Рассказ из серии Симфонческие пьесы. Чайковский. Времена года. Июнь
Диана родилась, как принято говорить, в среднестатистической семье со средним достатком. Родители её: Виталий и Елена – выпускники ПТУ и поэтому получали среднюю, опять-таки по тем ещё советским статистическим данным, зарплату. Да и дома, хотя и жили они в частном секторе, но среднего качества домике, доставшемся Виталию от бабушки. И в доме всё было среднестатистически. Имелось всё, что было престижно для семей того времени в их маленьком городке, который находился за двести километров от большого областного центра.
– Наш дом – «полная чаша» да и внутри «не стыдно людей пригласить», – так говорили родители молодых.
В большой комнате двадцати квадратных метров, на потолке, над большим круглым столом, накрытым плюшевой скатертью с бахромой, висела люстра «Каскад» в которой хрустальные висюльки заменяли пластмассовые плоские палочки, имитирующие хрусталь. Её привезла соседка по улице из самой Москвы и продала им по двойной цене, чтобы оправдать дорогу в далёкую и дорогущую столицу. На полу лежал ковёр «Русская красавица» подарок молодожёнам от родителей в день регистрации брака. На стене висела больших размеров репродукция картины Карла Брюллова «Последний день Помпеи» от которой вяло таким трагизмом, что молодожёны старались не разглядывать её. Зато багетная рамка, в которую была обрамлена это значительных размеров репродукция, была красоты необыкновенной. С лепестками, какими-то завитушками и блестела всем своим золотом от попадания на неё солнечных лучей, что приводило гостей в восторг.
Однажды, когда ещё Динана не родилась и, находясь в мамином чреве, со всей силы лупила её своей маленькой ножкой, крутясь во внутриутробных водах, отец, находясь рядом со своей молодой женой, смотрел вечернюю программу «Время». Очередной сюжет заставил его встать с дивана и сделать звук телевизора громче. Шёл сюжет о мальчике - вундеркинде.
– Нет, ты видела! Ему только тринадцать лет, а он уже учится в университете и на каком факультете! Математическом! Слышала?
– Ну и дураки родители, – не одобрила восторгов мужа жена.
– Ты говори и не заговаривайся. Так вырос бы, шалопай дворовый, а он! Вундеркинд! Смотри, папаша его так и светится!
С этого дня у Виталия появилась идея «фикс». Ребёнок, которого должна родить Лена, обязательно будет вундеркиндом. Внушения жены, что такие дети рождаются один раз в столетие, и что ещё не известно, с какими способностями родится их малыш, Виталий отметал сразу и бесповоротно.
– Ты пойми, – вразумляла его Лена, – чтобы помогать, а значит, учить и воспитывать такого ребёнка, надо самому быть образованным и воспитанным, в конце концов, интеллигентным человеком.
– Много ты понимаешь, женщина, – бурчал на неё он, – мы что, не интеллигенция? Дом – полная чаша! И книги в стенке стоят. Целое собрание Маяковского. И Вальтер Скотт есть, и «Война и мир».
– Есть. Только ты прочёл их, прежде чем стеклом закрыть, так что и раздвинуть их не могу, чтобы просто пыль с тех книг стряхнуть?
С этого дня Виталий решил стать настоящим интеллигентом. Запретил Ленке подавать обед в одну тарелку.
– Что, в доме посуды нет? Или учить тебя, что суп подаётся в глубокой тарелке, а котлета с картошкой – в плоской?
В следующий раз сделал ей замечание по поводу старой клеёнки на кухонном столе. Потом попрекнул отсутствием салфеток в стаканчике.
– Интеллигент недоделанный! Чавкаешь на всю улицу да сморкаешься на улице с руки, – обиженно парировала ему жена.
Но вскоре заметила, что когда они с мужем выбирали детскую кроватку, которую после её родов надо купить и установить дома, он потащил её в галантерею и купил дюжину мужских, а заодно и женских носовых платков. Да и вообще, Лене казалось, что муж очень изменился и внешне. Но его поведение стало не то чтобы интеллигентным, а скорее не присущим ему. Всё в нём было как-то наиграно, не естественно. И раздражало её. Будет раздражать, когда роды на носу.
