Толстушка

Нелли Копейкина
Екатерина никогда не нравилась мужчинам. В детстве мальчишки её дразнили толстушкой и обходили вниманием, хотя в других классах тоже были полные девочки, но они, похоже, вниманием не обделялись, к их полноте привыкли и принимали их такими, какими они были, а Катю мальчики не принимали, и девочки-то не все с ней дружили. И нельзя сказать, что она была некрасива, как, к примеру, Зойка из их же класса, но Зойка была со всеми на равных, и даже, что называется, имела своё лицо, а Катю ни во что не ставили, в младших классах дразнили, обижали, а в классах постарше просто перестали замечать. Катя свыклась с таким положением, похоже, ей это даже нравилось. Не замечают её, ей же  жить легче, меньше спросу с неё, но дома Катя была тираном, она грубила матери и ни во что не ставила бабушку.
Училась Катя слабо, а потому после окончания восьми классов поступила в педучилище и с трудом выучилась на воспитателя. Педагогическое поприще Катя выбрала не потому, что любила детей, напротив, она их даже не любила, а потому, что в смысл слова “ педагог “ она вкладывала значение “ старший “. Кате же всегда хотелось быть старшей, но ни над кем, кроме бабушки старшинства у неё не получалось, её же новая профессия давала ей старшинство над детьми, а главное, над нянями. Катя с детской поры усвоила, что воспитатель чуть ли не самое главное лицо в детском саду, главнее её только заведующая. Добившись старшинства, Катя не добилась любви ни со стороны детей, ни со стороны воспитателей, но она и сама никого не любила, поэтому от нелюбви к себе особо и не страдала. Её любимой с детства поговоркой была ересь - боятся, значит, уважают, и она, действительно, так считала, не понимая, что страх и уважение - несовместимые чувства. Катю же боялись дети, боялись, как ей казалось, няни и родители, хотя вторые, конечно же не боялись её, а попросту избегали лишний раз встретиться с нею, наперёд зная, что общение с ней не доставит им радости, так как Катя любила всем что-нибудь выговаривать, любила наставлять, упрекать, и совсем не любила поощрять и хвалить людей.

С Колей Катя сошлась в сорокадвухлетнем возрасте, когда уже, похоронив мать, и пристроив бабушку в психиатрический диспансер, она жила одна. Ни мужа, ни любовника у неё не было, как-то всё не клеилось, замуж её никто не приглашал, да и так, просто ради встреч, на неё никто не заглядывался. Были у неё мимолётные сношения, но все разы мужчины были пьяны и потом на сближение с ней уже не шли, а иные так даже просто избегали. Один пьяница-холостяк, которого Катя пыталась зазвать к себе, сказал ей:
- Нет в тебе, Катюха, изюминки, хорошего в тебе нет.
- Что уж, всё так плохо? А вроде тебе нравилось...
- Нравилось, но ты даже хорошее-то в плохое превращаешь.
С Колей Катю свёл случай, умерла его сожительница, вечно больная Римма, и её пятнадцатилетняя дочь попросила Колю выместись, точно так же, как некогда после смерти бабушки её покойная мать вымела Егора Фёдоровича, сожителя бабушки. Коля был нормальным мужчиной, и очень даже нравился Кате, как впрочем и все остальные мужчины. Она всегда завидовала приятельнице Римме, - Надо же, вечно больная, с соплюхой дочкой, а отхватила такого мужика, а я одна живу в трёхкомнатной квартире, работаю, здорова...
На похоронах Катя хлопотала больше всех, хотя раньше близких отношений между Катей и покойной не было. Шесть лет назад они как-то вместе жили в одной комнате в доме отдыха, и с тех пор изредка поддерживали отношения, созванивались, встречались у Кати за рюмочкой водочки чтоб заглушить женскую тоску.
На поминках Катя села рядом с Колей, и, улучшив момент, вытирая платком слёзы, спросила:
- Куда ты, Коль, теперь?
- Не знаю, пряча глаза ответил Коля. Он, действительно, ещё не знал. У него была своя однокомнатная квартира, которую он сдавал, чем, собственно, они и кормились последние годы, и гнать квартирантов, это значило, лишить себя верного куска. Коля работал водителем в частной фирме, которая, как и множество других, сейчас дышала на ладан, платили Коле мало и не регулярно. Мать его тоже жила в однокомнатной квартире, тоже, поди, не выгонит, но и не будет рада, будет поучать, зудеть, привыкла уже к одиночеству.
