Большие переживания и много историй всплывает в памяти, мне кажется у многих славных защитников нашей Родины, при слове самоволка. Это слово распространено в гражданском обороте, особенно после одноименного фильма с Ван Дамом в главной роли. У курсантов между собой больше использовался синоним – самоход. Был на первом курсе небольшой промежуток времени, когда устав внутренней службы, в котором не предусмотрено никаких самоходов и самоволок, соблюдался. Но вскоре нами был успешно перенят опыт у старших курсов и внедрялись свои наработки для незаконного, но безопасного покидания расположения части по различным безотлагательным надобностям. По задумке военного руководства курсанты не должны были испытывать нужды в покидании расположения училища. Нас кормили, одевали, на территории работал военторг с необходимыми мелочами, в УЛО был чипок, где можно было купить разные вкусности. На территории была санчасть, спортзал, бассейн, библиотека. Физические нагрузки должны были отбить у нас остатки желания куда-то навострять свои лыжи. Но нас в авиацию отбирали по здоровью, и оно пёрло из всех щелей молодых организмов, трудно было удержать все это на слабо огороженной территории.
Вначале освоили небольшие вылазки, например, за мороженным. В Волгограде жара была летом невыносимая, хорошо хоть вода была в казарме только холодная и душ на улице. На самоподготовке в УЛО скидывались мелочью и отправляли кого-нибудь за забор купить мороженное. Брали по несколько штук на каждого, в результате набиралось полкоробки или больше. Были известны несколько дырок в периметре, но могли и через забор махнуть в любом месте. Проходы были известны и офицерам. Некоторыми они сами пользовались, чтобы срезать путь домой. Нужно было это учитывать, чтобы не нарваться на них.
Впоследствии поводом для самохода бывали вечерние походы на дискотеки и всякие злачные места. После появления в расположении роты самоходчика с синяком под глазом, все, кто есть в роте, срывались в чем были. С голым торсом или в белом нательном белье, вооружившись грядушками от кроватей или ремнями, в течении часа носились по окрестным дворам в поисках обидчиков, пугая пенсионеров и мамаш с детьми. Пойманных и профилактически побитых представителей местной молодежи предъявляли пострадавшему. Он говорил, что это не те, их отпускали и ловили следующих. Было интересно, коллектив сплачивался, приходило осознание ответственности перед товарищами. По результатам разбирательств всех отчислить не могли, поэтому наваливали зачинщикам - нарядов вне очереди, остальным - строевой и физической подготовки. Индивидуальных серьезных залётчиков, конечно, отчисляли.
Курсанты из местных могли уходить в самоходы домой, влекомые его близостью. Были такие, кто не мог долго находиться вдали от дома. Они готовы были смотаться в самоход даже в другой город. В таких случаях проводилась целая операция с вовлечением нескольких человек. Самоходчика прикрывали, вносили его в списки наряда на период вечерней поверки, потом подменяли кем-то другим. Курсант мог отсутствовать несколько дней и за это время слетать в Забайкалье и обратно на перекладных бортах военно-транспортной или гражданской авиации.
Влечение к противоположному полу – еще один повод для самоходов. Это сильное мотивирующее чувство (и эмоциональное, и что греха таить, половое). Бороться с этим явлением не могли даже замполиты советской армии, не говоря уже о нарождающейся российской. С сентября 1991 года должность замполитов была переименована в «помощник командира по воспитательной работе» и потеряла остатки и так невысокого престижа. После перехода на второй курс появившихся к тому времени женатиков стали официально отпускать на ночевку домой.
Спалиться в самоходе можно было в случае, если тебя в городе задержит патруль, что маловероятно (бегали мы как лошади), или твое отсутствие вычислят во время построений или вечерней поверки, или ты случайно попадешься на глаза командирам.
К четвертому курсу, прибыв в Котельниково, мы уже казались себе матёрыми пилотами и с удивлением и непониманием отнеслись к повышенному контролю нашего пребывания на территории части со стороны командования эскадрильи. Выход, в так называемый город (да простят меня местные жители), сопровождался массой трудновыполнимых условий и припонов, и это при том, что забор вокруг аэродрома имел сильно фрагментарный характер. Первым на пути из части в город находился магазин с говорящим названием «Перехватчик», зачастую на нём и заканчивался вояж.
Также важной целью самоходов был узел междугородней связи. Тут я остановлюсь поподробнее. Сразу вылью на вас ушат холодной воды, сотовых телефонов еще ни у кого не было, а разумная жизнь уже была. Более того, мы еще застали время, когда междугородний или международный (например, в Ригу) разговор заказывали через девочку-оператора и садились в зале в ожидании соединения. Через некоторое время по громкой связи объявляли:
- Рига – третья кабинка.
Я бежал в стеклянную кабинку, закрывал дверь. В трубке звучал голос оператора:
-Рига. Говорите. У вас 10 минут.
