Часы ему достались или остались от отца. Несколько последних лет были пустыней. Песок общения гулял барханами и ветром воспоминаний. Разница в приставках "до" и "о", при взгляде на циферблат, была глубиной в несколько лет. Она состояла из разницы двух слов: терпеливой пассивности "остались" и скрытой агрессии "достались". Раньше людей меняли события, книги, трагедии. Сегодня перед ними: событиями, книгами и трагедиями, — засели черные археологи личных историй. Отец становился чужим незаметно и постепенно. И не было почти никого, кто осознавал причину таких перемен.
Часы, которые невидимой цепью связывают жизнь человека с миром, это добровольные наручники, которые он принимает от вечности. Взгляд на них почти всегда окрашен чувством. Негодованием, если не успеваешь, расстройством, когда уже опоздал, тихой надеждой, когда в запасе еще несколько часов, нетерпением, если не уверен в силе своего обаяния. Тонкие ресницы стрелок почти невесомы, вращают такую махину — человеческую жизнь. Привыкая друг к другу, часы и человек становятся целым, где датчик времени это провайдер в подземный мир архитектуры событий.
Часы были из тех современных с автозаводом и отсчитывали секунды и минуты безостановочно. Иногда он их снимал, и они ненадолго останавливались.Замирали они не только от этого. Когда в жизни появлялся сильный чужак. Эмоции по проводкам стрелок связывались с подземной канцелярией магнитного поля и тормозили время остановленной секундной стрелкой.
Это открытие он сделал, когда они однажды "сломались". Отказ идти вперед был расценен, как отступление. И если бы он понес часы на ремонт, еще один чужой, мастер часов, стал бы делить его вероятность, забравшись в берлогу шестеренок и пружинок. Вместо этого он начал искать свою волну, чтобы выйти из поля чужого. Несколько воспоминаний с погружением сделали то, что раньше делалось руками, вращая от себя ребристую головку завода.
Часы сначала дернули усами стрелок, как старый компас, который вдруг попал в руки человека после долгого лежания на полке, потом неуверенно и со сбоями пошли. Через несколько минут они шагали, как обычно, приближаясь к двенадцати по градусам делений. Он посмотрел на них глазами ребенка, вспоминая первую рыбалку, на которую его взял отец, и подумал, это он достался часам, как время, которое течет не через события, а по реке памяти. Табло на айфоне никогда не сможет так проваливаться в человеческую жизнь. Через два года он научился лечить от сглаза пьезы внезапно погасших зажигалок и упрямые стержни капиллярных ручек, отказывающиеся писать стихи. Вспоминая пафосную фразу из старого кино: "Так не доставайся же ты никому", он возвращал вещам время, украденное чужими.