http://proza.ru/2022/06/09/78
Когда Маяковский вместе с моим смартфоном растаял в первомайском эфире Петровки, я обнаружила себя стоящей напротив огромного розового торта доходного дома Хомякова, ставшего благодаря съёмкам фильма «Служебный роман» символом советского госучреждения.
- Неужели и сцена на балконе, где Калугина-Фрейндлих изливает душу Анатолию Ефремовичу Новосельцеву, тоже разыгрывалась здесь? – И я с сомнением подняла глаза на замысловатое ограждение небольшого балкончика, завершавшего эркер второго этажа…
Но уже через секунду я и думать забыла о рязановском сюжете, потому что вдруг громко включилось моё внутреннее радио и голосом Юрия Визбора затянуло:
С моим Серёгой мы шагаем по Петровке,
По самой бровке, по самой бровке.
Жуём мороженое мы без остановки –
В тайге мороженого нам не подают…
И сразу с двух сторон древней улицы на меня обрушились многоэтажные цунами моей памяти. Я проходила здесь тысячу раз, но только два зимних вечера навсегда остались в видеотеке правого полушария. Сначала я думала, что после рождественской прогулки со своим Серёгой Саниным я никогда больше не смогу пройти по нечётной стороне Петровки, но уже через два года я беззаботно шагала в весёлой дружеской компании мимо Высоко-Петровского монастыря и обсуждала вместе со всеми, какой подарок к юбилею заслуживает наш общий начальник.
Мы, не сговариваясь, повернули в Столешники Дяди Гиляя и всей толпой завалились в "Художественный салон", где среди множества представленных полотен нас привлекла одна лишь картина: в красивую раму размером примерно 70 на 45 см был вписан вместе с веточкой, на которой он сидел, гигантский зяблик, смотревший на нас пристально и серьёзно и сразу всем напомнивший юмориста Хазанова в роли сверх правдивого попугая. Стоил этот «Зяблик» всего шестьдесят рублей, чем выгодно отличался от других шедевров, имевших трёхзначные ценники, и мы могли бы легко купить пернатого великана вместе со всеми его птичьими потрохами. Но тут кто-то заметил, что эта птичка с ярко-жёлтым брюшком сильно смахивает ещё и на юбиляра. Такое неожиданное сходство зяблика с импозантным шефом, вызвало просто бурю эмоций в нашем девичьем коллективе – так смеяться, как мы смеялись в тот февральский вечер, можно только в юности.
С тех пор заветное слово «зяблик» стало нашим паролем, стоило кому-то вспомнить о дивной австралийской жар-птице из Столешникова переулка, как все печали сразу улетучивались, а на лицах появлялись понимающие улыбки. Таким образом, этот живописный субъект не только затмил поход с Серёгой Саниным, но и на много лет стал формулой хорошего настроения.
Но, конечно, наш ГМ, за глаза – просто Жора, не остался без презента на свой пятидесятый день рождения. Тут же на углу Столешникова и Петровки в вечно бурлящем покупательской энергией магазине «Фарфор» был куплен роскошный чайный сервиз на двенадцать персон. Разумеется, тогда мы ни сном ни духом не подозревали даже, что этот угловой пятиэтажный доходный дом страхового общества «Якорь», он же дом Грачёвой – чуть ли не первый образец стиля модерн в Москве и что здесь в декабре 1902 года открылась архитектурная выставка, этому самому «Новому стилю» и посвящённая.
Боже мой, сколько разнообразных фарфоровых подарков приобрела я здесь для своих друзей и родственников в 80-х годах прошлого века!
А я по-прежнему стояла на перекрестке, где в 1930 году был установлен первый в Москве светофор, и любовалась характерным стилистическим наплывом на крыше лидера модерна - дом Грачёвой прекрасно виден отсюда. Из этой нирваны меня вырвала новая ретроспективная волна: теперь уже слева, сметая на лету и гигантского зяблика, и нас, бредущих к метро с двумя тяжеленными коробками, на меня обрушился другой вечер, почти ещё день, осенний, тёплый, задушевный…
Шла я как-то из ГУМа по Никольской улице в свою резную бело-голубую гуманитарную резиденцию, где у нас должно было состояться очередное занятие по архивному делу. Уже несколько веков синодальные пенаты в виде льва и единорога терпеливо дожидаются над входом учёных визитёров.
