так. Скажу, что я художник, я так вижу! Когда уже началась презентация, я заметил подошедших к портрету товарищей-близнецов.
— Это, что…? — сдавленным голосом спросили они.
— Это вы, — без тени смущения громко ответил я. Неожиданно в зале воцарилась абсолютная тишина. Видимо, всем присутствующим стало любопытно, чем же закончится наш диалог.
— Да… Вроде похожи, — неуверенно отозвались близнецы, вопросительно глядя друг на друга. Они мучительно искали в портрете хотя бы какие-то собственные родные черты.
— Вы слышали о таком авангардном направлении в живописи как дадаизм? Он отрицает всякие законы сочетания цветов и исключает чёткие линии! Я подозревал, что вам не знакомы тенденции в современном искусстве. Но не такой же степени!
Терять мне было нечего, и я повёл себя нагло, даже дерзко, потому что, если уж помирать, так с музыкой.
— Нет, нет, мы знакомы… Мы понимаем, — энергично закивали братья.
Поймав кураж, я с энтузиазмом продолжал:
— Поверьте, популярность этого стиля в наше время не меньше чем в начале двадцатого века, когда он собственно и зародился. Это настоящий мейнстрим. Нет, это даже не мейнстрим, это будущее не только живописи, но и всего искусства!
— Да неужели?! — хором воскликнули братья.
Я был настолько убедителен в доводах, доказывающих превосходство дадаизма, что в какой-то момент стал верить в него сам.
— Вам что, больше нравится архаика?! — пафосно вопрошал я, — Да, мне ничего не стоило наваять идеальное портретное сходство. Да так, что Рембрандт с Леонардо Да Винчи нервно курили бы в сторонке, но это смог бы сделать любой подмастерье! Всё это время, произнося свою пламенную речь, я исподволь наблюдал за хозяином галереи. Он был похож на Белого ходока из нашумевшего сериала “Игра престолов”, попавшего под взгляд Короля Ночи. Цвет лица автора книги мало чем отличался от колеров, которые я использовал на портрете близнецов. Он обречённо ждал исхода. Решив его подбодрить, я ещё с большей энергией и убедительностью продолжил:
— Эти еле-еле угадывающиеся, чуть-чуть очерченные линии — это для настоящих ценителей! Когда картина просто похожа, это скучно, а здесь зритель сам должен доработать изображение. Вы понимаете, что это только штрихи к портрету, а сам портрет дописывает зритель, он сам является творцом!!!...
Братья вместе с виновником торжества застыли в оцепенении. Из ступора их вывел зал взорвавшийся бурными аплодисментами. По актёрски театрально раскланиваясь, я чувствовал себя шутом, который довольно талантливо сыграл роль голого короля. Братья присоединились к аплодисментам. Виновник торжества облегчённо вздохнул — судьба его будущих творений была решена. Спустя некоторое время он мне рассказывал, что братья подводя приглашённых гостей к своему портрету, который занял почётное место в их рабочем кабинете, слово в слово повторяют произнесённую мной на презентации пламенную речь.
(Илюстрация автора)