Но когда родилась доченька, Лене некогда было обращать внимание на внешние изменения мужа. Её пугали его действия по отношению к малышке. Виталик, начитавшись книжек Никитина Б.П. о воспитании полноценного человека, шёл к своей цели по плану.
– Будет здорова, легче её таланты будут раскрываться. А любому таланту нужна выдержка и сила воли. Так что сначала здоровье.
Он делал всё по рекомендации этого уважаемого воспитателя своих детей. Он даже вносил свои небольшие коррективы в некоторые упражнения и тактику воспитания, делал пометки на полях книги. Однажды он написал Никитину письмо, в котором рассказывал, как он воспитывает свою дочь. Спросил его, почему после каждого обливания на свежем воздухе она обязательно болеет. Посетовал на непонятливость отсталых соседей, которые накотали жалобу участковому об издевательствах над малолетней дочерью. Но, видно, письмо не дошло до Никитина. А возможно, отвечать знаменитости было некогда.
Своей единственной дочери он не хотел средней жизни. Он считал, что Диана, их Диана Витальевна, должна «далеко пойти». Поэтому она будет иметь высшее образование и станет высокоразвитым человеком. А может, даже и прославит их фамилию на всю страну.
После окончания Лениного декрета Виталий решил и постановил, что теперь его жена работать больше не должна.
– Я что, одного ребёнка не смогу вырастить как надо? – Сказал он ей, – ребёнка нужно воспитать как надо! Нечего распыляться, как наши родители. Понарожали нас и всё! Нет, чтобы дать нужное воспитание! Нет! Дианка должна стать образованной, а возможно, и известной личностью! А я вас с дочкой обеспечу, не переживай.
Так что Лена после декрета по уходу за новорождённой сразу получила статус домохозяйки. А желание мужа сделать из дочери вундеркинда постепенно переросло у неё в тихую, затаённую ненависть ко всему, что он делает.
Но противостоять мужу, когда отовсюду только и слышны восхитительные возгласы: Как тебе с мужем повезло! Как он семью обеспечивает! Как ребёнка обожает так далее, она не могла. Тем более, что он нашёл поддержку и одобрение со стороны её Лениных, родителей.
Понятие высокообразованность у Виталия переместилось в значении с понятием публичность или знаменитость и захватило всю его душу. Кстати, Лена совсем была не против, чтобы дочь, когда подрастёт, занималась народными танцами в школьном кружке и пела в пионерском хоре при «Дворце культуры» завода, на котором они вместе с мужем недавно вместе «пахали».
Только мужа вся эта народность не устраивала. И после очередного прихода домой участкового, которому опять настучали бдительные бескультурные соседи, Виталий изменил тактику воспитания дочери. Если до этого он пытался вырастить из неё физически крепкого человека, то теперь он, пересмотрев свои возможности и возраст ребёнка, а к тому времени Диане исполнилось пять лет, он усложнил жизнь жене. Теперь она должна была не только следить за правильным питанием дочери, но и заняться её образованием и культурой, пока он зарабатывает деньги на обеспечение этой культуры.
– К семи годам Дина должна научиться читать, писать и считать хотя бы до ста. Видела по телеку? Мальчишка совсем сопляк, а школу за пять лет окончил и поступил в институт! Теперь, глядишь, скоро академиком станет. Счастливые родители. А всё по тому, что правильно воспитывали своё чадо. Нет, Дианка наша должна стать знаменитой.
Виталий был строгих правил. «Мужик сказал, мужик сделал», поэтому в семье слово папы было основным. А он если даже не сделает сам, то заставит сделать других.
И он заставил. Несмотря на крики и материнские подзатыльники во время обучения к первому классу Дина умела, но главное, любила читать, сносно писала каллиграфическим почерком и учебник арифметики могла рассказать по памяти. Какими нервами ей дались эти знания, знала только её мама, которая после каждого занятия с дочерью пила вонючие капли «Зеленина». Отец тоже выглядел не лучшим образом. Не отказываясь от любой подработки, он копил деньги. А как без них?
