Мы прилетели в предгорье Кавказа и долго ехали по серпантинам. Оператор Баха умирал за это время три раза. Ну, по крайней мере, обещал и произносил вполголоса «Щас сдохну».
Накануне он, словно великий египтятнин, отмечал день рождения кота (два дня), как сын гор – свадьбу лучшего друга (четверо суток), и его отнюдь не останавливало, что друг давно живёт в Израиле, ну и приезд дагестанских родственников (всю прошедшую ночь, так принято).
Он сидел откинувшись на заднем сиденье и то и дело прикладывал ко лбу запотевшую бутыль минералки. Минералка оставляла на лбу сочувственные влажные поцелуи.
Таксист почему-то считал своим долгом нас приободрить, настроение у него было хорошее и полный рот невысказанного.
«Путин то, Путин сё. Карачи нахальные и душные, а черкесы – ну, красавцы я тебе говорю, все до одного...»
В какой-то момент Бахтияр наклонился к нему между сидениями и тихо спросил:
- Извините, а у вас здесь ослов дерут? (И он использовал более крепкое слово.)
- Я? Нет, - испугался таксист, - и крепче вцепился в баранку.
Всю оставшуюся дорогу он молчал, смотрел на древние зелёные горы, которые, что бы ни случилось – лень, парень бросил или наоборот, денег нет, – не забывают расцвесть.
Баха дремал.
Гостиницу мы выбрали заранее, точнее, выбрал напарник.
- Ты не представляешь, какие это прекрасные люди – муж с женой – Тофик и Марина, сто лет в гостеприимном бизнесе. Сказали: не приеду – обидятся, яйца отрежут. А ещё обещали по старинному рецепту голову барана приготовить. Я куплю. И ты попробуешь, брат, и поймёшь, что такое по-настоящему вкусно.
- А ум будет? – говорю.
- Кто?
- Ум бараний будет?
Он сообразил, рассмеялся:
- Целая палата номер шесть. Я тебе говорю. И вообще, где ты видел голову без мозгов?
- Много раз!
- Ай, красавчик, - хлопнул он меня по плечу. - Люблю твой юмор. Все будет: женщины будут, глаза будут, щёки будут. Жди.
- Какие женщины?
- Какие, какие… Живые, - хохотал он.
Тофик и Марина вышли встречать нас, как звёзд сериала. Вернее, Баху. Ну, и меня заодно.
Поселили нас в роскошных номерах по соседству, в каждом жилище – две комнаты с хрустальными люстрами, с балкона вид на буковые рощи, в которых парило после прошедшего дождя и радостно, как это принято на Кавказе, пели птицы.
Целый день мы снимали людей в горном ауле, математичку школы, которую украли в прошлом году. Самыми интересными вышли синхроны, которые, сразу было понятно, не войдут в репортаж.
- Погоня была? – со знанием дела спросил Бахтияр.
- Конечно, - ответила красивая математичка. – Отец на лошадях братьев выслал. И стрельнул им вослед для скорости. Случайно патроны перепутал и одному брату чуть-чуть над седлом дробью попал. Они дальше не поехали. Ножиком из попы дроби выковыривали. К фельдшерше стыдно было идти. А мы ждали их, ждали в шашлычной и вина напились.
Орёл парил высоко. Реки шумели. С вершины одной горы подозрительным взглядом провожала нас сторожевая каменная башня, пока её не заслонила другая гора.
Вечером наполнил ванну, только погрузился, слышу за стеной голоса:
- Ноги, ноги шире.
Подумал: йога или просто вечерняя зарядка.
Дальше был плеск воды и стоны хозяйки.
Было неловко, вылез, ушёл в дальнюю комнату.
А там, за стенкой, Баха назвал проституток, но не для того, о чём можно сразу подумать. Баха играл с ними в карты и в города.
- Тебе на опять на «а», золотце, - слышал я его голос.
На мгновение возникала пауза, а потом раздавался женский утробный бас.
- Ардженикидзе!
И дикое ржание.
Чуть позже я вышел на балкон и не смог увернуться, я увидел этих жриц любви, они курили. Две были обычные, типичные, а третья выше даже меня, комковатая тушь «Ленинград», вытянутое лицо – всё это напоминало певца Сергея Пенкина.
