Сто лет перерождений. 18

Верамария
Ева.

Она бежала по дороге, принюхиваясь. Но вот запах ржаного хлеба перебил все остальные, и ей пришлось замедлить бег, чтобы сосредоточиться.

Под дорогой, поперёк, тёк ручей. Она спустилась в кювет, пробралась через заросли и склонилась над водой.
Из ручья на неё глядела задумчиво и серьёзно длинная собачья морда. Она долго смотрела на свой нос, стремясь вспомнить породу. Она видала таких... Давно.

Не справившись с закоулками памяти, попила воды, пожевала травинку, выбралась на дорогу и побежала дальше. В голове мелькали обрывки мыслей и воспоминаний, хаотичные картинки, голоса, звуки... Она не мешала этому хаосу, зная по опыту, что скоро всё устаканится, сложится, лишнее забудется, нужное соберётся в единое целое. Причин для беспокойства нет.

Ближе к вечеру Собака задрала кролика и, поужинав, свернулась в траве у дороги. На рассвете она уже снова была в пути. Ночь прошла продуктивно: за время сна мозг сумел систематизировать кое-что из разрозненных обрывков. Она вспомнила свою последнюю смерть.

Она умерла ребёнком. Мальчик выбежал на дорогу за самолётиком, мотоциклист не успел затормозить. Мгновенная смерть. Не то, что раньше... А теперь - собачья жизнь... Когда она была этим мальчиком, она смотрела фильм с похожим названием, там душа собаки переходила из одного тела в другое, вернувшись к прежнему хозяину очередным псом. Тогда, поскольку она была ребёнком, её до жути напугала подобная перспектива - стать собакой. Не говоря уже о бездомышах, стать даже породой - это страшно: ты рождаешься по воле заводчика, тебя продают и дарят какой-нибудь маленькой Стервеллочке на день рождения, и эта извращённая ангелоподобная тварь выкручивает тебе лапы, уши, хвост, с чувством полного на то права. А взрослые исчадия, породившие этот оплод своей похотливой страсти, умиленно взвизгивают: "Какая смышлёная девочка! Наверно, когда вырастет, будет ветеринаром"

Наверно. Без определённой степени цинизма ветеринаром не стать, потому что невозможно истинно страдать над каждой усыпляемой зверушкой, над каждой смертью при родах, над каждым больным хвостиком, которому необходима операция, на которую нет средств. Немощных море, если рыдать всем сердцем над каждым, можно свихнуться сразу, на ознакомительной практике, не дойдя до самостоятельной работы.

Пожалуй, у каждой маленькой Стервеллочки, независимо от пола, есть шанс стать хорошим ветеринаром. И щенок, подаренный в детстве, может этому поспособствовать. Но об этом хорошо рассуждать на расстоянии. И тяжело говорить, когда это твой замученный щенок. И уж совсем невыносимо, когда этот щенок - ты. Хотя быть Стервеллочкой, честно говоря, не так уж плохо...

И ведь находятся циники, на строгих щах говорящие и о людях - о том, что хоть и винят люди нацистскую Германию в преступлении против человечества, а вклад их экспериментов над людьми невозможно недооценивать, и результатами их пользуется медицина всего мира до сих пор.
Но опять же - легко складывать на весы соотношения Риск - Польза трупы замученных сто лет назад людей. А кто из этих циничных болтунов пошёл бы сам, или отдал бы своих детей на благо развития науки? Опять же поправка - добровольцам положена анестезия... Но даже так нет очереди желающих... Языком молоть - не мешки ворочать, циники не зло, но и не добро. Во всём нужно стремиться к золотой середине. А это — ох, как непросто.
Тем более, всё сколько-нибудь ясно, когда ты находишься по одну конкретную сторону баррикад, а если ты, к примеру, увлечённый своей работой профессор, хирург по совместительству, которому только мясо дай, а уж он найдёт, что на нём препарировать... И внесёт вклад. И кого-то покромсает. И будет стоять между той и этой баррикадой. Золотая середина, говорите?... Невозможно приготовить яичницу, не разбив пары яиц. Чего бы они не стоили.

Когда это началось? В те самые времена нацистской Германии. Её звали Ева и она умудрилась умереть под эгидой одного интересного заклинания... Теперь назад не отмотаешь. Миссия задана, её нужно выполнить, а чтобы упокоить собственную душу, то выполнить её необходимо не нарушая правил того мира, где находишься.
Год за годом она проживает в разных шкурах и обстоятельствах, и ждёт удобного случая. А чтобы ждать было веселее - изучает мир вокруг, буквально, с разных ракурсов. Конечно, с годами, она озлобилась. Тем более, что уже не раз встречала свою цель, но уничтожить её не могла - обстоятельства встречи не позволяли. Как-то нет большого желания остаться в этом мире навечно. Хотелось бы уже прекратить эту череду перерождений. Поэтому она терпелива в своём ожидании.

Интересно, кто он теперь, в этой жизни? Если умирает один, второй умирает автоматически. Они переходят вместе, и так будет, пока она не убьёт свою жертву, не нарушив местных правил.

Ей нравилось оказываться хищником. Родиться собакой не так и плохо, тем более что щенячий свой возраст она почти не помнит. С некоторых пор это стало благостной способностью - забывать раннее детство новой жизни сразу. Словно родилась взрослой. Это очень удобно. Раньше она помнила всё, и время тянулось мучительно долго: пока подрастёшь, пока осознаешь что к чему, пока найдёшь свою проклятую цель, прикинешь возможности, разочаруешься, умрёшь... И всё заново, в новой ипостаси. Если жертва убьёт её раньше, то заклятие перестанет работать, она больше не вернётся в этот мир, не исполнит желаемого. Дважды она ловила свою цель. Раз рвала её когтями барсучьего тела, когда жертва родилась человеком. Могла убить - детёныш человека был мал и остался без присмотра, вполне естественная смерть, не нарушающая правил. Но приближались люди, она слишком рисковала погибнуть раньше ребёнка, по вине тех, кто за него заступился, и бросилась с обрыва в водопад в последний момент. Честно сказать, она даже испугалась в какой-то момент, что вот так сразу всё закончится, все годы поисков и преследований. На самом деле, она не была к этому готова. Правда и к падению готова не была - не учла наклона скал, скрытых бушующим потоком. Она-то думала, что подохнет сразу, но ей поломало кости, потрепало в воде, и захлёбывалась она слишком уж долго... Но успела скончался раньше, чем ребёнок, а потому они возродились снова.