Однажды Виталий, как обычно усталый, сидел на любимом диване с газетой в руках и краем глаза смотрел телевизор. По первому каналу показывали какой-то концерт. На сцену вышла ведущая и объявила:
– Пётр Ильич Чайковский, «Времена года. Июнь». Исполняет…
Сквозь расслабленную дрёму до отца Дины долетели звуки, которые разлились тёплым потоком по его телу, вызвав небольшие мурашки, и от этого ему стало так хорошо, так спокойно на душе, что он боялся пошевелиться. Хотелось, чтобы эти звуки лились ещё и ещё. Слушая мелодию, ему действительно представился июнь с обновлённой зелёной листвой на кустарниках. С обсыпающимися белыми лепестками фруктовых деревьев. С такими же белыми бабочками капустницами, которые небольшими группками перелетали с цветка на цветок в палисадниках. От этого видения ему стало
так хорошо, что он улыбнулся. Он убрал с лица газету. На сцене стояла, делая поклоны, совсем юная девушка в красивом длинном платье. На секунду ему показалась, что на сцене стоит его повзрослевшая дочь. Он даже помотал головой от неожиданной подсказки провидения.
Вскоре в доме появилось фортепьяно и нанятый репетитор, который стал готовить её к поступлению в музыкальную школу. Брать в «Пункте проката» пианино он не посоветовал, поэтому предложил купить девочке через своих знакомых настоящее немецкое фоно. Не какое-то ширпотребное пианино «Аккорд» , «Красный Октябрь» или «Лира», а настоящий «Бейкер» какого-то года.
– Да, немного расстроено. И клавиши уже совсем пожелтели. Зато звук, звук какой! Слышите? Это же фирма!
Виталий в отдельных звуках ничего не понимал, как не объяснял ему настройщик, который заломил за настройку этого раритета огромную сумму. Теперь он понимал только те звуки классической музыки, которые приносили ему душевное тепло, как музыка Чайковского, которого он теперь боготворил. А настройщик объяснял, что настоящий музыкант должен слышать настоящий звук инструмента. С этим правилом Виталий даже спорить не стал, а углубился в поиски новой подработки.
Теперь в квартире часто стал звучать звук камертона, а настройщик стал чуть ли не членом семьи. И хотя всё это стало немного раздражать уставшего от переработок Виталия, но он терпел и настройщика, который каждый раз с удовольствием поедал пироги, которые к его приходу постоянно стала печь жена, и репетитора с его чёртовым устройством на пианино, постоянно отстукивающим такты.
Так что такого детства, как у среднестатистических детей, у Дины не было. К тому же учиться в первом классе образовательной школы ей было не интересно. Смысл читать по слогам, если она уже бегло прочла повесть Катаева «Белеет парус одинокий» и другие книжки. Но родителей удивляло и оскорбляло отношение учительницы к подготовленности дочери, которая, ставя ей хорошие отметки, утверждала, что в том, что девочке неинтересно учиться в школе, виноваты они.
– Это вам не Москва. Переводить её на класс выше или учиться экстерном вам никто не позволит, – говорила она.
– Так может нам в Москву переехать? – как-то осенило Виталия.
Лена, переживая за психическое состояние мужа, подняла на ноги всю родню и знакомых, которым с трудом, но удалось переубедить его не разрушать родное гнездо, а ждать результатов вундеркизма, здесь на насиженном месте.
К восьми годам к Диненым повинностям прибавилось плавание и танцевальный кружок в заводском «Доме культуры». Но когда её преподаватель по фоно сказала матери, что Лена талантливая девочка, а учительница танцев, наоборот, огорчила мать тем, что Лена не гибкая и ей не стоит заниматься танцами, то Лена вздохнула с облегчением, потому что заниматься музыкой, это как бы её обязанность, а плавать в бассейне ей очень нравилось. Но недолго она радовалась свободным минуткам, потому что вскоре мать нашла преподавателя английского языка.
