Ладно, расскажу: с Володькой Утиным мы подружились ещё в школе, а потом вместе поступили в техникум и вместе жили в комнате в общаге; ну иной раз выпьем, по девочкам слазим, то да сё, иной раз подерёмся даже, по-дружески - одним словом, жили! а Володька, он уже и тогда выделялся, на конях ездил, классно стрелял, самбо, там, хоккей, короче, всё как полагается! ну однажды возвращаюсь я в нашу комнату, а Володькина полка пуста, одежды на вешалке нет и на столе записка, «Ушёл искать свою мечту. Из общаги ты меня сам выпиши. В. У.» ну что ж, мечту искать это дело серьёзное, подумал я, посидел немного на Володькиной кровати, погрустил даже, ну и спать пошёл; потом я долго о Володьке ничего не слышал, да и некогда было - экзамены были на носу, но иногда вспоминал его, бродягу! а потом я решил, что хватит с меня обучения и сразу после техникума на завод пошёл, ага, ну а там совсем времени не осталось, работы невпроворот, так к вечеру сил оставалось только до кровати доползти; но потом попривык, втянулся, ага: так вот о Володьке совсем ничего не было слышно, а я тогда уже старшим мастером был; и вот, однажды вечерком сижу я телек смотрю, и тут нате вам! лицо знакомое! вскочил я с кресла, к телеку подбежал, всмотрелся - и точно! он самый! Володька, друган мой! ну я так разволновался, что пришлось бутылку раскупорить - а я, знаете ли, непьющий, если там на праздник, по случаю; короче смотрю я и глазам не верю - Володька весь такой важный стоит, костюм на нём дорогой, ботинки, и вокруг него все такие важные и серьёзные и все ему серьёзно так кивают, дадада, мол, Владимир Владимирыч (так они его в телеке называли), всё всё всё сделаем. Так вот она мечта-то его! закричал я и водочки накатил! нашёл-таки мечту-то свою друг мой, Володька мой! я высунулся из окна, снова налил и закричал: за мечтууууу! хотел я кому позвонить, похвастать, да телефон мне тогда ещё в квартирке не установили, а квартирку я от завода получил, ага; а потом его, Володьку, всё чаще по телеку показывать стали, что не включишь новости, а он уж там, стоит, важные слова говорит, и все вокруг его кивают дадада, всё всё всё сделаем, Владимир Владимирыч, так что я стал привыкать и в окно больше не кричал, но тот день, с телеком, он как бы стал моим вторым днём рождения, если такое бывает; а потом года через два, три, четыре к нам на завод важное посещение объявили, из верхов - и точно захожу я в цех, а там толпа вокруг образовалась, все стоят важно так смотрят, а в центре стоит человек небольшого роста, и что-то им всем важно так говорит; присмотрелся я, и нате здравствуйте! да ведь это сам Володька! друг мой забубенный! ну протиснулся я кое-как, я тогда, знаете, уже бригадиром был, но привилегий ещё особых не имел, так вот протиснулся я к нему и кричу, Володька! Владимирыч! друг! неужто не узнал? а он повернулся, посмотрел, и закивал, а Игорь Палыч! Игорёк! как же не узнать, конечно узнал! пойди к нам! и своим, мол, пропустите его, меня то есть; ну обнялись мы, руки пожали, всё как полагается, и он меня спрашивает, ну как ты, как живёшь, а я ему, ну что моя жизнь, работаю, тружусь, как говорится, на благо, вот телефон установили, не жалуюсь; ну это хорошо, говорит, гм, а я тут слышал, говорит, ты в литературу подался (а я знаете, пописывать в журнальчики стал, так от скуки, да и интересно тоже мнение людское), нууу, говорю, какой уж там из меня литератор, говорю, так, баловство, а он, а я, знаешь, почитал твои статьи, а я, да ну? a он, да-да, почитал, и хочу тебя спросить, я вижу тебя наша, гм, линия не устраивает? вижу, тебе наши намерения как-будто не близки, гм, чужды намерения наши? как это говорю, меня линия не устраивает? а он, ладно, ничего, разберёмся, пожал мне руку, повернулся и зашагал к выходу, и за ним потянулся весь его антураж, охранники, консультанты, всё как полагается; a я стоял посреди цеха и только в голове чесал, вот те на, встретились! ну постоял я, постоял да за работу - заказ на нас тогда большой свалился. А поздно вечером за мной приехали —
Примерно в первом часу ночи.. Выдернули из постели.. даже одеться не дали.. Хорошо ещё, что было прохладно и я в пижаме спал.. А бить начали прямо в машине.. Ударили по глазам - я и видеть перестал..
Потом меня вволокли в какую-то тёмную комнату и раздели до пояса. Сначала мне вывернули и сломали все суставы пальцев - щипцами такими специальными. А после этого начали бить железными прутьями, а чтоб сознание не терял, раны спиртом поливали. Били долго. Наверное, минут 10 или 20 или 40. А потом я ничего не помню. Словно как опустили тебя в цистерну с мазутом и задраили люк - только не настоящий мазут, а мазут как бы космический, вселеннский. А люк задраили.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но меня пожалели, не забили до смерти.
А поместили меня в лучшую в области клинику, зашили, залатали, и постепенно я оклемался, ага. Конечно, не сразу, месяца два рукой-ногой шевелить не мог, но выжил, курилка! И вот однажды утром лежу я и всякие там хорошие мечты себе представляю, и вдруг в палату заходит - верно, угадали! - Володька, друган мой лучший заходит! Ага! Цветы даже принёс!! Ну и ну! говорю я себе. Ну а за ним, понятно, весь его антураж, охранники, консультанты, министры даже, всё как полагается! Ну как ты, Игорь Палыч, себя чувствуешь, спрашивает; чувствую я себя значительно лучше, Владимир Владимирыч, спасибо что вот, навестил! А! отмахивается, пустяки! как же, говорит, лучшего друга не навестить? и то, говорю, правда, а он, а что, наверное уже с литераторой того, писательством, говорит, наверное, уже заниматься на будешь? улыбается, а я ему показываю свои культяпки, какое уж тут, Владимирыч, писательство, говорю - если только вилами да по корове, и - хахаха! расхохотались мы на всю ивановскую! Ну а как отсмеялись, говорит, друг ты мой, Игорь Палыч, мне, говорит, пора, дел много; дадада, говорю, конечно, говорю, благодарствуйте за визит! А он, да что там, не стоит и говорить об этом - друзья ведь! повернулся и зашагал к выходу. За ним весь антураж. Запах дорогих одеколонов в палате висеть оставили. Мнда, говорю я себе, дела! (...)
Вот какой он, друган мой — ВОЛОДЬКА УТИН!
Fin.