Перевод глав I и II (“What Peggy Found” & “Disappearing”) повести М. Д. Хиллиард (M. D. Hillyard) “Peggy’s Giant”, London, 1920.
Иллюстратор: Пегги (героиня повествования).
© Перевод. Олег Александрович, 2022
Читать доработанный вариант перевода всей повести полностью: http://proza.ru/2022/12/24/819
***
— А вот в этой — какая-то штучка бряк-брякает внутри! — сказала Пегги, потряхивая последнюю хлопушку и глядя на няню.
— Так хлопни ты ею поскорей, дорогуша моя, да после позволь мне убрать весь этот мусор!
У Пегги только что закончилось праздничное чаепитие — в честь Дня её Рождения. Отмечала она его на пару с одной лишь единственной «гостьей» — её няней, — потому что мама была в отъезде, а дети, которых можно было пригласить, подхватили как назло к тому дню коклюш.
Как бы то ни было, но назвать то чаепитие обычным, заурядным было бы несправедливо, потому что мама, как выяснилось, к знаменательной этой дате прикупила заранее и оставила у няни целую кучу хлопушек, а кухарка не забыла вставить в тортик из свежеиспечённых бисквитов шестёрку новеньких красивых свечек.
— А попробуйте угадать вы, нянюшка, какая вещичка внутри тут спрятана! — Пегги опять потрясла хлопушкой. — Я думаю, чашечка, знаете, такая — крохотулечка — с блюдечком, как раз для домика моего кукольного. А теперь вы угадывайте!
— О, но как же я могу знать! Может, свистулька какая-нибудь, — ответила няня, собирая со стола и пола остатки хлопушек: разноцветные с блёстками обрывки толстой бумаги, такие празднично-яркие, что даже жалко было отправлять их в огонь камина. — Свистульки и всякие другие безделушки обычно и находят в хлопушках. Но зачем гадать-то нам, если этот презент сию же минуту увидишь ты! Давай же, расхлопывай эту хлопушку, я жду!
Пегги зажмурила глаза, зажала одной рукой ухо (хлопки её всегда немножко пугали), а другой дёрнула шнурок.
Вещица, которая упрятана была в хлопушке, вылетела вверх, упала на пол и закатилась под шкаф для игрушек; Пегги тоже пала на пол и полезла её доставать.
— Ах, нянюшка, как сверкает, как искрится она — эта штучка! — с восторгом прокричала она из-под шкафа. — Колечко, кажется, какое-то… красивое очень… Да-да, колечко… вот, вижу, вот оно… не ошиблась я! Золотое колечко — с большим зелёным камнем! — Пегги вылезла из-под шкафа. — Вот, достала я его! О, да вы поглядите, как искрится, как блестит оно!
— Медяшка со стекляшкой, — оценила няня презент. — С какой вообще стати суют туда такой мусор — выше моего разумения! Для твоих игр вряд ли оно тебе понадобится, и, в конце концов, заваляется где-нибудь сувенирчик этот у тебя, и всё. Подойди-ка ты лучше сюда, да посмотри, как эти все бумажки полыхать сейчас будут! — Няня высыпала собранные ею остатки хлопушек в очаг камина.
Перепугавшись, что няня вдруг возьмёт да и отберёт у неё её колечко и отправит вслед за бумажками в огонь, Пегги спешно принялась примерять его себе на пальцы.
— Во-от! на этот только большой мой пальчик подошло оно… Посмотрите, няня, как ладно сидит! — Пегги гордо помахала левой рукой.
— В твоём возрасте колец не носят, — строго заметила ей няня. — Да и на большие пальцы никто их не надевает. Ох, да ты смотри-ка, что с ленточкой твоей опять сталось… вылезла же, как всегда, из причёски она!
И няня принялась приводить ей в порядок волосы.
— Да поглядите же вы, как камушек этот блистает! — повторила восхищенная Пегги, поглаживая любовно зелёный камень на кольце. — Какие лучики по стенкам вон… и на всё-всё в комнате разбрасывает он!
И правда: яркое зелёное сияние заливало всю до последнего уголка и закутка комнату; зелёные блики плясали на лице няни, на мебели, на цветках роз на обоях; детская словно обратилась вдруг в весеннюю буковую рощицу — в час, когда лучи полуденного солнца пронизывают с выси молодые листочки.
— Смотрите, няня, — Пегги указала пальцем в очаг камина, — даже пламя зелёным стало!