Но как бы там не было, вникнув в отцовский постулат, что ничего в этой жизни не дается легко, а чтобы достичь своих целей, необходимо идти на определенные жертвы, Дина трудилась с усердием, хотя и не понимала, зачем ей это всё надо?
– Учёба и труд всё перетрут, – гладя дочь по голове, говорил Виталий.
– Ради будущего надо жертвовать настоящим, – постоянно твердила Лена, – да только тебе пока нечем жертвовать, – вздыхая, добавляла она.
Только Дина знала, чем она жертвует. Детство. Такое счастливое детство со школьными походами, в которые её не отпускали во избежание простуд и инфекций. Шумные игры с ребятами в школе, в которые ей тоже запрещалось играть, потому что надо беречь пальцы. Да и простые посиделки во дворе с малокультурной детворой тоже не приветствовались родителями. Жертва была! Уходило, убегало детство.
С годами преподаватель музыки больше ничего не говорила об её таланте, отделываясь от матери таким определениями, как девочка усердная, дисциплинированная, трудолюбивая. С английским языком тоже создались проблемы, потому что её произношение было ужасным. Репетитор успокаивал родителей тем, что если Дина займётся переводами, то с её прекрасной памятью это ей, возможно удастся.
– Знаете, хороший переводчик иногда ценится больше, чем сам автор.
Но несколько переводов Дина провалила с треском, текст её перевода, как сказал репетитор, похож на обрубленное топором красивое дерево. Они были такими конкретными, что не складывались в задуманный автором смысл.
– Дина, а вы любите поэзию? — как-то спросил он её.
– Как-то… не знаю. Я читать люблю. Правда, времени не хватает. Читаю все, что будем проходить по школьной программе.
– А стихи, каких поэтов вы читали?
– Пушкин, Крылов, Маяковский…
– Понятно, школьная программа.
– А какая связь между поэзией и переводами?
– Что вы, Диночка. Поэзия объединяет всё вокруг. Как может быть музыка без поэзии? А природа? А любовь? Это всё поэзия!
За год перед окончанием музыкальной школы, неожиданно её преподавательница, сама не ведая того, помогла Лене получить некоторую свободу от опеки родителей.
– Диночка, конечно, способная в некотором роде, – но, знаете, ей надо чаще посещать выступления настоящих музыкантов. Она должна слышать живую музыку, если вы хотите, чтобы она продолжила свою учёбу дальше в училище, если, конечно, поступит. Она должна чувствовать музыку. Понимаете, не просто читать ноты, а чувствовать их.
Мама ничего не поняла в этих чувствах, но уговорила отца посещать с Диной концерты с ней по очереди.
Первый раз в небольшое здание городской филармонии на концерт классической музыки пошёл отец с дочерью. Но, елозя в кресле, не выдержал и первого отделения концерта. Григ, Вивальди и Дворжак ему не понравилась. А уж слушать остальные «трахи-бахи» не было никаких сил.
А Дина, слушая музыку, не могла понять, как это может быть, чтобы собранные вместе разные звуки нот вдруг звучали не странной какофонией, а превращались в прекрасную для слуха мелодию. Как могут эти чёрные точки на нотной бумаге прыгать по этим длинным полоскам, показывая музыканту, на какую клавишу инструмента ему нажимать, чтобы он воспроизвёл ту мелодию, которая заставит тебя улететь в облака синего неба? Или прыгать каплей по лужам, оставленным проливным дождём. Или парить лёгким опавшим листком в осенний листопад. Или задумчиво мечтать у камина под песню январской метели. Как? Как у них это получается, что игра музыкантов захватывает тебя в такой плен, из которого нет выхода. Да он и не нужен, этот выход. Потому что хочется смотреть на руки пианиста, на тонкие длинные пальцы, которые бегают по клавишам рояля. На его лицо, которое меняет мимику с новыми аккордами, на его резкие движения головой, когда он, делая форте, резко опрокидывает её назад.