Второй раз - она была человеком - как раз маленькой Стервеллочкой, а её закадычный вековой друг - лошадью. Не может ребёнок убить лошадь. Это - неестественно, и нарушает правила местного мира. Пришлось довольствоваться мелкими пакостями, типа соли из рогатки. В тот раз жертва перетянула Еву с собой, целенаправленно ступив в медвежий капкан. Он думал, - а её напарник, если что, это - он, - что если умрёт, то заклятие снимется, но нет - его должна убить Ева. Она не зря родилась собакой. Эта сучка уже не хочет, чтобы всё было так просто.

Они чувствовали друг друга в каждой новой жизни. И каждый раз он бежал от неё, а она шла по следу. Каждый раз она чувствовала, где его искать, а он знал, что она приближается. Его страх доставлял ей некоторое удовольствие, хотя смерть, желательно, в муках, радовала больше.
.
Иов.

Он смотрел на своих собратьев и думал о том, что это худшая несправедливость - рождаться травоядным в пятый раз к ряду. Хотя он уже привык. Он был хищником несколько раз, с удовольствием добывал себе пищу, рвал зубами живую плоть... Храня подобные воспоминания, трудно родиться человеком и жить, как ни в чем не бывало. Если бы он мог - он порвал бы своего преследователя в клочья, но если тушканчик загрызет лису - это будет противоестественно, а значит он навсегда останется здесь.

Получается, у его противника почти всегда есть преимущество: он чаще хищник, или хотя бы крупнее и сильнее. За что этой твари такая привилегия? Кто она?
Он уже думал о том, чтобы дать своему убийце убить себя, чтобы прекратить этот бег по животным мирам. Но нет никакой гарантии, что бег прекратится. С капканом, например, затея не удалась, а умирать пришлось долго и мучительно из-за сердоболия тупорылой мамаши семейства, которая не дала мужу пристрелить покалеченную лошадь.

Сначала собирали кости, был гипс, гной, боль... Потом отрезали ногу. Лошадям не колют морфий, а жаль. Потом несколько дней состояние ухудшалось, а эта ненормальная орала: мы должны сделать всё возможное! Мы не можем просто убить такое прекрасное животное! Я хотя бы буду знать, что сделала всё, что могла...

Тварь. Боль из культи распространялась на всю переднюю часть туловища. Иногда тянуть начинало так, что хотелось блевать, а глаза, казалось, выдавливает болью наружу. Искалеченная конечность горела, хотелось пить и сдохнуть.
Господи, пусть её дети спасают эту кретинку до последнего, пусть не дадут легко скончаться, пусть очистят свою совесть, втыкая в неё трубки, иглы и катетеры... Пусть мучается, моральная уродина, пока не вспомнит мои муки... Пусть проживёт хотя бы треть из них, а лучше бы — втрое больше.

Пришёл пастух, распахнул ворота, вся отара суетливо двинулась наружу. Он, оставив воспоминания, пошёл вместе со всеми.

Когда-то он был представителем знатного рода, потом стал священником. У него был сравнительно небольшой приход, большинство прихожан - женщины и дети - будущее церкви.

Конечно, всякое бывало. Быть пастором во время войны очень нелегко: вера проверяется на прочность, уповать на Господа, когда кругом гибнут люди - тяжело. А ведь идут сомневающиеся и страждущие, и каждому скажешь: Сам Бог призвал - придите ко Мне и Я успокою вас. И надо нести это Божие успокоение через тьму невзгод и тягот военного времени.

А теперь вот он сам идёт за пастором и уповает на защиту двух псов - волкодавов. Хорошо бы прожить спокойно хоть одну жизнь до старости, не встречаясь со своим убийцей. Но это возможно только в том случае, если противника убьёт кто-то посторонний, защищая его, священника Иова. До сих пор такой возможности не было, никто бы не заступился за тушканчика или сороку... Вот за ребёнка - да, люди могли бы убить вонючего барсука, но барсук - не дурак, знал, выслеживал... И не попался. Сиганул в водопад и прямо поджидал уже в следующей жизни...

Но в этот раз всё может случится нечаянно благополучно. Пастух матёрый, его псы - просто звери. И у всех единая цель - защищать баранов. Бог даст, всё и сложится. Останется пожить в своё удовольствие, нагулять бока, и умереть в последний раз. Устал бояться и чувствовать вечное приближение боли. Чёртов преследователь! Как они вообще попали в этот замкнутый круг из перерождений?... Этого Иов не знал. Он помнил, с чего всё началось, но как так вышло - не знал. Наказание Господне?
.
Близко

Она чуяла, противник близко. Не выдержав напряжения, бросилась бежать изо всех сил, сокращая расстояние в минуты. Она пересекла очередное поле, и перед ней открылось пологое пастбище на многие мили. Баран. Этот баран - баран. Она стояла втягивая носом воздух, оценивая ситуацию. Псы. Волки поблизости. Пастух один. Баранов больше сотни. Ночевать они будут здесь, под открытым небом.
Опасности нет, когда ты - хитрая девочка. Природа любит девочек. Спасибо природе.
.....
Она здесь. Он заметался, запаниковал. Заходил по траве кругами. Она здесь. Он чувствует запах смерти, он чувствует приближение боли... Она уже здесь. Он начал принюхиваться, поворачиваясь к ветру, и в конце концов почуял её по-хорошему. Она - собака, русская борзая. И тут же он понял, что его надежды - рисунок на песке отлива: это - сука, половозрелая сука. Псы её не тронут, если она не проявит агрессии с порога, а она не проявит - она умна и опытна. Животный ужас сковал его сердце — опять. Опять у неё преимущества. Почему жизнь каждый раз так жестока с ним? Почему у него всегда так мало шансов? Он убьёт её когда-нибудь. Из принципа, на зло, забьёт копытами, размотает рогами... Хватит! Нельзя больше бояться! Невыносимо бояться!
.
Волки

Ева смотрела на отару, наслаждаясь солнцем, ветром, небом... Как же хорошо жить, когда никто тебя не трогает. Когда в желудке есть еда, когда хорошая погода... Какая же красота!. К слову о еде в желудке... Ева побежала трусцой по полю, принюхиваясь.

Спустя полчаса она рвала кролика. Благо, данный край богат этими вкусными милашками.
 
Когда солнце покатилось на закат, Ева, никак не обнаруживая своего присутствия, наблюдала, как стадо собирается на ночлег. Ветер сменился, она сидела с подветренной стороны, в тени, не беспокоясь о маскировке.