И я общался с другим концом земли, чудеса да и только… Параллельно с этим уже появились телефоны-автоматы для звонков с использованием жетонов. Жетоны периодически проваливались в чрево автомата пропорционально стоимости минуты разговора. Смотреть на это спокойно не было никакой возможности. Пытливый инженерный ум искал решение. Сначала очевидное: жетон с отверстием плюс нитка. Этот вариант пробовали, но он срабатывал плохо. Автомат проектировали наши инженеры, тоже не пальцем деланные. Канал для жетона был извилистый, и был какой-то обратный клапан, нитка почти всегда обрывалась, или жетон застревал и не срабатывало соединение. Решение привезли курсанты, которых к нам перевели чуть раньше из Оренбурга. Это была пружина из фуражки. Ей молотком была придана специфическая форма, повторяющая изгиб жетонного канала телефона-автомата. Ранее кому-то из курсантов посчастливилось разобрать такой автомат и снять геометрические параметры. Тут дело пошло на ура. Нужно было предварительно завести пружину в автомат и при щелчке в устройстве толкнуть её внутрь, имитируя упавший жетон, и чуть вытащить обратно. И так каждый раз. Было сделано несколько копий этого замечательного инструмента. Паломничество к узлу связи усилилось. Курсанты были у нас со всего Советского Союза, а теперь получались из разных государств. Спустя несколько недель связисты стали что-то подозревать, проверяя почти пустые жетоноприемники телефонов автоматов. Стали устраивать наблюдения, засады и облавы. Одна пружина даже была потеряна. При экстренной эвакуации её пришлось затолкать в автомат. Но с поличным никого накрыть не смогли. Этим же приемом мы пользовались и в Волгограде.
Спустя несколько лет я, по воле непредсказуемой судьбы, работал на Волгоградской междугородной телефонной станции инженером. И слышал легенды о том, что курсанты КАЧИ для бесплатных звонков использовали секретные военные разработки, попавшие к ним в руки при развале СССР. Слышал также рассказы о том, как связисты устраивали облавы, но ничего найти не могли. Я подружился со многими из них и в конце концов признался достойным представителям сообщества, как курсанты это проворачивали и почему. Изящество технического решения было оценено высоко, а мотивы наших действий нашли понимание в нежных душах специалистов ЛАЗа и цеха автоматики. По итогу мой авторитет не пошатнулся. И я очень горд тем, что меня теперь традиционно приглашают отмечать День связиста в качестве полноправного коллеги.
Но вернемся в Котельниково, я понимаю, никому не хочется, но мы ненадолго. Отношения с командиром звена (КЗ) у нас сразу не заладились. Человечек оказался злобный, вредный, уделял повышенное внимание выполнению требований общевойскового устава, что не было характерно для большинства командиров-летчиков.
Коротыш, такая говорящая у него была фамилия, ходил перед строем курсантов (которые ростом, как на зло, выше среднего) и, глядя снизу-вверх, отчитывал за бардак в кубриках и состояние общевойсковой формы. Мы в доступной нам форме оправдывались с плохо скрываемым равнодушием, что КЗ только распаляло. В результате нам навяливали всяких заданий по хозяйству, уборке территории и запрещали выход в город.
Впереди были выходные и тут, как назло, почти каждому из нас понадобилось до зарезу сбегать в город. Нужно сказать, что в Котельниково никто курсантов специально не отслеживал. Патрулей в городке не было, и спалиться можно было только попавшись офицерам на глаза, поэтому мы старались перемещаться закоулками в обход основных путей. Было несколько точек, которые нельзя было обойти. На них в основном нас и палили: это упомянутый ранее «Перехватчик», пешеходный мост у ЖД вокзала плюс рыночек и узел связи. Мы отправились на рыночек и, как обычно бывает в таких случаях, нам с Лехой на встречу по захолустной улочке несется мотоцикл с коляской, за рулем - командир звена. Хорошо скорость была большая. Дергаться было поздно, стараемся слиться с окружающим ландшафтом, мотоцикл проезжает мимо и начинает тормозить. Тут самое время рвать когти. Ныряем в переулок и мчимся, запутывая следы, по частному сектору. Погони не было. В коляске сидела тетушка внушительных размеров, не предполагающих, видимо, резкого изменения траектории движения. Осталось выяснить, узнал нас КЗ или нет. На ходу и в сумерках мог и не распознать. Но это мы поймем только завтра.
В субботу утром к Лёхе приехал из Волгограда отец. Бывший военный летчик, он быстро нашел общий язык с командиром эскадрильи и до появления командира звена отпросил нас в увольнение. Лехин отец был на машине. Мы мгновенно собрались и умчались в Волгоград, пока не началось...
К концу дня мы подъехали к домашнему адресу комэска, куда Анатолий Александрович обещал доставить и продемонстрировать целостность двух молодых организмов, сопроводив всё это бутылкой водки и булкой темного хлеба (он был в дефиците в Котельниково и поэтому ценился). Водка в дефиците не была, но тоже ценилась. Комэска был сильно навеселе, и мы попали в благоприятный момент. Он предложил Анатолию Александровичу забирать нас еще настолько, насколько тот посчитает нужным, учитывая, что полеты только во вторник. Лехин батя не растерялся и оформил нас до утра понедельника, он-то знал, что там еще предварительная подготовка должна быть.
Что может быть лучше для курсанта, чем возможность вырваться из служебной рутины, нежданно-негаданно побывать дома. Мы в те далекие времена успевали за короткое время переделать кучу дел, побывать во многих местах, насладиться общением с друзьями и любимыми. Но это, наверное, потому что у нас не было смартфонов и интернета.
Возвращались мы рано утром пригородным поездом «пчелкой», терзаемые предчувствиями неприятного общения с командиром звена. Так оно и произошло. Курсантов нашей эскадрильи построили и довольно долго усиленно полоскали мозги на тему субординации в армии, какие вопросы нельзя решать через голову начальства, уважение к нелегкому труду офицеров, недопустимости самовольных отлучек и т. п. Речь КЗ не отличалась литературными изысками или остротой формулировок, поэтому кроме нудного повествования, которое не хочется воспроизводить, не отложилась в памяти. Одно нас порадовало то, что в самоволке мы не были опознаны и персональную ответственность за это смогли избежать. Но в черный список КЗ все равно попали, там, наверное, были все наши товарищи, за исключением может пары любимчиков. Но разве это цена за наши приключения? А в самоходы нам приходилось еще долго бегать…