Она не любила быстрых слов. Считала, что смысл должен вызреть, как плод, закат или усталость. Стать отражением поступка или событий, а не слетать брызгами случайных луж. Он торопился быть. Его речь была летучим голландцем желаний. Он как-будто боялся, что если не закроет время словами, его минуты украдут другие, играя маркером звуков.
Она знала об этом страхе и старалась занять его делами, мелочами, которые придумывала заранее. А ему казалось, что ее сдержанный нрав — холод гордыни. Он торопился и выполнял ее поручения, просьбы, приказы. Но если топить страх в делах, его становится еще больше.
Она ушла ни к кому-то, и не потому что. Просто ушла. Пришло ощущение свободы. Вечерние посиделки в сети медленно перерастали в знакомства. Через полгода и третьей попытки найти свою лагуну, он начал вспоминать ее.
Новогодние гирлянды, перезагрузив последнюю цифру года, не обещали новизны. Бессонница была третьей в просторной кровати, рядом с эфирным созданием, знающим три языка и умеющим писать венки сонетов. Он придумывал, как утопить ее "завтра" в обычных домашних делах. Время тянулось бесконечно.