Волки подходили ближе. Они шли цепью, как раз за спиной Собаки, но о ней пока не знали, а потому не замыкали кольца. Хоть ветер и нёс её запах в их сторону, но бараны пахли слаще.
Стая заметила Еву только когда она уже, фактически, была в поле зрения. В один миг она поняла, что замечена и, наконец, вскочила. Молча она заметалась по косогору из стороны в сторону, а когда спровоцировала в волках азарт, бросилась вниз. И только теперь она позволила себе гавкнуть, прерывисто, не слишком громко, несколько раз.

Внизу её заметили. Она летела стрелой, но не к стаду, а в сторону. Закричал пастух. Псы разделились - один понёсся наперез Собаке, а второй - навстречу волкам. Один из хищников шёл в считанных сантиметрах от Евы. Она сделала пару скачков из стороны в сторону, позволив ему себя настигнуть, и рванулась вперёд, проскочив под самой мордой пса. Он прыгнул через неё, сцепившись с волком в один шерстяной ком, и покатился вниз. Ева развернулась и бросилась волкам навстречу. Второй пёс уже порвал кому-то глотку, Ева сцепилась с молодой волчицей, рассчитывая лишь на то, что ей хоть кто-нибудь придёт на подмогу, потому что бок, который зацепил ей преследователь, болел нещадно и сковывал движения. Засвистел кнут, раздался визг, земля и небо перемешались в темноте, перевернулись пару раз, и всё замерло.

Собака затихла на земле, позволяя себя обнюхать и разглядеть. Овцы орали, как потерпевшие, хотя до них вся эта буча так и не докатилась. Утром Ева была накормлена, раны обработаны, псы смотрели на неё равнодушно, а вот баран Иов держался подальше, за стадом, в стороне. Он следил за каждым её вдохом, а она даже не смотрела в его сторону, ощущая всем своим существом его липкий навязчивый страх.

Она преднамеренно его не замечала, окидывая всю отару внимательным взглядом, делая вид, что не отличает его от других. По идее, он знает, что это ложь. Но так забавно его мотыляет на эмоциональных качелях, когда он то трясётся от одного её вида, то убеждает себя в чём-то, и расслабившись, умудряется подремать... И тут она такая: гав! О... Что с ним бывает при этом...

На следующий день пастух перевёл стадо на другую сторону ручья. Погода стояла ясная, настроение было отличное,  волчьи шкуры мокли ниже по течению. Два брутала дефилировали вокруг овец, демонстрируя рваные раны, были бы людьми - было бы комично. Сама же она изображала раненую невинность: ковыляла в хвосте, в основном лежала, и принималась жалобно скулить, когда пастух подходил потрепать её за ушами. Иов по-прежнему то трясся в лихорадке предсмертного ужаса, что стало случаться реже, то вёл себя, как обычный баран - беззаботно щипал траву, мерялся рогами с собратьями, и даже раз начал заигрывать с симпатичной ярочкой.

Ева ждала, пока он успокоится. Она уже оценила ситуацию: борзая, - да, она вспомнила свою породу, - не может задрать хозяйского барана, если только баран сам не представит собой явной угрозы для хозяина. А это вряд ли. Да и шансов у гончей собаки против барана, как у таксы против колеса БелАЗа... Значит, можно умирать спокойно и ждать следующей встречи. А значит, можно всласть позабавиться напоследок. В очередной раз.
.
Тушканчик

Прошло несколько дней. Иов, казалось, совсем успокоился. Он сам себе не мог объяснить своего поведения - ему известно, как хитра эта тварь. А значит, он знает, что она наблюдает, ждёт, и чего хочет... Но временами на него накатывал такой отчаянный пофигизм, словно поле было конопляным. Он ходил прямо перед носом собственной гибели и делал попытки снюхаться с молодой овцой. Нет, он брезговал размножением в животном обличии, да и не задерживался в новых телах надолго, так что брачные игры, как правило, обходили его стороной. Но позаигрывать - почему бы и нет? За пять-то минут до смерти - вовсе не грешно. Не нести же овцам Слово Божие... Или тушканчикам.

С его воплощением в тушканчика связаны самые его пренеприятные воспоминания. Во-первых он был девочкой. Во-вторых - глухой на одно ухо девочкой. От этого его постоянно перекашивало на одну сторону, и манило поминутно оглядываться. На этой почве нервный тик у него начался ещё до того, как вечный убийца его нашёл. И у преследователя были все шансы наконец-то грохнуть свою жертву, ведь как всегда, эта везучая нечисть была больше и сильнее, она родилась лисой. И вот тогда, может быть, всё бы и закончилось, но эта подлая тварь решила поиграть со своей добычей... Он бегал, прятался, изо всех сил прислушиваясь единственным ухом, уворачивался от этих жутких когтей, ощущал мерзкое дыхание, а на глаза вовсе старался не смотреть...

Когда он забился в какую-то ямку - норку, трясясь от измождения, умирая от ужаса, ему показалось, что за спиной к нему неспешно и бесшумно тянется лисья лапа в чёрной перчатке... Едва дыша, он медленно повернул голову и увидел силуэт этой лапы прямо перед своим носом. Он завизжал, если тушканчики могут визжать, и сдох с перепугу.

Это был камень. Чёртов камень убил его, не лиса. А потому гонка началась по-новой. Пожалуй, единственный раз в жизни ему было так обидно.

Но теперь их силы практически равны, а учитывая толщину шерстяного покрова на нём - у убийцы нет шансов. Или почти нет. Хотя, если она дождётся стрижки... Но копыта-то ему не обрежут. И рога останутся при нём. Нет, с каждым днём всё больше в его душе росла уверенность в победе. Он действительно хотел отомстить этому исчадию за все свои трагические кончины. За тушканчика. За адские муки перед смертью раз за разом, жизнь за жизнью... Он устал об бесконечных издевательств. Но не настолько, чтобы просто умереть. Он заставит её прочувствовать, что это такое - биться в предсмертной агонии, захлебываясь, задыхаясь...

Конечно, учитывая его происхождение, это — странно: потомок голубой крови, смиренный священнослужитель жаждет адских мук на земле для живого существа. Устыдился бы. Уподобился бы великомученникам, прошедшим сквозь гонения, сохранившим святой образ и смирение души, не смотря ни на что.

Но они отмучились однажды. Даже Христа диавол искушал сорок дней в пустыне, а потом успокоился, и на кресте он повисел, умер и воскрес, а он, Иов, умер уже сотню раз, и все бестолку. Тут любая вера пошатнётся. Да, он ни разу не подставил правую, но как-то случая не представилось. А теперь ожесточившееся сердце жаждало возмездия больше, чем небесной благодати.
.
Пакости

Он проснулся внезапно, было ещё темно. Открыв глаза, он то ли понял, то ли услышал, что над ним кто-то стоит.