— Да, да, очень мило, красиво, — рассеянно отвечала ей няня, оканчивая наводить порядок в её причёске. — В узел прямо какой-то уж, смотри-ка, волосы свои превратить ухитрилась ты! Всё! Теперь давай-ка сниму я с тебя праздничное твоё платье, а взамен принесу тебе простое, старенькое, чтоб поиграть ты могла с игрушками своими, — как-никак, а День Рожденья у тебя сегодня!
— А вы — со мной поиграть не останетесь?
— Ох, нет, Пегги, не могу сейчас дольше оставаться я тут с тобой, несколько ещё писем надо написать, а почта через полчаса отходит. Давай же, снимай своё платье и вот здесь, возле огня постой, пока другое я тебе поищу!
— Ах, как же мне хочется взрослой стать! — говорила себе Пегги, покручивая на большом пальце своё колечко и глядя на пламя в камине. — Каждый день пила бы я настоящий, крепкий чай, и торты праздничные ела бы, тоже каждый день! Да не в детской тут у себя, а внизу, в гостиной. И шляпки большие носила бы я, роскошные такие, шикарные шляпки, с перьём птичьим цветастым всяким на них!
— Где ты ни есть, всегда к твоим услугам я! — услышала она вдруг позади себя чей-то голос.
Пегги обернулась — и едва не выпрыгнула вон из кожи от изумления.
Потому что увидела в своей комнате Великана — стоявшего по другую сторону стола.
Что гость её этот — никто иной, как Великан, Пегги поняла сразу: потому что был он живой копией Великана на картинке в одной из её книжек со сказками. На картинке той, правда, лицо у Великана суровым было и угрюмым, а этот широко улыбался ей, и голубые глаза его показались Пегги добрейшими из добрейших. Одет был Великан в коричневые камзол и штаны-бриджи — очень-очень старинного покроя; и дополняли его такое облачение длинные красные чулки на ногах. Потолок в комнате низковат оказался для такого гостя, оттого стоял он сильно ссутулившись и при каждом движении широкими своими плечами соскребал с потолка штукатурку. В одной своей громадной руке держал Великан чашку очень тёмного на вид чая, а в другой кусок праздничного торта — с сахаром, миндальной пастой и какими-то серебристыми бусинками поверху.
— Ох… но какой же высокий ты! — молвила с придыханием Пегги. — Я… я думаю, няня моя совсем не обрадуется… визиту твоему ко мне сюда, — добавила она, с опаской поглядывая в полуоткрытую дверь.
— Догадываюсь я о том, потому и заговорил с тобой, — сказал Великан; после чего, чтобы распрямить спину, сел он на пол, правую свою ногу протянул так, что высунулась она из окна, а другую расположил поверх камина. Чай и торт с осторожностью опустил он на паркет рядом с собой.
— Ты, знаешь ли, кольцо своё покрутила на пальце и желание загадала вслух. Платье-то твоё как — по нраву тебе?
Пегги оглядела себя — и обнаружила, что одета она в совсем не детское на вид, с завышенной талией платье из шёлковой ткани в жёлтую и белую полоску и очень старинного фасона: тяжёлыми складками ниспадало оно до самого пола. А на её руке возле локтя висела большая шляпка с полями козырьком и с множеством маленьких завитых пёрышек ярко-жёлтого, канареечного цвета по окружности тульи.
— Что это?.. Как это всё… наделось на меня?! — воскликнула Пегги.
— Ну… так ты ведь пожелала взрослой стать! Вот и постарался я тебя овзрослить — в силу моих возможностей и моего опыта, конечно; магическими делами с очень уже давних времён не занимался я, и оттого, быть может, успел и утратить некоторые навыки. — Великан с несколько обескураженным видом глядел на её шляпку с нелепым жёлтым «перьём» на ней: такие старинного весьма фасона шляпки перьями никогда не украшались.
— Не знаю я, даже и не знаю, что мне нянечка скажет; она меня всегда ругает, если выряживаюсь я не в свою одёжку! — с беспокойством заметила ему Пегги (она не решилась объявить своему благодетелю, что «овзрослить» её так, как того она желала, у него совсем не получилось).
— Тебе, верно, хочется, чтобы няня не спешила заявляться к тебе сюда? Тогда загадывай желание! Просто скажи: «Хочу, чтобы няня на полчаса задержалась!» Да не медли ты, вон она — к двери уже подходит!
— Хочу, чтобы няня на полчаса задержалась! — послушно повторила Пегги. — И что же? — тут же добавила. — Вот ведь — здесь она!