- Приходи, Коль, ко мне, - вкрадчиво предложила Катя, перебивая его размышления, - я живу одна в трёхкомнатной квартире, вместе-то нам будет веселей и экономнее. Я питание с работы ношу. Я, Коль, серьёзно, ты подумай.
- Ага, - ответил Коля, согласно мотнув головой.
Первое время Коле нравилось у Кати. Она, казалось, не знала, куда его посадить, чем угостить, вот только в постели он чувствовал дискомфорт: в отличии от вечно больной и ничего не хотящей Риммы, Катя была полна энергии и желания. Коля был бы не против, как выражалась Катя, исполнять “ свои мужские обязанности “ , но его почему-то смущала, а потом даже стала коробить её чрезмерная активность. Похоже, член Коли она наметила себе любимой игрушкой, её руки, да и не только руки так и лезли к нему, как если б там было намазано мёдом. Возможно, это было бы даже приятно Коле, если б не в таких больших порциях, но когда ты хочешь спать, а тебя теребят... Ей-то хорошо, она выспится, ей на работу во вторую смену, а ему вставать рано.
Поначалу Коля думал, что Катя стосковалась по мужской ласке, оттого так ненасытна, что скоро у неё всё пройдёт, и терпеливо ждал, но Катя не унималась, более того, она стала упрекать его:
- Ну что он у тебя такой вялый, вон у Васьки, хоть он и пьёт, всегда стоит.
Иногда упрекала покойную Римму:
- Ты с Римкой своей совсем одичал, совсем стал как не мужчина.
А иногда начинала причитать:
- Не любишь ты меня, Коль.
А он , действительно, не любил её. Со временем все эти упрёки, обиды, причитания из постели перенеслись в повседневность:
- Ешь, Коль, ешь, а то ведь ты со своей Римкой совсем отощал, совсем стал как не мужчина.
- Не пей, Коль, а то ведь не сможешь меня трахнуть.
- Ты бы лучше, Коль, кефирчик пил, говорят, повышает потенцию.
Жизнь у Кати перестала казаться Коле приятной, ни чистота, в которой Катя умела содержать квартиру, ни вовремя приготовленная еда, ни Катины заискивания в промежутках между злобствованием и упрёками его не радовали.
- Трахни меня, тогда куплю тебе пива, - просила Катя, но Коля больше не мог сношаться с ней без внутреннего усилия. При общении с ней он, действительно, становился как не мужчина. Постепенно из нелюбимой Катя сделалась просто ненавистной Коле, и на третий год жизни с ней, не вытерпев, он ушёл от неё.
Поначалу Катя не верила, что он ушёл от неё навсегда. Вернётся, - думала она, - жрать захочет, прибежит как миленький, - но Коля не возвращался. По прошествии двух недель Катя забеспокоилась и позвонила его матери.
- А давно он от тебя ушёл? - поинтересовалась мать Коли, недолюбливающая Катю. - Ну и правильно сделал, - неожиданно закончила она разговор и положила трубку. Позвонив на квартиру Коли, Катя выяснила, что там до сих пор живут квартиранты. Это известие окончательно расстроило её, ведь если Коля не у матери, и не у себя, значит, он где-то в другом месте, значит, у него кто-то есть! По разным каналам Катя стала разузнавать о Коле, и, наконец, выяснила, что Коля живёт с женщиной по имени Вера - Вера Станиславовна, школьная учительница.
Вера Станиславовна выглядела девочкой в сравнении с Катей: невысокая блондинка с мелкими чертами лица, с жиденькими, связанными сзади в пучок волосами, она стояла перед Катей и испуганно моргала выцветшими голубыми глазами.
- Что, чужого мужика увела и рада! - кричала Катя, злобно тараща на Веру Станиславовну глаза.
- Простите, Вы кто? - спросила Вера Станиславовна, но Катя её то ли не слыша, то ли делая вид, что не слышит, продолжала кричать:
- Пигалица! А ещё учительница! Чему же ты детей-то в школе учишь?!
- Простите, Вы...
- Нахалка! - кричала Катя, не слушая Веру Станиславовну.
В прихожую вышел заспанный парень в трусах.
- Мам, это кто? - спросил он Веру Станиславовну.
- Не знаю, - робко пожала плечами Вера Станиславовна, - наверное Колина ...