Иов вскочил и забегал прямо по лежащим рядом овцам, заорал так, как только может вопить перепуганный баран, бросился в одну сторону, в другую, побежал прочь... Ева уже лежала на его месте, свернувшись калачиком. Пусть бегает... Кто его знает, что могло присниться барану?...
.....
Пастух пристально рассматривал его. Ни следов укуса, ни пены изо рта, ни поноса, ни каких-либо других подозрительных признаков. Но при этом овцы сторонятся его, бараны обходят стороной, а сам он ведёт себя странно.

На всякий случай мужчина осмотрел собак, нет ли признаков какой-то болезни. Нет, все здоровы, красивы и отличаются отменным аппетитом. Что не так с этим бараном?

Вроде бы всё хорошо. А иной раз подорвётся, распугает стадо, убежит далеко в сторону... Волчьи шкуры не вызывают у него страха, в отличии от других... С чем связана его неадекватность? И что с ней делать?
.....
Ева жила спокойной собачьей жизнью спокойной пастушьей собаки. Еда по расписанию, бегай, сколько хочешь, плюс рабочая беготня. И хоть работать её никто не просил, она с удовольствием исполняла роль младшего помощника старшего волкодава. Играла, бегала за стрекозами, валялась в траве... Спала крепко и с удовольствием, ела плотно и вкусно...

Однажды ей захотелось позабавить пастуха и она поймала для него кролика, задавила и принесла.

Мужчина похвалил её, приготовил кролика себе на ужин, поделился с ней костями. С тех пор она регулярно таскала ему дичь, а он радовался, как ребёнок игрушкам. Она становилась ему другом, он волновался за неё, заботился... А это, надо сказать, чертовски приятно, когда о тебе заботяться. Не в каждой жизни ей доводилось добиться такой значимости для кого-то. Иов видел всё это и явно боялся. Забавно. Он так привык её бояться, что даже если бы она родилась мышью, а он - кошкой, он бы сначала наблюдал за ней с безопасного дерева неделю - две, а потом бы, может быть, напал. Но это не точно.
.....
Жизнь шла своим чередом. Они прошли уже немало расстояний, и сумасшествие одного из баранов становилось всё очевиднее. Он вскакивал по ночам, нанося травмы своим собратьям и так же травмируясь, а рядом неизменно оказывалась любопытная гончая.

Пастуха умиляло отношение этой собаки к стаду, да и к нему самому. Он таких умных собак ещё не встречал. И вероятно, она чувствовала каждый приступ этого малахольного заранее, а иначе, как объяснить то, что она всегда была рядом, когда его накрывало сумасшествие?

Пастух всё грустнее наблюдал за этим экземпляром. До дома оставалось не так долго, но дотянет ли он до дома? Главное, эта зараза не передаётся другим овцам. 
.....
Иов боялся спать. Он проснулся как-то, почувствовав её близость: она стояла над ним, смотрела глазами, полными злобы десятков, прожитых в ненависти, жизней. Сердце, казалось, остановилось, он машинально рванулся, заспотыкался о спящие тела, упал, ободрал ногу, бросился бежать...

Но она его не догоняла. Он опомнился слишком поздно, когда уже пастух кричал псам, а стадо разбегалось в стороны. Тварь. Она напугала его до полусмерти.
 
В следующий раз она разбудила его хриплым рыком в самое ухо. Ситуация повторилась. Теперь на него все косо смотрят. Он подошёл было как-то к той овце, так она шарахнулась от него, будто он хищник. Тут же два других барана опустили рога. И этот момент не укрылся от внимания пастуха. Иов старался быть осторожнее, унять панику. Но когда пил у ручья, сука подкралась и куснула за хвост. От неожиданности он кувыркнулся в воду. Выскочил, пошёл было на неё, но пастух тут же поднялся, сжимая кнут. Пришлось изобразить растерянность.

Подобные подначки происходили регулярно, не так часто, чтобы он привык, но и не так редко, чтобы всё забылось окружающими. Иов скоро оказался отщепенцем. Псы сторожили его, потому что он мог побежать куда угодно в любой момент и распугать стадо, но защиты от собаки не обеспечивали, поэтому - действительно мог.

Человек слеп. Пока она виляет ему хвостом, несчастный баран находится на грани нервного срыва. Ситуация усугубляется. Даже барану ясно, куда всё клонится. Чтобы избежать печальной участи надо успокоиться и не поддаваться на провокации, но как?... Паника нарастала, предчувствия превращались в пророчества...
.
Новая смерть

В очередной раз она выбесила его трижды за короткое время. Его охватило отчаяние, беспомощность и ненависть к этому чудовищу. Она насмешливо вскинула морду, а едва он успокоился и принялся за траву, как она подошла и демонстративно помочилась на куст травы рядом с его головой. В нос ударил резкий запах. Иов сначала не понял. Но сука сразу же отошла, а к этому место подбежал один из псов и расписался сверху на её метке, однако он сделал это иначе, чем она, и его струя, помимо этой травы, окатила и его, Иова, кустик, и его морду. Как это по-человечески подло...

Иов не понимал, что делал. Он опустил рога и пошёл на собаку. Она отбежала, оглядываясь, словно не веря своим глазам, помедлила, отбежала ещё... Она манила его в свою западню, но он был слеп от ярости, и приняв её уловки за проявление страха, слабости, ринулся за ней. Тогда, дав ему засветится перед пастухом в виде явной угрозы нападения, она резко развернулась и встала напротив, лоб в лоб. Иов соскреб дёрн рогами и рванулся вперёд в решающей атаке... Просвистел кнут, барана подняло в воздух, всё его тело пронзила прожигающая боль. Дыхание сперло. Всё перевернулось перед глазами и стало красным, как кровь. На землю он упал замертво.

Псы стояли, постепенно осознавая случившееся. Пастух сам опешил. Всё произошло быстро, слишком быстро, но для Евы это лишь был удачный аккорд, сыгранный по её нотам. Она заскулила, зарылась мордой в длинную, обагренную, мягкую шерсть мёртвого барана... Пастух положил ей на спину руку и она начала выть. Мужчина сожалел о происшедшем. Он смотрел, как убивается эта странная Собака над несчастным бараном, вспоминал, как преданно она ходила за ним, ловя его приступы... Ему казалось, что он убил её брата. Но Ева чувствовала только опустошённость и некоторое удовлетворение.
.....
С этого дня Собака начала вести себя странно: отказывалась от еды, не играла, не бегала.