И правда, с платьем в руках скорым шагом вошла няня в детскую. И едва взор её упал на Великана, высоко подпрыгнула она в воздух от изумления — и села с громким шлепком на пол.
— Это кто такой, мисс Пегги? — с испугом вопросила она свою воспитанницу.
— Ох, да что ж мне делать-то теперь! — воскликнул Великан; поднимаясь спешно на ноги, опрокинул он лошадку-качалку и три стула. — Магия моя, понимаешь ты, совсем не так, как прежде, работает почему-то! — Боязливо глянул он на няню, растоптал, отшагнув назад, в мелкую крошку чашку крепкого чая вместе с блюдцем и хрипло прошептал Пегги:
— Ты должна помочь мне! заступись же ты за меня перед ней!
— Это… это мой друг! — смело заявила Пегги няне. Ей стало жалко Великана: хоть и такой большущий, казался он ей в ту минуту совсем беспомощным малышом. — Он, нянюшка, на чаепитие ко мне пришёл; пришёл, потому что… деньрожденье же у меня сегодня! И вот, посмотрите, какой кусок торта — чудесного торта принёс он мне; такие превкусные торты до войны, говорят, когда-то делали!
Пегги сжимала крепко в правой ладони своё Кольцо и ждала с нетерпением няниных слов, однако несчастная перепуганная женщина так и сидела на полу, раскрывая и закрывая безмолвно рот и не отводя дикого взора от Великана.
— Ох, да хоть бы что-нибудь, да происходить стало, в конце-то концов, — прошептала Пегги в отчаянии, и едва договорила она эти слова, Великан подхватил её вдруг подмышку и вышел с нею вместе из детской прямо через окно!
И не касаясь стопами земли, пошагал он с Пегги на руках через сад и дальше через поля — с такой быстротой, что встречные птицы не успевали порой уступать путь и с лёту стукались в грудь ему.
— Уф-ф! из какой же передряги опасной удалось выскользнуть нам с тобой! — промолвил Великан, спускаясь наконец наземь в глуби лесной чащи.
Пегги он опустил к земле и поставил на мягкий зелёный мох и, тяжело дыша, прислонился спиной к стволу дуба.
— Эх, а чай-то с тортом у тебя в комнате мы оставили! — с огорчением добавил он.
Пегги оглядела его снизу. Голову Великана скрывали ветви деревьев, в сплетениях которых заметна, однако, была его длинная борода.
— Ты своим сапогом раздавил и торт, и чашку с чаем, — сокрушённо молвила она. — И… и ведь не могу же никак понять я — ничегошеньки не могу! Зачем, с какой вообще заботой ко мне заявился ты? Хотя, знай, ты мне сразу очень-очень понравился! — добавила она спешно, нисколько не слукавив: потому что у Великана было очень доброе лицо, и ей в первую же минуту подумалось, что такой гость сможет стать её хорошим приятелем.
— В комнате твоей объявился я по той только причине, что пришло вдруг тебе на ум загадать вслух желание своё. Обязан потому что был пред тобой предстать я. Кольцо ведь это, что у тебя на пальце, не простое оно, а магическое, волшебное — вот так-то! Не чаще чем раз за сотню лет выпадает кому-то из детей удача сыскать его, да счастливцу тому ещё и надобно догадаться надеть это Кольцо ни на какой другой, а только на большой палец левой руки своей — и желание загадать. А где именно, скажи ты мне, в сей раз было спрятано оно?
— В хлопушке праздничной.
— Ясно! В одну из десяти миллионов таких хлопушек упрятано оно было, и потому дозволь мне поздравить тебя с редчайшей до невозможности удачей! Теперь же у тебя есть право на шесть моих к тебе визитов, и на шесть исполнений шести твоих пожеланий на каждый визит. Ну, а потом кольцо опять скроется. Дар щедрый, весьма щедрый, согласись-ка со мной ты!
— Так это значит, я получать буду от тебя всё-всё-всё, чего только ни пожелаю я? Прямо как в сказках? — Пегги, предвкушая уже встречу с невиданными чудесами и захватывающие приключения, запрыгала от радости — совсем не как взрослая, несмотря на взрослое своё одеяние. — Тогда хочу я… хочу, чтоб дерево — вот это дерево, всё-всё, — шоколадным стало!
И Великан тотчас сорвал с ветки указанного ему дерева плиточку сливочного шоколада — в неё обратился один из листков, — и вручил её Пегги, а Пегги заметила, как ствол и все ветки дерева быстро заливает светло-коричневая окраска.