Дина задумчиво вышла из филармонии. Довольный от хорошо проведённого времени в соседнем пивном баре отец встретил её предложением.
– Доча, а может, всё же усилено займёмся английским, а не музыкой? Как-то громко всё! Непонятно.
– Папа, какой английский? Какой переводчик?
– Хорошо, хорошо, – быстро согласился отец, – ходим в филармонию. Мне даже понравилось. Я и в следующий раз могу с тобой сходить, пусть мама дома посидит, это же не концерт «Берёзки» или Мордасовой. Кла-сси-ка! О! Может, билеты на Чайковского будут?
Так поочерёдно, раз в месяц, родители провожали дочь до филармонии, а сами предавались отдыху друг от друга. Во всяком случае, так понимала Дина, держа их тайны при себе. Отец уже не провожал Лену до дверей концертного зала, а сразу шёл в пивную. А мама наслаждалась общением всё с тем же настройщиком, встречаясь с ним в кафе.
Будучи ученицей последнего, десятого класса, Дина, как обычно, в определённый день наслаждалась в филармонии циклом из четырёх оркестровых концертов "Времена года" Антонио Вивальди.
После антракта в соседнем кресле она увидела молодого человека. Это был Лёша Герман. Они учились с ним в одной музыкальной школе, которую Лёша окончил два года назад. Теперь он учится в местном, недавно открытом в их городе музыкальном училище по классу виолончели.
– Лёша, а я тебя не узнала. Ты так изменился.
На Алексее был светлый костюм «Тройка». Вместо галстука красовалась элегантная «Бабочка» а длинные, с красивой волной волосы придавали его виду какую-то гламурность. Лёша был знаменит на всю школу. Подающий надежду музыкант был надеждой преподавателей.
Все девчонки музыкальной школы были в него влюблены и называли его почему-то Рафаэлем, именем популярного тогда и совсем не похожего на Лёшку испанского певца. А на отчётные концерты они приходили с цветами для него и делали ему овации. Дина никогда не носила ему цветы, не называла Рафаэлем, но он был для неё первой тайной влюблённостью. И поэтому, когда она увидела его сидящим там, где должна была восседать её мама, то и удивилась, и испугалась, и засмущалась.
– Да вот, увидел тебя, а рядом свободное место…
Дина заметила, что он тоже чем-то смущён. А свободных мест в зале было полно, но не стала ничего ему говорить и второе отделение они оба слушали молча, переглядываясь друг с другом.
– Дина, я заметил тебя на прошлом концерте, хотел подойти, но тебя провожал папа, – сказал он, когда они вышли на улицу, – теперь ты одна. Я могу проводить тебя?
Только теперь Дина вспомнила о матери и удивилась, что её сопровождающей почему-то нет, поэтому с радостью согласилась с его предложением.
Проводы продлились почти до утра. Дине даже не приходило в голову, что её могут искать. Она не думала, как мать объяснит отцу потерю дочери, потому что она слушала Алексея, и ей казалось, что она умеет летать. Он рассказывал, не умолкая, о том, как он учится в училище, что ей обязательно тоже надо поступать в этом году и что они будут учиться вместе. Он читал ей стихи. Он показывал ей, сидя на лавке в сквере, делая пассы руками, словно перед ним стоял инструмент, как он на грядущем фестивале «Музыкальная весна» будет играть «Элегию» Ж. Массне. А Дина, словно сидит за фоно, голосом подыгрывала ему.
Наконец, распрощавшись, они поцеловались. Потом опять расходились, но возвращались, чтобы ещё раз поцеловаться. И так до тех пор, пока до Дины не дошёл звук разбиваемой посуды, который доносился из их окна.
– Скоро утро! – Наконец, дошло до нее, и она ринулась к дому.
На кухне выясняли отношения отец с матерью. Дина, незаметно проскочив мимо, быстро улеглась в постель. Прислушавшись, она поняла, что перед мамой стал выбор: поменять или мужа, или настройщика. Мать дала клятвенное обещание, что настройщик будет другой и что на концерты с дочерью она больше не ходок.