Она подбирала слово, но парень уже заговорил, обращаясь к Кате:
- Вы извините, я не одет, но Вы своим криком вытащили меня из постели. Вам что угодно?
Катя, не ожидавшая увидеть кого-нибудь ещё, тем более парня с ладной мускулатурой, замерла с открытым ртом. Парень воспользовался этим:
- Ах, Вы по ошибке к нам завалились, тогда уж будьте добры, - парень открыл перед Катей дверь, предлагая жестом ей покинуть квартиру.
- Что! - завопила Катя, - это я-то по ошибке?! Да это мать твоя по ошибке подцепила чужого мужика! А ещё учительница называется, сама, небось, и жрать-то готовить не умеет!
Выразительность голоса парня остановила Катю. Внятно, с расстановкой, и в то же время с медной безаппеляционностью в голосе он сказал:
- Жрать мама, действительно, не умеет готовить, потому что мы не жрём, мы едим, но мы не намерены обсуждать с Вами способности мамы, извините.
При этом он, приложив немало физических усилий, учитывая массу Кати, и её сопротивление, выставил её за порог и захлопнул перед её носом дверь.
- Щенок! - визжала Катя за дверью. - Ты бы сначала сопли утёр! Уцепились за чужого мужика!
Выставленная за дверь, Катя почувствовала себя страшно одинокой. - У какой-то дистрофички есть, кому за неё постоять, да ещё, сволочь, Колю моего отхватила, а я... - сокрушалась Катя. Чувство жалости к себе мешалось у неё со страшной злобой на Веру Станиславовну. Кате очень хотелось досадить, навредить этой женщине, обидеть её, унизить, она шла и придумывала, как бы это ей лучше сделать. Одним из ранее запасённых вариантов была школа, Катя давно себе решила, что непременно сходит в школу и пожалуется директору. Школа была рядом с домом Веры Станиславовны. Директор встретила Катю вежливо, терпеливо выслушала, тяжело вздохнула и, пересев в кресло напротив Кати, заговорила:
- Простите, Вас как зовут?
- Катя, Екатерина Анатольевна.
- Екатерина Анатольевна, я сочувствую Вам, у Вас не устраиваются семейные отношения, а Вы задумывались, почему? Думаю, первопричину Вам надо поискать в себе.
Но не эту же дребедень слушать от директрисы пришла Катя. Она злобно сверкнула глазами, но, спохватившись, подавила в себе порыв злобы, и, снова одев маску боли и обиды, заговорила:
- Людмила Петровна, я прошу Вас, Вы же можете повлиять на свой персонал.
- Екатерина Анатольевна, мне понятны Ваши оскорблённые чувства, но что я могу? Взять за руку Вашего мужа и отвести его обратно к Вам?
- Ну Вы же можете проработать Веру Станиславовну!
- Проработать? - директор мотнула головой в знак протеста, слово-то какое, - У нас дружный педагогический коллектив, в котором, как Вы правильно заметили, мы можем, и, безусловно, влияем друг на друга, причём в равной степени, как я влияю на Веру Станиславовну, так и она влияет на меня, но семейная жизнь, это же очень личностно. Вера Станиславовна сошлась с мужчиной, это её личное дело, хотя не скрою, что сейчас, после общения с Вами, думаю, она сделала не самый лучший выбор, и, возможно, она сама сможет оценить ситуацию.
Катя, поняв, что ей отказывают, уже не слушала директора, она обдумывала, что же сказать такое обидное этой чистюле , Людмила Петровна выглядела очень опрятно. Сузив глаза, перебивая собеседницу, она сказала-прошипела:
- Понятно, все вы тут друг за друга, а ещё детей учите! Думаете, раз уж Вы директриса, вам оскорблять меня можно! Я ведь пожалуюсь в РОНО! Учителя называется, педагоги! Какую же мораль вы внушаете детям?!
Людмила Сергеевна сидела и смотрела на Катю с гримасой боли на лице, как если бы Катя бросала в неё не слова, а камни.