— Вот и третье твоё по счёту желание исполнил я! — объявил ей Великан и облегчённо вздохнул. — К счастью, деяние такое без огрехов получилось у меня, хотя немало уже чего, даже самого простого успел я, признаюсь, и подзабыть за долгий, очень долгий последний срок праздности моей, бездеятельности полной. Вот даже платье это, в какое постарался я нарядить тебя: наверняка таких давным уж давно не носят. А у себя в доме ты, верно, поняла, что позабыл я совсем, каким приёмом получалось у меня когда-то исчезать во мгновение ока. Если ж и впредь так вот вкривь и вкось делаться всё станет у меня, боюсь, в полное, полнейшее отчаянье я впаду!
Огромная его слезища пала наземь у ног Пегги.
— О, нет-нет, не впадай ты никуда! И, пожалуйста, не пропадай ты сейчас никуда без меня отсюда! — воскликнула Пегги, ухватившись руками за Великанову лодыжку. — Ну, а платье это… няня моя, знаешь, так или иначе, рассердилась бы на меня — из-за любого не моего на мне платья. Зато здесь, в лесу дела-то у тебя, — Пегги сорвала с ветки ещё один листок-шоколадку и откусила кусочек, — на славу, скажу я, заладились! А чтоб припомнить ты сумел всё насчёт… исчезновашек твоих, — так ты же можешь прямо здесь попрактиковаться в них, если желаешь; времени ведь у нас хватает, да? Давай же, пробуй!
И Великан принялся пробовать и пробовать — исчезнуть, или, точнее сказать, обернуться невидимым. Ничего у него не получалось: каким был он, таким точь-в-точь и продолжала Пегги видеть его.
И вот наконец, после краткого отдыха и неимоверных затем наверняка стараний пропасть из видимости Великану почти удалось, — хотя очертания его тела кое-где на фоне деревьев едва-едва, но всё же различимы были, а один громадный его сапог целиком видимым остался: сиротливо стоял он на траве невдалеке от Пегги.
— Насмарку дело! — вскрикнул Великан, проявившись внезапно весь без остатка. — Ну, вот, видишь — опять же видишь ты меня! А ты знаешь что, потрать-ка на меня одно из своих желаний: пожелай, чтоб исчез я до полной невидимости. Может, пропав хотя б разок должным образом, как раз и сумею припомнить я все правильные приёмы дела такого. Да вот ещё что: когда желание загадывать будешь, проверни ты, крутни Кольцо на своём пальце; такое действие, знай отныне ты, увеличивает всякий раз волшебную мощь его.
Пегги сделала всё так, как Великан ей посоветовал, — с излишним даже, пожалуй, усердием покрутив Кольцо на своём пальце, и Великан, свёртываясь внутрь себя и стремительно уменьшаясь, на этот раз пропал из видимости совершенно — к величайшему её удовлетворению.
— Великолепно! — воскликнул она. — Вот видишь, задачка-то вся, выходит, пустячная совсем! А теперь объявись-ка ты опять и попробуй сделать всё самостоятельно!
Но Великан не объявился, да и ответа от него она не услышала.
Подул прохладный ветерок, над головой Пегги зашелестела шоколадная листва. Белочка высоко в ветвях сорвала один листик, затем другой, и швырнула их вниз, прямо Пегги на платье.
Трусихой Пегги не была, но оставшись теперь в лесу одна-одинёшенька, встревожилась она не на шутку; тем более что совершенно не ведомо ей было, в каких местах она сейчас находится, и в какую сторону надлежит ей из того леса выходить, чтобы воротиться к своему дому. Вскочив на ноги, принялась бегать она по лесу и громко кликать своего пропавшего спутника.
Долго она бегала, долго кричала, пока едва не сорвала голос, но наконец вспомнила она, что ей же можно просто загадать желание — да ещё и провернуть на пальце чудесное Кольцо своё. Тотчас поспешила она это сделать и:
— Ради всего святого — не раздави же ты меня! — услышала она внизу возле своей ноги чей-то слабенький скрипучий голосок.
Пегги глянула себе под ноги и увидела совсем крошечного — ростом не выше её мизинца — человечка, стоящего между опавшими листьями. Вынула осторожно она его двумя пальцами из листвы, поднесла поближе к глазам, — и только тогда смогла углядеть она на передней стороне его головки искажённые гневом черты лица её Великана.
— Боже мой! Да что ж такое с тобой приключилось-то?! — вскрикнула она.