Столько лет прошло, а я отчётливо помню золотистые мыски моих модельных югославских туфель и такие же золотистые скрюченные сентябрьские листочки, невесть откуда прилетевшие в это каменное царство под ноги московских прохожих. В фирменном полиэтиленовом пакете я несла новую грампластинку, только что купленную на третьей линии Верхних торговых рядов. Эпохи и различные архитектурные наименования одних и тех же объектов всегда роились в моей голове, там же роились и подходящие случаю стихи.
Из состояния счастливого созерцания своих собственных туфель по методу аутотренинга, меня вывел оклик моей сокурсницы. Я оглянулась и на фоне башенок Исторического музея увидела курносое, приветливо улыбающееся лицо Наташи Д. Надо сказать, что эта столичная штучка отличалась чрезвычайно устойчивым антисоветским мироощущением, страстным желанием выйти замуж за иностранца и неприятной манерой с презрением высмеивать «кондовые» взгляды инакомыслящих. Так как 85-й год уже грянул, Наташка не таясь громила всё и вся. Неоднократно и я становилась объектом её сарказма, поэтому я посмотрела на неё с высоты своего роста, увеличенного югославскими каблуками, с некоторым неудовольствием. Но Наташа Д. находилась в каком-то приподнятом и очень миролюбивом настроении, которое ей никто бы не смог испортить в тот вечер. Возможно, на её горизонте забрезжил наконец-то столь желанный заморский жених.
Наташа засыпала меня кучей вопросов: откуда я иду, и где у нас будет архивный факультатив, но главное, что её интересовало – это содержимое моего музыкального пакета. Узнав, что в там находится пластинка, она тут же потребовала показать ей новинку.
- Тебе не понравится, - отрезала я, наученная предыдущим горьким опытом общения.
- Ну, почему, почему?! Ну, покажи, покажи, - канючила Наташа, пока мы поднималась по готической лестнице.
- Нет, не покажу! Даже не проси, испортишь всё удовольствие от покупки своими негативными оценками.
- Ну почему же не-га-тив-ны-ми… - Не отставала она. Тут я распахнула дверь в совершенно пустую аудиторию, а Наташка, воспользовавшись моментом, вырвала у меня пакет и быстро вытащила из него пластинку.
- Ух ты! – Выдохнула Наташка восхищённо. – Визбор!
- Неужели тебе тоже нравится?
- Это же Визбор!!! – И Наташа Д. округлила свои и без того большие глаза и картинно возвела их к старинному потолку, показывая этим, какая это, по её мнению, высота.
Поскольку основной процесс обучения у нас проходил на улице Забелина в Старых Садах, то сюда, на «25 Октября», народ всегда прилично опаздывал, ссылаясь на транспортные тяготы.
Пришедший минут через десять Саша Гончаров с изумлением нашёл нас с Наташкой, сидящими на галёрке и со слезами на глазах поющими визборовские строки:
Два дня искали мы в тайге капот и крылья,
Два дня искали мы Серёгу.
А он чуть-чуть не долетел, совсем немного,
Не дотянул он до посадочных огней…
Трагический финальный припев этой песни Юрия Визбора мы уже заканчивали втроём:
То взлёт, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и писем не жди.
Идёт молчаливо в распадок рассвет,
Уходишь – счастливо, приходишь – привет!
Когда, очнувшись, я взглянула на своих однокурсников, то была очень удивлена, что и у Натальи, и у Александра глаза были совершенно одного редкого цвета – зелёного. Такие же глаза были и у моего Серёги Санина…
Подругами с Наташей Д. мы не стали, к тому же это был уже последний курс, но я никогда не вспоминаю об этой своенравной девочке с негативом.
Продолжение следует...