- Серёжа, - выпустив струю дыма в какое-то созвездие, сказала она. – Вы почему к нам не идете? Мы как раз сейчас будем пульку расписывать.
И опять заржала.
- Не, - говорю, - я не умею.
- Так и знала, - сообщила она тем двоим, тоже отравляющим воздух: - женатый.
Написал Бахе сообщение: «Ты уверен, что это женщины?» Он не ответил. Я включил телевизор и уснул.
Утром из соседнего окна под задорные крики летели какие-то чемоданы, пиджаки, остроносые туфли.
- Тофик стоял внизу и ловил это добро, приговаривая:
- Радость моя и сладость. Мёд сердца моего. Не смотрел я на её задницу, просто сосиски отнёс.
- Замолчи свой рот! - кричала Марина.
Увидев меня, она приветливо улыбнулась:
- Приходите на завтрак.
А Тофик с добром, как бродячий пёс, поплелся куда-то.
По всей видимости, за день они как-то налаживали отношения и вечером опять в ванной Тофик рычал.
- Царица моя. Мёд сердца моего. Прямо съел бы тебя всю.
А голову они все-таки приготовили. На вечере были все. И дамы, с которыми Баха играл в города, и старик в лыжной шапочке с юной блондинкой, и другие дамы в вечерних платьях с мужиками в рубаха с коротким рукавом.
Дымилась баранина. Звучала лезгинка. Тофик выкидывал ноги вперёд, ходил на носочках и поочередно закладывал в ритме за спину руки. Марина тростниковой лодочкой бесшумно плыла по кругу, а в конце Тофик, почти сев на шпагат, поднял с пола губами, брошенный ею платок.
Мы вышли с Бахой к роще покурить. Сотни, тысячи жуков-светляков летали, перемигивались, посылали друг другу какие-то сигналы, которые человек никогда не поймёт.
- Скажи, итальянцы? - произнес Баха, разглядывая огонёк сигареты.
- Итальянцы.
- Не, Марина с Тофиком живут как итальянцы, ну подичее маленько, зато тем и интереснее.
- Эт ты по Родине просто тоскуешь. Когда-то же и ты жил в горах.
- Да, слишком поздно родился только. Раньше я бы с юности был занят настоящим делом, кого-нибудь пас бы на лошадях или лошадей бы выращивал, разбоями бы на дорогах занимался. А сейчас вот уехал в Москву. И чё?
- Человеком стал.
- Да каким человеком?
- Слушай, но никто ж не неволил.
- В том-то и фишка. Никто. Стадный инстинкт. Там лучше. Всё, как в фильме ужасов. Думаешь, побуду немного в этом стаде, где подонковская насмешка получает в тыщу раз больше лайков, чем добрый юмор. Правда, на словах все за добро, правду, нравственность. Ну, про лайки эт я так, для наглядности. А потом вот так однажды откроешь рот, а из тебя такое польётся. «Ни хрена себе!» — подумаешь. А уже поздно. Сердце захвачено.
- Ладно, - говорю, - чё начинаешь-то? Нормально ж общались.
- Ну, да. Мы не любим грустных тем. Всё на позитиве.
- Да не в этом дело. Почему-то у людей, живущих в стране Россия, такие разговоры возникают только по пьяни. Но они ж потом – как сон, как утренний туман. Пойдём, покажу тебе, как умею, лезгинку танцевать.
- Точно? Умеешь?
- Увидишь.
Танцы были в самом разгаре, воздух медленно наполнялся предчувствием драки, но драться было некому.
В предгорье спустился туман. Мы до утра подпевали каким-то песням, из которых знали… хорошо, если только куплет. Утром вынесли на веранду кофе перед отъездом на самолет. Белая войлочная пелена застилала пространство. Под ногами путался почти квадратный щенок. Баха взял его на руки и протёр сырое от влаги пластиковое кресло. Щенок же подумал, что с ним так играют, – лизал ладони, урчал, тявкал и радовался.
А через год Баха эмигрировал в Канаду.