После посещения школы злоба Кати на Веру Станиславовну усилилась. - Ничего, - успокаивала себя Катя, - я ещё отомщу! Дня три Катя перебирала разные варианты мести и, наконец, остановилась на одном: где-то давно в кино она видела, как неугодного сотрудника милиции, кажется, другой сотрудник милиции столкнул в метро под поезд. Катя не помнила ни сюжета фильма, ни даже лиц актёров, но что она помнила точно, так это то, что всё очень просто, подойти сзади к человеку, столкнуть его под поезд и убежать, даже не убежать, а незаметно уйти. Катя всё продумала. Она купила бежевый балахон, русый парик, тёмные очки. Учитывая то, что Вера Станиславовна работала рядом с домом, а, значит, почти никуда не ездила, Катя придумала план, как вытащить её в метро. Выяснив, что ни сына , ни Коли днём в четверг дома не будет, Катя позвонила Вере Станиславовне изменив голос и, представившись матерью некой Лены, якобы подруги её сына, пригласила её встретиться в метро, а чтобы Вера Станиславовна не отказалась от встречи, Катя пустила в голос нотки плача и сказала, что эта встреча очень важна.
Парик, очки и балахон изменили Катю до неузнаваемости, причём из дома она вышла в своей привычной одежде, а переоделась в городском туалете. Для наблюдения за подъездом Веры Станиславовны Катя выбрала узкую скамеечку в сквере напротив. Вдруг она почувствовала в ладонь влажный тычок, вздрогнула, обернулась и увидела чёрную мохнатую собаку, весело повиливавшую метёлкообразным хвостом, хотела цыкнуть на неё, как услышала за спиной мягкий баритон с южным акцентом.
- Не бойтесь, он не тронет Вас.
- Уже тронул, - язвительно заметила Катя.
- Извините, это значит, Вы ему понравились, он, знаете ли, весь пошёл в хозяина, он так же, как и я, очень любит интересных женщин, таких как Вы.
Что-то очень понравилось Кате в словах человека, да и сам он показался ей приятным: благородная седина в висках, мужественный профиль, прилично одет, правда, ростом невысок. Мужчина присел рядом, и, то ли заметив, что Катя косится на дверь подъезда, то ли просто для поддержания разговора, спросил:
- А Вы кого-то ждёте?
- А Вам-то что?
Не обращая внимания на грубость, мужчина благодушно продолжал:
- Думаю, это не мужчина. Мужчина не заставил бы ждать такую красивую женщину.
Таких приятных слов Катя не слышала давно, а может быть никогда.
Тем временем в дверях подъезда показалась Вера Станиславовна, во всём её облике читалась озабоченность. Быстро, как-то даже по-детски выпорхнув из дверей, она торопливым шагом направилась к метро. В сознании Кати стрельнуло - пора!, но красавец-мужчина мягким баритоном продолжал:
- Наверное, по-настоящему оценить красоту женщины умеют только холостые мужчины, такие как Юсуф, - он мотнул головой в сторону собаки, - и я.
Эти слова примагнитили Катю к скамеечке, надо было встать и идти за Верой Станиславовной, но что-то Катю удерживало. Тем временем мужчина спросил её:
- А Вы, наверное, замужем, такая женщина не может быть одинока?
- Оказывается, может. Я была замужем, но сейчас..., - соврала Катя.
- Простите, я ведь тоже был женат, но жена моя умерла три года назад.
- Нет, мой жив, - почти перебила Катя, - но... не сошлись характерами.
- Вот и встретились два одиночества...,- распевно сказал мужчина. - Позвольте представиться - Тигран Тигранович.
Тем временем Вера Станиславовна сворачивала за угол дома. Катя равнодушно скользнула по ней взглядом и с внутренним трепетом представилась:
- Екатерина Анатольевна.
- Очень приятно, - сияя белозубой улыбкой, отвечал Тигран Тигранович. - У Вас красивое царское имя - Екатерина! Вы живёте в этом доме?
- Нет, я живу на Останкинской.
- Так Вы гость в нашем районе! Я не очень спутаю Ваши планы, если приглашу Вас к себе на чашку кофе? Я живу в этом доме.
Катя зарделась, душа её сжалась, впервые её приглашал в гости мужчина, да ещё какой! Она не нашлась, что ответить, растерянно замычала. Прочитав согласие в её глазах, Тигран Тигранович поспешно пришёл ей на помощь.
- Ну, вот и хорошо, пусть будет наказан тот, кого Вы ждёте. Я увожу Вас.
Он встал и как-то уж очень галантно, такого обращения Катя не видела даже в кино, приглашающе подставил локоть. Катя, вопреки ожиданию Тиграна Тиграновича, что она легко возьмётся за его локоть, просунула руку между сгибом его руки и крепко переплела своей рукой его руку.