Она в основном лежала, вверх по склону, смотрела на небо, зелёные поля, пасущихся овец... Псы периодически пытались её расшевелить, но она оставалась равнодушной.

Тоска сжала сердце пастуха - он считал, что Собака привязалась к барану со странностями и теперь умирает от того, что потеряла друга. Он разговаривал с ней, убеждал поесть, но всё было бесполезно. Прошло три дня, он ещё надеялся, что её отпустит, что время лечит... Но поднявшись на рассвете, он обнаружил, что Собаки нет. Он поднял псов, собрался идти искать, как она сама появилась из-за косогора. Она несла ему кролика.

Придя с поклажей, Собака легла у ног пастуха. Мужчина уже понял, но отказывался верить. Он сел на землю рядом с ней, гладил и гладил её длинную голову, что-то говорил, что-то обещал, на что-то надеялся...

Ева смотрела на него с сочувствием. Ей действительно было жаль оставлять этого человека. Он напомнил ей многих, многих хороших людей, которые были в её жизни. В её первой жизни. Он был похож на её отца. Но думать об этом не хотелось. Расставаться очень тяжело, особенно навсегда.

Собака лизнула пастуху руку, глубоко вздохнула, и носом подвинула к нему тушку кролика. Мужчина заплакал. Он всё гладил и гладил Собаку, всё поправлял длинную шерсть на остывающем теле.
.
Новая жизнь

Она очнулась в кроне какого-то дерева, смутно припоминая, что сюда добралась словно по воздуху... Когда до неё дошло, на какую высоту её занесло, она сорвалась с ветки, и кувыркаясь полетела вниз.

В этот миг с её телом произошло что-то странное: ставший привычным хвост, изменил траекторию полёта, гибкое туловище словно слилось с потоком воздуха, Ева испытала истинное чувство полёта, адреналин, восторг, радость... И осознание, что в этой жизни она - мальчик.

Приземлившись довольно удачно, она оглянулась - какой хвостище... Твою ж налево... Теперь она белка. Самец векши в кедровом лесу.

В этот раз своё беличье детство она не помнила совсем. Наверно, невозможно перерождаться до бесконечности без ущерба. Наверно так и становятся злыми призраками: когда стираются все воспоминания заботы, материнской нежности, родительской строгости... Общности с семьёй, с гнездом, со стаей... Остаются только моменты выживания и смертей. А когда помнишь только смерть, то лишение жизни начинает казаться единственным её смыслом.

Вот пастуха она помнит хорошо. А мать - бельчиху совсем не знает. Как-то даже обидно. Жить-то дано всего четыре года, а из них одна восьмая уже стёрта начисто... Ну да ладно, всё равно скоро умирать: ну кого может убить белка, не нарушая естественный ход событий? Разве что ящерицу или личинку. Ева пробежала по земле, вскарабкалась на дерево, побегала по стволу во всех возможных направлениях, вернулась на мшистые кочки и просто улеглась ничком, обняв землю лапками.

Господи, как хорошо жить!...

Это по-хорошему ценишь только когда умираешь, а когда умираешь в дцатый раз - ценишь невероятно. Эти запахи, эта тишина и щебет, покой и гомон, сушь и влага... Ощущения кожей, ладонями, носом... Звуки, ароматы, дыхание полной грудью, питание полным желудком, наблюдение зоркими глазами за чем угодно - движением, цветом, изменениями... Это всё - восторг. Восторг и восхищение. Как можно не любить мир? Как можно роптать на неурядицы? Как можно уничтожать всё это, делать целенаправленные глупости, совершать подлости?... Только человек - действительное вселенское зло. Только он способен увидеть прекрасное и уничтожить - рвать цветы, обдирать пластмассой ягодники, убивать ради развлечения, ловить, чтобы мучать... Только человек - единственная ошибка природы, недоразумение фауны.

Надо искать этого урода. Белка сосредоточенно смотрела прямо перед собой. Она прислушивалась к своим ощущениям, искала то самое. И нашла.

Взметнувшись по стволу дерева красным огоньком, она полетела по кронам деревьев - с ветки на ветку, взбираясь максимально высоко и безрассудно. Пожалуй, это лучшее перемещение за все прошедшие жизни. Она брала пролёты до пятнадцати метров, если по нисходящей. Ей не хотелось останавливаться. Вот так бежать и прыгать, лететь и лететь, и оставить это в своей памяти навсегда.
.....
Он проснулся в тёмной пещере или норе, с единственным желанием - мяса. Он хотел мяса, он хотел жрать. Наконец-то родился хищником, да не уж то, слава богу... Он мужик... И он - куница. Хищная, плотоядная... самец. Молодой, крепкий, сильный.

Иов быстро нашёл себе пропитание - поблизости оказались поваленные деревья на поляне, а там просто уйма ящериц и лягушек. Вкуса у них особого не было, но, главное, живот набить удалось.

Интересно, кто теперь эта тварь, подставившая его так глупо и жестоко? Как же хочется встретить эту суку, порвать её когтями, выпотрошить из неё внутренности, вырвать эти, вселяющие ужас, полные злобы, глаза...
Уничтожить, а дальше - будь, что будет.

Но если он - куница, то кто теперь она? Лишь бы не медведь.
.
Противостояние

Путь до противника занял у белки два дня. Добравшись до места, она стала вести себя крайне осторожно, так как ещё не могла понять, с кем имеет дело.

Иов же ждал её. Впервые за многое время, он, почувствовав её приближение, не пустился в бегство. Он тоже очень хотел узнать, кто его враг на этот раз, и ощущая её близость, осторожно шёл по наитию, сужая круги поисков.

Они встретились на стволе векового кедра, нос к носу. Иов бросился сразу, без малейших раздумий. Его длинные острые когти сняли кусок коры с того места, где за секунду до этого висела белка, распушившая хвост. Её ничтожное преимущество на этот раз - лёгкость и подвижность - не спасёт её от гибели. Она заметалась по стволу, и он гонял её с наслаждением. Белка. Маленькая, пушистая, блохастая тварь... Вот она - справедливость. Он натолкает ей в глотку свежих грибов, разорвёт её на куски, выпотрошит и даже жрать не станет... Белка. Какое счастье.
.....
Ева шла по следу в течении двух дней, беспрестанно анализируя обстановку. Очнулась она в лесу, а теперь двигалась на его окраину. Периодически спускаясь вниз, она обнаружила тропинки и знаки типа "лыжня" и "цветы не рвать". Значит, это не лес, а парковая зона, возможно заповедная. Возможно, нет. Факт в том, что здесь высока вероятность встречи с людьми, а человеческий фактор всегда непредсказуем. Для врага. Ева с людьми чаще ладит.

