Лежа в грязной ледяной промоине, Клаус Соммер, корреспондент газеты «Франкфуртер альгемайне», отчётливо осознавал, что если не умирает, то скоро умрёт. «А до смерти — четыре шага», — как пелось в советской военной песне, но идти он не мог, мог только ползти, поэтому и остался тут, в грязи.
Клаус понимал разницу между русским и советским. Его прадед пропал без вести именно в такой вот промозглый апрельский день где-то в этих же гиблых местах. Родные так и не узнали, где его могила. Но, возможно, именно из-за прадеда Клаус выучил русский язык.
Сам он мог надеяться, что его труп опознают — по корреспондентскому удостоверению, которое он хранил в нагрудном кармане. Он сразу понял, что размахивать им здесь не стоит. Но это понимание не спасло его от прилетевшего снаряда. Осколок вспорол бедро, идти он не мог, и в творившейся неразберихе беспорядочного отступления этого никто не заметил и не помог ему. Он сам перевязал рану припасённым индивидуальным пакетом и остался лежать в весенней стылой грязи. Лежать и дожидаться смерти.
Его мобильник и камера были разбиты, иначе он попытался бы записать несколько слов для тех, кто его тут найдёт.
«Всё правильно», — думал он, глядя в бледное высокое небо, расчерченное тающими белёсыми следами от пролетевших «сушек». Всё правильно. Он просто балласт. На войне человек, который не умеет стрелять, не знает, как укрыться от выстрела или взрыва, которого надо кормить, прикрывать и таскать за собой, — в критической ситуации просто балласт.
Ещё он гадал, как скоро забеспокоятся об его отсутствии в корпункте редакции и дома и будет ли плакать Аннелиза, которая до этой его командировки упорно заговаривала о разводе… и вдруг небо заслонил огромный бок БМП, подкравшейся совершенно бесшумно.
Если только Клаус не оглох.
Он поднял голову, усиленно моргая. Возможно, его ещё и контузило вдобавок.
БМП или «бэха», как её тут называли обе стороны, казалась странно выцветшей, белёсой, как небо над ним. Шума её мотора он тоже не слышал. Зато увидел букву «V», намалёванную на боку, и троих людей, вылезающих из люка на броню. Двоих парней в камуфляже и девушку в обычных тёмных джинсах и куртке. Её рыжие волосы трепал ветер, она смотрела на Клауса широко раскрытыми тревожными голубыми глазами. На вид ей было лет девятнадцать-двадцать, а возможно, и того меньше.
Парни, как и она, были очень молоды, с непокрытыми головами, оба коротко стрижены — разумеется, солдаты. Но без оружия в руках — Клаус отметил эту странность, ибо оружие — любое оружие — здесь у людей в камуфляже казалось продолжением руки. И без шлемов или бронежилетов.
Один был покрепче, но немного ниже второго ростом, темноволосый и сероглазый, и — Клаус опять озадаченно моргнул — чуть выше локтя у него была синяя повязка. А у второго, высокого, светло-русого, скуластого и курносого, — белая. Они были с разных сторон, эти парни. Но почему они оказались тут вместе? Да ещё и с девчонкой, явно гражданской.
Клаус не стал додумывать эту мысль, а торопливо заговорил, глотая русские слова и умоляюще глядя на всех троих:
— Помогите, я из Германии, корреспондент газеты «Франкфуртер альгемайне». Клаус Соммер. Я ранен, не могу идти. Пожалуйста, помогите мне.
— Ось що робиться, нимцм пид кущами валяються, — весело сказал темноволосый крепыш.
— Бесхозные, — подхватил тот, что был повыше, присаживаясь на корточки возле Клауса и пытливо глядя ему в лицо тёмными усталыми глазами. Клаус опять же машинально отметил, что подошли они к нему без опаски, не боясь возможного подрыва или выстрела. Не требуя документов.
— Моё удостоверение вот тут, в кармане, — прошептал он. — Пожалуйста, у меня есть деньги… доллары, возьмите всё, только помогите.
— Да ладно, — хмыкнул светловолосый. — Не надо нам вашего добра.
Девчонка тоже присела на корточки возле Клауса, легко коснулась его левой штанины, разрезанной им для перевязки. Бинты ещё не промокли насквозь, кровь перестала сочиться.
— Это мы ради него здесь? — она вопросительно посмотрела на своих спутников.
— Так, — подтвердил темноволосый. — Ось тильки нимчев ми ще не возили.
— Значит, так надо, — рассудительно сказала девушка и снова взглянула на Клауса. В её голубых глазах он прочёл сострадание, и сердце у него дрогнуло в отчаянной надежде.
Может, и не убьют. Они не похожи на убийц. И у них нет оружия.
— Кто вы? — прохрипел он, переводя взгляд с одного на другого.