А Дине теперь и не нужен был сопровождающий. Теперь, после отцовского одобрения, концерты она посещала с Алёшей. Была она и на фестивале, где с замиранием сердца слушала «Элегию» в его исполнении. Алексей был так же бесподобен. К нему так же кинулась группа девчонок с цветами, словно он уже завоевал все звания и стал знаменитым на всю страну. Они проводили его до выхода из училища, а он, не взглянув на Дину, прошёл вместе с ними мимо.
Это первое разочарование надолго выбило её из колеи. Она не стала поступать в музыкальное училище. Отец был не то чтобы расстроен, а просто убит таким её решением. Разрушилась его долго вынашиваемая мечта о поступлении дочери после окончания музучилища в консерваторию, о её выступлении на большой сцене в длинном красивом платье, об овациях поклонников в её честь.
Пришлось прислушаться к совету музыкального преподавателя, что для Дины, достойно окончившей музыкальную школу, достаточно будет и этого музобразования.
– Если что, она всегда сможет устроиться в любой детсад музыкальным руководителем. Сейчас это очень востребовано.
Больше всех обрадовалась этому обстоятельству Лена, которая сразу устроилась на работу. Но на завод она не вернулась.
– Ты сам этого хотел, – высказывала она Виталию, когда объявила ему, что устроилась приёмщицей в мастерскую по ремонту музыкальных инструментов, – ты мечтал, чтобы дочь окружала культурная атмосфера. Меня приучил к культурному обществу. Теперь хочешь, чтобы я гайки крутила на конвейере?
Но Дина понимала, прежде всего мама хотела, чтобы её окружала атмосфера влюблённости, которую она испытывала к настройщику, который теперь работал вместе с ней. Ей было жаль отца. Она видела, что он догадывается о похождениях жены, и это приносила ему боль. Но разводиться он не собирался, хотя однажды Дина случайно услышала их ночной разговор «по душам».
– Давай поговорим с тобой, как культурные люди, – говорила мать отцу, – наши отношения с тобой исчерпали себя. Мы должны разойтись.
– А о дочери ты подумала? Наш городок маленький, а тут на тебе, мать ушла из семьи! Обычно отцы бросают детей, жён, а здесь всё наоборот. Что на заводе скажут?
– Да! Не растёшь, мой милый. Людской молвы боишься! А любовь?
– В общем, так, – не вытерпел отец, – пока Динка не определится, никакого блуда в нашем доме. Ишь ты! Любовь придумала. У тебя дочь! Ты должна о карьере её подумать! Ей в институт через месяц поступать. Чтобы уволилась и занялась дочерью. А мне работать дала нормально. Репетитору по английскому языку твой настройщик будет платить?
– Да он в два раза больше тебя получает! Он ездит по городам, у него есть свои клиенты постоянные. И не надейся, что я уволюсь и вернусь на завод, дудки!
Дине было обидно. Получается из-за неё рушится семья. Ей всегда казалось, что родители понимали друг друга, что они всегда будут вместе. Но оказалось, чуть сдвинутая траектория их семейной жизни привела к чудовищному результату. Она поняла, что родители стоят на грани развода, тем более после этого разговора они стали спать отдельно и больше молчали друг с другом.
Ей было невыносимо больно за отца.
– Он хотел как лучше. Он всегда думал о моём будущем. А я не оправдала его надежд. А теперь ещё и мама его предала.
Аттестат зрелости со всеми четвёрками не помог Дине поступить в Московский институт иностранных языков, несмотря на уверения репетиторов, что переживать ей нет никаких оснований. В Москву ездил с ней папа. Расстроенные, они с отцом сидели на скамейке в каком-то сквере. Дина опять корила себя, хотя она-то знала, что выкладывалась, как могла.
– А может, я не поступила не, потому что не знала? Я же отвечала правильно на все билеты. И не из-за своего ужасного произношения, а потому, что мне не нравится переводить, мне не нравится этот язык. И я бы не смогла работать даже преподавателем в школе, потому, что это не моё.