Прибыв на место, она успела осмотреться. Она чувствовала приближение противника с разных сторон, то есть он шёл кругами. Судя по скорости передвижения - он сравнительно небольшой и ловкий. И ищет встречи. Значит, мелкий хищник. Может, волк или лиса. Скорее лиса.

Найдя дерево повыше, Ева вскарабкалась на его макушку и осмотрела окрестности.

Заповедник уходил далеко в ту сторону, откуда она пришла. Впереди открывалась огромная поляна с прокатом велосипедов и фэтбайков, закусочной и стоянкой для машин. Дальше была четырёх полосная дорога, за которой начинался город.

Белка нашла удобную развилку среди ветвей, и хорошо подкрепившись, устроилась там отдыхать. Скоро начнётся беготня и нервотрёпка, надо набраться сил.
.....
Проснулась белка, почувствовав засаду. Он здесь. Она стала следить за окружающей средой из своего укрытия. Движение заметила не скоро: он крался по земле, отчаянно прислушиваясь, напрягаясь каждым мускулом...

Ах ты ж, свинство! Куница. Это как лиса, только по деревьям бегает, почти так же хорошо, как белка. Вот уж действительно...
Что ж, надо проверить, на что способна эта тварь.

Ева переметнулась на другое дерево, с секретом: в нём есть сквозное дупло, с одним выходом на юг, а вторым, гораздо выше, на северо-восток. Ещё восточнее, через несколько стволов, есть ещё одно полое дерево, с дуплом, расположенным довольно высоко, со вторым выходом у самой земли. Совсем рядом - лабиринт нор. Судя по запаху, там кто только не жил: и барсуки, и лисы, и зайцы когда-то. Норы разветвляются под землёй в нескольких направлениях, имеют несколько тупиков и три выхода.

Если даже враг выследит её после трюков с дуплами, то уж точно потеряет в лабиринте. Он пришёл сюда слишком быстро, значит, местность не обследовал.

Белка начала спускаться по стволу кругами, ожидая, когда противник её заметит. Вот тут-то они и "столкнулись".

Ева бегала по стволу, проверяя на прочность и себя, и соперника. Куница - опасный враг. Но этот экземпляр глуп, предсказуем и неуклюж. Скоро она совсем расслабилась, уворачиваясь от сильных коротких лап с острыми когтями. Забавная игра в "кошки - мышки", но пора завязывать. Ева взобралась повыше и резко заскользила вниз, увлекая за собой куницу, потом обежала ствол на другую сторону, и пока тяжёлый зверь разворачивался, полз наверх, обходя ствол вкруговую, она уже взметнулась в высокое дупло, по внутренней его стене вскарабкалась выше, выскочила, и понеслась исполнять свой план бегства.

Она всё рассчитала верно. Куница потеряла свою дичь сразу, а по запаху вышла только на следующее дупло.
.
Начало

Иов рвал землю, кору на стволах, каких-то пресмыкающихся, попавших под горячую лапу... Он был в ярости. Эта тварь опять его провела. Почему она вечно выставляет его идиотом??? Может, потому, что он - идиот?
КТО ОНА ?????

Иов помнил, как всё началось: фрицы пришли в их поселение и перебили всех за пособничество подпольщикам. Сначала они пытали рандомных жителей, потом расстреливали целые семьи... А через несколько дней собрали всех в уже разрушенной на тот момент церкви. Там были выбраны несколько человек, которых признали невиновными, остальных расстреляли прямо там. Погибли все - старики, женщины, дети... В список невиновных не попали даже два младенца.

Трупы пролежали три дня, после чего фашисты взорвали остатки церкви и ушли. Иов умер за обедом, после взрыва. Солдаты решили подкрепиться перед дорогой, и ему было велено попробовать очередное блюдо на предмет отравления, и то ли он подавился, то ли реально еда была отравлена...

А потом очнулся дятлом. Дятлом, мать его!... Он пытался разговаривать, пытался объяснить людям, что он - человек, и его пристрелили. После этого он родился заново, и стал котом. Он рос, мяукая и играя, набираясь опыта, взрослея, и медленно, в основном через кошмарные сны, вспоминая, кто он на самом деле. В день, когда кошка перестала признавать в нём сына, он вспомнил всё. Запаниковал, заметался и угодил под машину.

И только с третьего раза, когда он родился бобром, медленно рос, вспоминал прошлое, он уже не метался. Он пытался найти общий язык со своим новым семейством, строил плотины, как велено... И вот тогда пришла она. Она была волчицей. Он сразу понял, что они как-то связаны, и очень скоро понял, что она хочет его убить. Просто убить. Именно его. У них даже завязалась какая-то телепатическая связь: они угадывали намерения друг друга, догадывались о некоторых помыслах. Тогда он понял, что она его знает. Знает, как священника Иова, которого хочет убить. Месть священнослужителю? На какой исповеди он перешёл ей дорогу? Но кто она такая - он не понял. Или не захотел её узнать. Он видел её смерть: в попытке выловить его из воды в очередной раз, она сорвалась в запруду и плотина, которую семейство бобров строило всё лето, рухнула. Волчицу засыпало палками и брёвнами, она запуталась в них и захлебнулась. А через три дня он тихо умер во сне, а после - родился песцом...

Со временем перерождений телепатия между ними прекратилась. Наверно, это она научилась как-то блокировать мысли.

Он вспомнил легенду, которой тешили их ещё старые бабушки, что есть, якобы, святой крест какого-то тайного монастырского женского ордена... Вроде как его монахини были посланы высшими силами на миссию возмездия каким-то богохульникам, грабившим церкви и их прихожан. И они странствовали по миру в поисках своих жертв, рождаясь заново, если с ними что-то случалось. Когда они нашли последнего потомка последнего еретика из списка, начертанного на небесах, они по велению высшему собрались в одном месте и основали поселение. Собирали немощных, страждущих, исцеляли... Под их влиянием почва становилась плодородной, любые болезни отступали, роды проходили благополучно, кончины - тихо и в старости... Рай на земле.

Когда последняя монахиня собралась умирать, она оставила этот крест своей престарелой дочери, та передала своей, а когда кто-то из их потомков или приезжих миссионеров объявил о строительстве церкви, то крест был вмурован в её основание.