— Что приключилось?! Да просто нелишне было б тебе поучиться надлежащим образом с Кольцом своим управляться — прежде чем со мной такие трюки провёртывать! — выпалил ей раздражённым весьма голоском крохотулька Великан. — Теперь же, будь добра, поставь-ка ты немедля меня на землю, сюда вот, на эту вот травинку, — вот, благодарю! Тебе б понравилось, если б кто-то пальцами держал тебя за пояс на высоченной высоте?! Теперь скажи мне, зачем провернула ты Кольцо не один только раз, а аж несколько?! Таким гадко головокружительным манером никогда, знай, исчезать не доводилось мне прежде, никогда! И как тебе рост мой теперешний?! Вот таким только и объявиться ведь смог я — после твоей помощи!
— Ну-у… а где ж тут моя-то вина! О том, как этим кольцом пользуются, знаешь ты, конечно, больше, чем я, а я сделала только то, что ты мне повелел!
— Я… я знаком, разумеется, с общими принципами пользования кольцом этим, однако во множество мелких деталей вникнуть ведь я не мог! Потому, думаю, придётся кое-чему учиться тебе и на собственном опыте.
— Какие умно-преумные слова говоришь ты мне! — заметила ему Пегги с почтительностью; однако, ей показалось, Великан нисколько не смягчился и не успокоился.
— Теперь же, когда расходовали мы пять уже желаний (промах наш один не в счёт), пожелай-ка ты воротиться к себе домой, в свою детскую! Не вижу я, чтобы так уж весело было тебе тут, а мне-то и подавно… О-ох, да и как же после такой переделки до своего дома-то добраться я сумею!
— О, но я ведь много ещё чего хотела бы поделать здесь! И во взрослую не наигралась я ещё, и шоколадок не наелась!
— Нет уж, времени на большее не остаётся уже у нас, — строго, совсем как няня, объявил ей Великан. — Поторопись — ну-ка говори сейчас же, что хочешь домой ты!
Пегги сочла за лучшее всё же подчиниться ему — и тотчас обнаружила себя в своей комнате. Длинное, подаренное ей Великаном платье исчезло; одетая в одну лишь свою нижнюю юбочку, стояла она возле шкафа с игрушками и упрятывала в него волшебное Кольцо.
— Ты, верно, замёрзла уже! — войдя в детскую, сказала ей няня. — Уж и не думала, что сыщу твоё это платьице старенькое; над комодными ящиками так долго настоялась согнувшись, что аж голова закружилась… и даже как будто бы сознание потеряла я там на несколько мгновений. Ну вот, оделась, и играй теперь вдоволь со своими куклами!
— И всё же огорчило меня, что был сегодня, в первый день так он строг со мной, да напоследок ещё и накричал на меня, — говорила Пегги своей черноликой и со спутанными волосами кукле. — А вот шоколадки меня порадовали; они — лучшее из всего, что получиться смогло у него сегодня!
— О чём это ты там бормочешь? — спросила её няня, задёргивая шторы. — Что, шоколадок захотелось тебе, да ещё на ночь? А ведь время-то детям всем в постелях уже быть!
— Хорошо, в постель — так в постель!
Пегги вскочила на ноги и, к немалому удивлению няни, принялась сама расстёгивать только что надетое на неё платье и снимать с волос ленту; откуда няня могла знать, что Пегги ужас как не терпелось, чтобы пришёл поскорей завтрашний день, когда опять сможет она вызвать к себе своего Великана.
«Завтра, я думаю, в наших с ним делах поболее толку будет, — размышляла Пегги, укладываясь с уютом в свою кроватку. — Не надо мне, конечно, сердиться на старину Великашу за то, что успел он кое-что и подзабыть. Да, а то платье старинное, которое подарил он мне: точь-в-точь похожее на него платье на прапрабабушке моей надето, на картине — той, что в холле висит! Быть может, и ей тоже в детстве своём с Великашей этим повезло свидеться? Подумать только, через столько-столько лет смог вспомнить он в точности, как оно скроено было и сшито — платье то! умница, мой старина Великаша!»
Она повернула голову лицом вверх и поглядела на потолок: золотистый весь от света пламени и с ломаными тенями прутьев каминной решётки на нём.
— И всё-таки хотелось бы мне, чтобы помягче он, подобрее ко мне был… — пробормотала она, уплывая в сон.
Также:
М. Хиллиард. «Пегги — автомобилистка»: http://proza.ru/2022/05/29/566
М. Хиллиард. «Путешествие на Низоты»: http://proza.ru/2022/04/24/1139