Её размышления прервал отец.
– Слушай, Динка, а поехали к Консерватории? Я так мечтал, что ты будешь там учиться. Что из тебя получится знаменитая артистка.
У московской консерватории, куда они приехали, чтобы хотя бы посмотреть на здание, в котором, как мечтал когда-то отец, могла бы учиться его дочь, глядя на величественное здание, на памятник Чайковскому, он вдруг тихо сказал:
– Знаешь, а мне очень нравится пьеса «Июнь» Чайковского. Я даже записал её на магнитофон и часто слушаю, когда бываю один. Она такая… Так на душе хорошо становится, когда её послушаешь. Спокойно. Я так мечтал увидеть тебя за роялем. Ты такая красивая, играешь Чайковского. Июнь. Да…
– Папочка, прости меня, я такая бесталанная. Ну не дал мне Бог таланта. Я даже не знаю, что мне теперь делать? Куда ещё подать документы, чтобы ты не переживал.
– Не переживай, дочка, вернёмся домой и всё решим.
Всю обратную дорогу отец о чём-то думал. Дина старалась не беспокоить его. Она была сама в растерянности. Ей так хотелось сказать отцу:
– И чего мы добились, папа? К чему всё это? Для чего надо было лишать меня детства? Нормального детства с общением, с играми. Как я мечтала поломать руку, чтобы хотя бы месяц не посещать музыкалку, не спешить на плавание, а потом домой, чтобы весь вечер корпеть над английским и домашним заданием. У меня никогда не будет воспоминаний об играх со сверстниками. О снежных горках, о сбитых коленках. Я осталась без друзей, потому что меня ограждали от общения с ребятами.
Мать дождалась их возвращения. На вопрос дочери: – Что мне теперь делать? – ответила.
– Не переживать и не убиваться. Знаешь, дочь, не держи на нас с отцом зла. Мы, что могли, и как могли, дали тебе главное. Разносторонность профессиональных навыков. А ты выбирай, в чём тебе совершенствоваться дальше. Не нравится заниматься переводами может, и правда попробовать заниматься музыкой с детьми в детском садике? Пробуй. Не по душе, не насилуй себя. Теперь ты взрослая и сама в ответе за свои дела, желания, поступки. Вот и я стала взрослой, – немного помедлив, сказала она, – ты меня тоже не осуждай. Я ушла от папы.
Отец отпустил мать без скандала и переубеждений. А Дина всё-таки послушавшись её совета, устроилась музыкальным работником. И так она полюбила свою работу с детьми, что ей казалось, что она всегда мечтала заниматься именно этим. После организации нескольких детских праздников ей предложили в «Доме культуры» завода, где работал её отец, организовать музыкальный кружок.
А Дина организовала не только кружок, но и детский театр, показав свои не только организаторские способности, но и режиссёрский талант.
Дина была довольна своей жизнью. У неё появилась мечта, и она видела, она знала, каким путём пойдёт дальше. Только родителям своих маленьких артистов она советует, – не надо тратить свои силы на воплощение в детях своей мечты. Не надо тратить свои силы и силы своих детей, время и ограничивать ребёнка в чем-либо. Это мечта не ребёнка, а ваша несбывшаяся мечта. К сожалению, не все мечты сбываются. Может потому, что они для вашего ребёнка чужие? Не свойственны их характеру. Не отнимайте у детей детство. Насильно счастливыми не становятся.
Но своих учеников она призывает к терпимости и пониманию родительских желаний.
– Иногда бывают моменты, когда хочется все бросить и отказаться от всего. В такие моменты подумайте, что вы приобретёте, если пойдете дальше, и как много потеряете, если сдадитесь. Цена успеха в любом деле всегда меньше, чем цена неудачи. Но эти неудачи не должны огорчать вас. Потому что вы приобретаете знания и вместе с ними самое ценное – опыт. Эти две составляющие приведут вас к исполнению вашей мечты.