Сказка. Бабушки украшали сюжет разными интересными подробностями, красочными описаниями, увлекательными приключениями... Но похоже, сказка стала явью. Похоже, потомок одной из монахинь, какая-то праправнучка, при расстреле в церкви случайно приложилась к этому кресту и заказала его, священника Иова. И теперь, согласно легенде, им обоим не будет покоя, пока она его не убьёт.

Честно говоря, мало смахивает на божье благословение... Тут скорее оккультизм. Кто знает, чем промышляли эти самые тайные монахини. А значит не приходится рассчитывать на лёгкую смерть. Возможно, убив его, она отправит его сознание или душу, как угодно, в местечко куда хуже, чем семейство бобров или, господи прости, не к ночи помянут, тушканчиков.
.
Человеческий фактор

Ева не могла оставаться долго на одном месте - он её выследит. Поэтому, пользуясь его припадком ярости, она ускакала не слишком далеко, и сразу устроилась подремать. Пока он пропсихуется, пока сосредоточится - она уже успеет восстановить силы.

Немного поспав, немного покушав, белка отправилась на поиски следующего безопасного места, отметив при этом, что лабиринт ещё можно будет использовать при случае. Она двигалась вдоль тропинки, держась в стороне, с ветки на ветку, периодически останавливаясь, оценивая то или иное дерево, проверяя дупла.

Она даже не поняла сначала, с какой стороны грянул залп...
Это случилось в одну секунду: она услышала, увидела и осознала происходящее одновременно. Группа людей из четырёх человек разом нажали на спусковые крючки. Она умерла не сразу, она ещё услышала их смех, почувствовала, как её поднимают с земли, трясут... Но этот внезапный залп всколыхнул её душу до самого дна. Она вспомнила другой залп и другой смех... И с этим воспоминанием она очнулась в следующей жизни.
.
Воспоминания

Маленькая Ева была смышлёной и послушной девочкой. Её любила и баловала бабушка, пока мама работает по дому или возится с младшими детьми. Отец был добрым и спокойным, он больше всего любил маму, и бабушкины сказки. А мама была строгой, серьёзной, требовательной, но конечно, тоже любила старшую дочь, ведь та её никогда не огорчала. Девочка росла в доброжелательной обстановке, и любила всех. В том числе доброго бога, о котором ей рассказывали.

Вся семья каждую неделю, а то и чаще, ходила в церковь. Как и все жители, Ева знала легенду о монахинях, и тоже любила, когда бабушка пересказывала эту легенду на новый лад в стотысячный раз. Она слушала эти рассказы, сидя на коленях у отца, лелея в сердце маленькую тайну: она знала, что крест существует. Бабушка показала ей эту реликвию, вмурованную в стену с внутренней стороны у самого пола, ближе к выходу. Крест торчал на две трети над плинтусом и вписывался в расписной орнамент. Рассказывать о нём кому бы то ни было нельзя - глупые люди растрезвонят друг другу, и обязательно найдётся тот, кто захочет завладеть крестом единолично, тогда может снова случится эта история с перерождениями, ведь человек, укравший крест, по факту, обворует церковь...

Теперь, когда вся семья приходила на службу, девочка старалась держаться поближе к этому месту.

Так было и в тот день. Еве было уже пятнадцать. Церковь была взорвана случайным снарядом, как и некоторве дома. Фашисты ходили по посёлку и хватали первых попавшихся жителей. В доме председателя, где они квартировались, этих людей пытали, требовали выдать партизан и их сообщников, а потом измученных и изуродованных, вешали на площади.

Смотреть на повешение сгоняли всех: заходили в дома, взламывали постройки, перерывали всё, от подполья до чердака, и гнали всех, кого найдут, на площадь, толкая дулами и прикладами автоматов.

Было очень страшно. Ева молилась богу, чтобы он защитил её семью, но чуда не случилось. В тот день прошёл слух, что найдены виновные. Этого не могло быть, здесь не было партизан. И подпольная работа никогда не велась...

Всем было велено придти на территорию бывшей церкви, за ограду. Родители собрали детей и пошли. За оградой, на месте алтаря, как на проповеди, стоял священник. Это ободрило жителей, ведь святому отцу верили, он для всех был близким человеком. Рядом с ним стояли солдаты и офицеры. Когда конвой отрапортовал, что жители собраны все, ему было велено "идти работать с населённым пунктом". Люди стояли притихшие, плотно жались друг к другу, Ева прижималась к обломкам излюбленной стены, ища то место, где был крест. Нашла, подошла поближе.

Священник Иов оглядел зал и показал на отца Евы. Мужчину тут же схватили, выволокли за обломки алтаря и начали бить. Кто-то в толпе закричал, кто-то начал причитать и молиться, но солдаты выстрелили в воздух и всё затихло, только раздавались глухие звуки ударов и стоны избиваемого. Иов снова оглядел толпу. После того, как из толпы вытащили четырёх человек, священник сказал, что легче указать тех, кто не виновен, чем виноватых. Фрицы начали смеяться, и в этот момент двое солдат вышли из обломков алтаря и бросили в толпу тело первого мужчины. Ева смотрела на изуродованное такое родное лицо и не могла осознать, что отца нет. Она не могла принять такое, она не верила, не понимала... Слезы душили её, но плакать она не посмела. Где-то в толпе упала замертво бабушка. Закричала мама, но кто-то тут же заткнул ей рот.

Иов снова оглядел толпу и указал председателя и почти всех его родственников, свою родню, и пару подручных. Это - невиновные. Те, кто ничего не знает о партизанах. А остальные знают, утверждал он. Остальные все - участники и пособники подполья. С улицы донёсся запах гари, треск огня... Горели дома жителей. Люди заметались было среди обломков стен, кто-то выскакивал за ограду, солдаты  тут же убивали его одиночным выстрелом, и смеялись, кричали, тыкали пальцами в испуганных людей, снова смеялись... А потом  раздался залп. Они начали стрелять в собравшихся. Иов стоял там же, смотрел на происходящее и улыбался, словно сделал доброе дело и преисполнен благодати божией...
 