Он видел много странного на этой войне, но трое стоявших перед ним совсем юных людей были, наверно, самыми странными из всех, кого он встречал. Они будто бы ничего не боялись.
Не боялись, что их убьют.
Девушка коротко вздохнула.
— Я Маришка, — сказала она, выпрямляясь. — Это, — она кивнула на парня с синей повязкой на рукаве, — Василь. А это Данька.
— Я тут главный, — гордо и весело выпалил русоволосый Данька. — Потому что «бэха» моя.
Василь криво усмехнулся:
— Вже похвалився? Хвалько сраный. Тягни його в машину.
Он наклонился, подхватывая Клауса подмышки.
— Осторожнее! — тревожно вскрикнула Маришка. Клаус до крови закусил губу, но не застонал, когда Данька ухватил его за ноги. Во рту стало солоно.
Они затащили его сперва на броню, потом в люк «бэхи», куда до этого ловко нырнула Маришка.
— Боже… — прошептал Клаус, озираясь. — Кто же вы всё-таки? Я не понимаю. Дезертиры?
Ему никто не ответил, хотя Василь негромко хмыкнул. Данька упорно смотрел перед собою. Маришка подсунула к запёкшимся губам Клауса холодное горлышко фляги с водой:
— Пейте же.
«Бэха» шла плавно, почти без тряски, но рыка мотора по-прежнему не было слышно.
— А почему мотор… как будто не работает? — задыхаясь, спросил Клаус, оторвавшись от фляги, и облизнул губы. Почему-то узнать это показалось ему очень важным, даже более важным, чем выяснить, куда они, собственно, направляются.
— Це примара. Призрак, — Василь уже открыто забавлялся. Но была в его широкой ухмылке и какая-то острая горечь.
Маришка снова терпеливо вздохнула:
— Ой, да какая вам разница, если мы сейчас вас довезём до госпиталя.
— Мы тут все призраки, — спокойно сообщил Данька, оборачиваясь, и у Клауса ёкнуло сердце.
— В каком… смысле? — пробормотал он, заворожённо глядя в карие глаза парня. Его правую скулу рассекал свежий шрам, на щеках появлялись ямочки, когда он улыбался.
— Так в прямом, — Данька повёл плечом. — Я в этой вот «бэхе» и сгорел, Василя, — он легко ткнул товарища локтем в бок, — снарядом разорвало, а Маришку…
— Меня в подвале завалило, — так же легко сообщила она. — Считайте, что мы вам просто снимся.
— Просто здаемося, — вставил Василь.
— Вас… убили? — пробормотал Клаус, едва шевеля губами. Протянул руку и коснулся Маришкиной тонкой руки. Тёплой руки, которую она сразу же отдёрнула.
— Ага, — беспечно подтвердил Данька. — Убили. Но мы почему-то остались тут. То есть… — он сдвинул брови, — мы все трое здесь очнулись. В моей «бэхе». Этот вот… незалежный, — он опять ткнул локтем Василя, и тот сердито отмахнулся, — всё сбежать мылится, но у него не выходит. Не выходит Каменный цветок, — он уже откровенно заржал, уклонившись от ответного тычка товарища. — Да ладно, я тоже ведь пытался скипнуть, мы все пытались, чтоб до родных как-то добраться, — добавил он примирительно. — Но не получается.
— Получается так, как надо. Кому-то надо, — спокойно произнесла Маришка, проворно заплетая растрёпанные волосы в косу. — Чтобы мы подбирали тех, кто… нужен. И спасали их.
— Кому надо? Почему нужен? — Клаус приподнялся на локтях, отчаянно тряся головой. Он сразу поверил в это невозможное. Сердце у него билось гулко и редко, и он боялся, что потеряет сознание и уже не успеет ничего узнать. — Кого вы спасаете?
Данька развёл руками, на миг оторвавшись от рычагов «бэхи»:
— Сами подумайте.
— Сейчас мы спасаем вас, — вмешалась Маришка. — Завтра — ещё кого-нибудь. Мы не выбираем сами кого, понимаете? Машина привозит нас туда, куда нужно.
— Почта России доставляет, — ввернул Данька и прыснул. Но Клаус уже различал в этом беззаботном смехе ту же горечь, что и в улыбке Василя.
— Расия, — хмуро передразнил тот. — Ви жоставляете, так.
— Так твою растак, — не унимался Данька, кривя губы, и Василь на миг положил руку ему на плечо и крепко сжал. — Мы архангелы, выходит. Ну или просто ангелы. Какангелы.
Он сказал это в одно слово и опять заулыбался, как и остальные.
— То есть… ну я всегда думал… если придётся умереть, куда я попаду, — закончил он уже серьёзно. — Я ж ведь даже в церковь никогда не ходил, хоть и крещёный. Но вот так вот нужно, значит.
— Слава Богу, — коротко сказал Василь.
— Богу слава, — эхом откликнулся Данька.