Ева не чувствовала боли. Она ощутила толчки, видела, как потекла кровь, но боли не было. Голова кружилась, тошнота стояла в горле, девочка сползла по обломкам стены... И тут она сделала то, что давно хотела - потрогала крест - выделяется ли он рельефом? Уж очень был похож на нарисованный. Но крест прощупывался. Окровавленными пальцами девочка трогала его, гладила, и думала о том, что если бы прихожане были ценностью церкви, то сейчас происходит истинный грабёж богохульником. Если бы легенда была правдой, Ева вернулась бы в этот мир, чтобы убить священника, кем бы он ни был. Он не настоящий, он - неизвестная тварь в теле святого отца, и кем бы он не прикинулся, она бы нашла его и убила...
.
В последний раз

Пробудившись сереньким сентябрьским утром, голубь встряхнулся и пошёл искать пропитание. Вот она - настоящая жизнь птички божией, что не сеет и не жнёт. Он не чувствовал больше опасности, ему неведомы душевные терзания, и вообще он находится в счастливом неведении мира. Он помнит прошлые жизни, но голуби - народ безгранично флегматичный и ему пооофиииг, не жили красиво и не надо. О, семечка... Мир большой, а птичка маленькая. О, ещё семечка... В обед будет дождь - это совершенно точно. А где враг? О, хлебная корочка... Где преследователь? Где-то ходит, и бог с ним. Найдёт, убьёт?... А все мы смертны. Какая упрямая корочка. Не крошится. Все там будем. Ни к чему и переживать.
.....
Она сидела на ветке, нахохлившись. Священник бродил внизу, по дороге, собирал крошки. Красавчик. Воплощение писания. Ничего лишнего. Всё раздай, ни о чём не заботься, Господь всё усмотрит...

Она вытащила лапу из крыла, посмотрела на неё пристально - гля, как умею - почесала увесистый нос. Крупная серая ворона - пожалуй, лучшее обличие за последние годы, не считая белки. Заморосил мелкий дождь, Ева поёжилась. Была бы человеком - замёрзла бы...

Она ждала, пока он вспомнит. Не хотелось убивать голубя. Просто голубь - просто птица - не совершила никакого зла. Ева знала, что туповатому телу понадобится время на осознание опыта потрёпанной души, и терпеливо ждала.
.....
Прошло уже не меньше месяца, когда голубь начал подавать признаки беспокойства. Ева наблюдала за ним, поедая мышь. Как-то брезговала падалью, пока есть шанс поймать хоть какое-то пропитание получше. Лучше одна живая мышь, чем пара дохлых лошадей. Голубь начал суетиться два дня назад, а сейчас и вовсе вспорхнул и заметался над сквером.

На следующий день она нашла его через три улицы. Он снова заметался. Значит, вспомнил. И снова чувствует её. Она пыталась настроиться на него, понять его помыслы, как когда-то у неё получалось, при первых их перерождениях. Они оба - птицы, шансы есть... Не столько ей было нужно узнать, о чём он думает, сколько необходимо было дать ему понять, что в её голове. Это был конец. Она крайне осторожна, чтобы не сдохнуть раньше выполнения миссии. Теперь всё закончится, но она хотела, чтобы он вспомнил.

Он увидел её, начал наблюдать, считал, что делает это беспалевно, откровенно таращась на неё круглыми глупыми глазами. Снова сорвался с места, заметался, улетел. Она снова нашла его, на этот раз, на другом конце города. Она явственно ощущала его страх и злобу. Да. Это уже не голубь. Это он.

Она подбиралась ближе, не таясь, но крадучись. Его беспомощная ярость даже ей туманила разум. Он смотрел на неё изменившимися глазами, в которых жажда её смерти горела, совершенно не сочетаясь с "лицом" божьей птички. И когда она подошла уже почти вплотную, когда взглянула прямо в эти злые безжалостные глаза, она осознала его вопрос: кто ты? Не отрывая взгляда, она одним образом, одной мыслью ответила: Ева, и вложила в этот образ всю боль своих воспоминаний. Растерзанного отца, выжженный посёлок, мёртвое, затоптанное перепуганными людьми, тело бабушки... Всю боль от попрания её, Евиной, детской веры - в добро, в бога, в надёжность церкви и честность священника... Крест в обломках стены, залитый её кровью, и её отец, нечаянно принесённый в жертву на святом месте алтаря...

Ева тяжело поднялась в воздух и скрылась из виду.

Иова колотило, как в лихорадке. Теперь он знал, кто его враг, и за что мстит... Теперь у него не было надежды на спасение.
.
Финал

Он сидел под деревом, на тропинке. Третий день он собирал крошки с утра до вечера, с закатом солнца замирал на месте, с восходом - начинал ходить.

Спал ли он? Жил ли? Его преследовали видения, которые ему показала Ева. Нет, он не раскаивался, он поступил так, как поступил, он спасал свою шкуру, обидно, что не получилось...
Жаль ли ему Еву? Нет, не жаль. Он не будет плакать и просить прощения, за столько лет страха и преследования он давно уже всё искупил. Он убил её отца только раз, а сам умер бессчётное количество... Она хотела отомстить - молодец, у неё получилось. С тех пор, как он узнал, кто она, ему стало как-то проще: всё, что произошло со времён войны словно бы получило своё оправдание. Он накосячил и наказан, потому что попался, а попался, потому что поверил в свою безнаказанность. Если бы не этот проклятый крест, или за алтарь утащили бы кого другого, не из семьи Евы, то может быть, заклятие и не сработало бы. Но...

Так или иначе, а случилось то, что случилось, обратного пути нет, уж лучше довести начатое до конца.

С тех пор он не прятался, и не пытался улететь. Он ждал своей смерти, как логически оправданного финала.

Ева сидела на макушке дерева в ожидании рассвета. Вот из-за высотных домов и парковых деревьев показалось светило. Как только его лучи осветили поляну, ворона слетела на неё, посмотрела прямо в сияющий диск, и распустив крылья, склонилась в поклоне, уперев в землю клюв и опустив хвост. В таком положении она оставалась довольно долго, пока Солнце не прогрело её тела, её каждого перышка. Эта молчаливая молитва Солнцу и Его ответное тепло грели, измученную многочисленными смертями, душу. Страх и злость проходили, оставляя на сердце умиротворение и грусть.

Ева встряхнулась, перелетела на дерево, на ветвь над тропинкой, и понаблюдав за своей жертвой несколько минут, камнем упала на неё, прицельно разбив клювом голову.

Она ощипала его живьём. Искатала по всей безлюдной тропе. "Хватит! Хватит!!..." - бились в её голове крики Иова.

Христос учил прощать, но не вступился за её семью. Солнце поддерживает пламенную месть, и согревает до самых недр. Если бы Ева родилась ещё хоть раз - она бы поклонялась Солнцу. Не зря варварские методы фашистов были ознаменованы свастикой... Они знали, чего хотели. Но Солнце не прощает зла. Солнце ратует за созидание и развитие.
Что ж. Ева созидает и творит. И вытворяет. В последний раз.    *